Маленькое. В трех днях

– Красный свет вообще-то. – слегка заторможенно отозвался он, не отрывая взгляда от любопытного явления. Обычно уж если Среднее и правда настолько себя не контролирует, то и рябит его всего, полностью.

Шашечник проследил его взгляд, обругался в сердцах и неуклюже полез в карман брюк. Выудив оттуда кожаную перчатку, он стал ждать момента, когда рука станет поменьше размером – в большинстве своих вариаций она в перчатку не вмещалась. Глаза его быстро устали следить за мельканием цветов собственной кожи; он перевел взгляд на зеркало заднего вида, воскликнул еще громче и, позабыв о своей проблеме, спешно стал крутить руль. Обернувшись, Марс хмыкнул: по служебной правой полосе прямо к ним катился узнаваемый стальной ВАЗ автоинспекции.

Пересечение сплошной, грязные номера, «шашки». Плохой день у человека.

И все-таки…

Марс не успел закончить мысль: подавшись назад, злосчастный лихач основательно впечатался крылом ему в заднюю дверь.

– Дурак, что ли? – почти без возмущения спросил в пространство распорядитель.

– Ааа, мать. – как-то безнадежно откликнулся в открытое окно шашечник.

Предчувствуя верную добычу, остановился в своем ряду стальной ВАЗ.

В следующую минуту обидчик Марса, вздохнув, преобразился полностью, и тот не без удивления узнал Влану.

– Я надеялся, что ты все-таки адекват. – заметил он.

– Ну извини. – не без иронии отозвалось Влана.

– Добрый день, господа! – бодро поприветствовал их инспектор.

– Гадыыы… – вздохнул кто-то из водителей, застрявших на заблокированных полутора полосах.

VII

Меньше всего на свете Рукка ожидала, что брат просто возьмет и приедет прямо посреди рабочего дня. К железному соблюдению им своих должностных обязанностей она привыкла. Поэтому, когда та-Раида в четвертый раз заглянула в палату с вопросом: «Не заходил еще?», она просто отвернулась (поврежденная шея отозвалась оватненной кодеином болью, а корсет-воротник помешал устроиться удобнее) и не дала себе труда ответить вслух. От «Тарара» до больницы можно было добраться за час по пробкам и за полчаса – по чистой дороге. С момента вызова Марса прошло два сорок. До конца рабочего дня оставалось три часа двадцать минут (если нет ночного банкета), значит, раньше ночи ждать было бессмысленно, а раньше утра – неразумно.

Поэтому, когда дверь в очередной раз отворилась, но вместо медсестер вошел собственной персоной распорядитель вечеров, ей стоило большого труда не списать это на воздействие обезболивающих.

Марс уже зашел было, но вдруг в коридоре снова послышалась чья-то легкая песенка. Когда дверь была закрыта, услышать голос было невозможно, но Рукка нередко улавливала его в те секунды, когда к ней заходили или от нее выходили сестры. Возможно, там стоял радиоприемник, а может, выпускали погулять какого-нибудь мирного пациента – ей никогда не было по-настоящему интересно.

Марс же словно пережил в эту секунду какой-то катарсис.

– Хей. – стремясь в порыве ревности отвлечь его, поздоровалась Рукка.

Брат незамедлительно прошел в палату. Дверь осталась приоткрытой. Голос стал почти неразличим, но все же слышен.

– Странно так. – сказал Марс, не отвечая на собственно приветствие. – Слышал такое когда-нибудь? Полупрозрачно так, желтовато поет. Похоже на… Венок из ромашек. На зеленое поле и на короткое красное платьице.

Рукка про себя навскидку сложила желтую краску с зеленой, получившийся оливковый размешала с красным и парой воображаемых кликов мышью установила прозрачность на сорок процентов.

– Я бы сказал, что у тебя золотая ассоциация, – заметила она. – но не могу. Это цвет детской неожиданности.

Марс не улыбнулся. Он редко смеялся, если не брать в расчет эмоции «для клиентов». Рукка только теперь заметила, что он выглядит не как только что из ресторана: расстегнутые манжеты неаккуратно торчали из-под рукавов пиджака, прическа лежала как-то неправильно, словно ее давно не поправляли, а взгляд был уставший, как у человека, который провел в умственