Загадки Сфинкса

– Я хотел поговорить с Ольгой, но ее телефон не отвечает.

– Ну, это уж ваши заботы, – жестко усмехнулся следователь. – С нами она связалась, и у нас к ней пока вопросов больше нет. Она дала свои показания и уехала. Вероятно, девушка не желает вас знать. Уверен, у нее есть на это причины. Всего доброго.

Измайлов весьма нелюбезно положил трубку.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Инкс, он вновь набрал служебный номер следователя.

– Ну, что вам еще нужно? – с раздражением проговорил Анатолий Петрович.

– Всего один вопрос! – воскликнул взволнованный Инкс. – Вы уверены, что к вам приходила именно Ольга Дмитриевна Проклова?

Измайлов рассмеялся.

– Ну, вы, вероятно, считаете, что у нас тут проходной двор! Кто хочет, тот и приходит, как хочет, так и называется. В нашей организации контроль почище, чем в ваших элитных шарашках. Могу вас заверить, что сегодня, в 11 часов утра, со мной разговаривала именно Ольга Дмитриевна Проклова, дочь вашего убиенного приятеля. Надеюсь, теперь вы угомонитесь? И не отрывайте больше нас от работы, всего вам доброго.

– Спасибо, – проговорил растерянно Инкс, убирая телефон, из которого уже доносились неприятные короткие гудки.

– Ольга, Олечка, где ты? – прошептал Степан Федорович. – Почему ты меня избегаешь?

И вдруг его телефон, который он только что положил на стол, зазвенел нежным голосом Сольвейг. Эту мелодию Степан Федорович специально установил для звонка Ольги. Инкс дрожащей рукой взял телефон.

– Олечка, здравствуй, – с трепетом и нежностью, которого никак нельзя было ожидать от этого ироничного ума, проговорил Степан Федорович.

– Степан, это я, – донесся голос Ольги. – Я сейчас улаживаю дела отца, как только все закончу, я сообщу, и мы встретимся.

– Но, Олечка, – начал Инкс.

– Ни о чем не волнуйся и не ищи меня, – не дала ему продолжить фразу Ольга, – мне придется уехать очень далеко. Все будет хорошо. Я тебя люблю. До встречи.

– Ольга! – воскликнул Инкс, но связь уже оборвалась.

– Как это не похоже на Ольгу, – пробормотал Степан Федорович. – Что-то здесь не так. Но, слава Богу, Олечка жива. Но почему она мне не доверяет? Мы же с ней, как единое целое. Не понимаю.

Он вновь позвонил Измайлову.

– Опять вы? – вскричал взбешенный следователь. – Примите, в конце концов, аспирин и ложитесь в постель. Или я сам пришлю вам врача.

– Мне только что звонила Ольга, – проговорил Инкс.

– С чем я вас и поздравляю. Ваши семейные проблемы улаживаются.

– Я хочу передать вам запись нашего разговора, – не обращая внимания на выпады Измайлова, продолжил Инкс.

– И что в вашей беседе такого интересного? – сбавил обороты следователь.

– Все, – коротко ответил Степан Федорович. – Я сейчас перешлю ее вам. Умоляю, постарайтесь определить, откуда был сделан звонок, принадлежит ли действительно голос Ольге Прокловой. В общем, не мне вас учить. Извлеките максимум информации из этой записи. Если нужны расходы, обращайтесь ко мне. Речь идет о моем друге и человеке, который был для меня беспредельно дорог!

Взволнованная пылкая речь немного тронула суровое сердце российского следователя. Его голос чуть подобрел.

– Уважаемый, Степан Федорович, – проговорил назидательно Измайлов. – Здесь милиция, а не частное агентство. Мы будем работать с этим делом в установленном порядке, но никаких особых поблажек вам, при всем нашем уважении, мы не можем оказывать. У нас полно и другой работы, кроме убийства Проклова. С вами будут поддерживать связь, так как вы являетесь одним из главных свидетелей, и, если возникнут вопросы, или у вас появится информация, я, или кто-то из моих людей, встретимся с вами. Благодарю за сотрудничество и внимание. До скорой встречи.

Измайлов повесил трубку. Инкс размышлял, сосредоточенно глядя на лаковую поверхность резного стола.

– Я должен, – тихо проговорил он. – Во имя памяти Димы.

ГЛАВА 8

НА БАЛУ

Инкс неторопливо и тщательно, как он всегда делал, оделся и причесался. Безукоризненный вечерний костюм, лаковые туфли, строгий галстук – на любых, самых светских утонченных мероприятиях, которые Инкс выборочно посещал, Степан Федорович был самым элегантным и представительным мужчиной. Дамы приходили в восторг, мужчины завидовали. Инкс, хоть внешне и оставался холодным, в душе отчаянно смущался и про себя краснел.

Оставив Арнольда Карловича дома, Инкс сам сел за руль автомобиля и поехал в город. Музей изящных искусств встретил своих гостей чопорным величием и несколько надуманной, театральной торжественностью. Современная элита, вступая в это старинное обиталище знати, чувствовала себя неуверенно. Гостей провожали в просторный зал, где уже все было приготовлено для фуршета. В уголке играл оркестр «живой музыки». Директор музея, Максим Брониславович Перовский, лично встречающий гостей, подошел к Инксу.

– Как хорошо, что вы приехали, – сказал он. – Мы уже знаем, что произошло. Это непоправимая утрата для российского искусства. Дмитрий Александрович был выдающимся коллекционером, интеллектуалом, щедрым меценатом, большим другом нашего музея.

– Поэтому, ради памяти Димы, я и пришел сюда, – сказал Инкс. – Я хотел бы, чтобы сегодняшняя наша встреча была посвящена Дмитрию Александровичу Проклову.

– Конечно, только так и будет! – воскликнул Перовский. – Дмитрий Александрович был вторым по значимости человеком после вас в нашем клубе. Мы просто не могли замолчать такую трагедию. Вы обратили внимание, какую музыку играет наш оркестр?

– Моцарт, «Реквием», – кивнул Инкс.

– Да, Моцарт. Мы решили не устраивать сегодня никаких танцев. А все разговоры должны вестись только о Дмитрии Александровиче. Пусть каждый скажет и вспомнит о нем что-нибудь хорошее. Тем более что плохого про него просто невозможно сказать. Дмитрий Проклов был светлым, добрым, очень приятным человеком. Даже трудно допустить мысль, что у него были враги.

– И все же враги были, – вздохнул Инкс.

Перовский хотел еще что-то сказать Степану Федоровичу, но в этот момент пришел новый гость, и директор, извинившись, удалился встречать очередного прибывшего.

Нынешний бал, ставший в этот раз траурным поминовением, шел своим чередом. Играла печальная музыка, гости тихо переговаривались между собой. Инкс старался держаться в стороне, говорить ему не хотелось. Ища уединения, он отступил к самому дальнему углу, который был слабее других освещен. Здесь стояла статуя греческой девушки, а рядом, на тяжелом широком постаменте, лежала мраморная фигура молодого человека. Взгляд неизвестной гречанки, изваянной неизвестным скульптором, был тих и задумчив. Вероятно, эта скульптура когда-то увенчивала чье-то надгробие, и, вполне возможно, изображала саму безвременно усопшую, юность, похищенную в расцвете своей весны. Статуя юноши была известна, она называлась «Авель», и изображала человека, ставшего первой жертвой смерти. Авель – сын Адама и Евы, жестоко убитый своим завистливым братом. Эпохи, культуры и верования отделяли греческую девушку и еврейского юношу, но сейчас они были вместе, словно связь времен и связь чувств. Скорбящая эллинка оплакивала умирающего иудея. Инкс уже не раз бывал в этом зале и видел гречанку и Авеля, но никогда не обращал внимания на то, как расположены эти скульптуры. Печаль, исходящая от этих статуй, словно ножом резанула по сердцу Степана Федоровича, он приблизился к ним. Воспаленный мозг выделывал странные трюки с сознанием Инкса. Степану Федоровичу показалась, что статуя эллинки очень похожа на Ольгу Проклову. Инкс поднял голову, всматриваясь в каменные черты, но сомнений быть не могло: тысячелетняя гречанка была точная копия Ольги Дмитриевны Прокловой. У Степана Федоровича от этого открытия закружилась голова, он пошатнулся.

– Ольга, Олечка! – позвал он, протягивая руку, и невольно, нарушая правила, коснулся музейного экспоната.

Статуя покачнулась, Инкс сразу же пришел в себя, он обернулся, стряхивая наваждение, и посмотрел, не видит ли кто, как он, сам хранитель древностей, совершает непростительное святотатство. Но Степан Федорович был один, гости прогуливались по музею, а все находящиеся в этом зале, были скрыты от Инкса группой других скульптур. Инкс вновь коснулся статуи, желая ее поправить, но теперь он ощутил, что материал изваяния как-то непривычен. «Гипсовая копия», – с облегчением подумал он. Инкс провел по одеянию скульптуры, чтобы выровнять ее положение, и замер от неожиданности: вместо гипса или камня, под его ладонью была покрашенная заскорузлая ткань. Инкс замер. Это было невиданное новшество, даже гипсовые копии не одевали в «настоящую» одежду. Да и само изваяние выглядело слишком естественно. Инкс, забыв про осторожность, дотронулся до скульптуры. Она покачнулась и съехала со своего постамента, повиснув на прибитой руке.

– Что это? – прошептал Степан Федорович, побледнев. – Это безумие!

Забыв про осторожность, он взял статую и ощутил странный холод, исходивший от нее. Инксу казалось все происходящее метаморфозами его расстроенного разума. Он держал в руках Ольгу Проклову, мертвую Олечку, свою возлюбленную, ставшую жертвой чудовищного, не укладывающегося в голове, изощренного преступления. Степан Федорович не мог удержать крик. Перед глазами у него все бешено завертелось, и он потерял сознание.

ГЛАВА 9

АВЕЛЬ

Очнулся он почти сразу же. Над ним стояли напуганные гости, на лицах которых запечатлелись страх и любопытство. Растерянный Перовский пытался развязать ему галстук, чтобы облегчить дыхание.

– Она мертвая, – прошептал Инкс, указав глазами на лежавшую у постамента статую.

– Вы не пострадали? – спросил перепуганный Перовский, заботливо ощупывая Степана Федоровича. – Ничего не болит?

Инкс, пораженный своим открытием, не сводил взгляда с распластавшейся статуи.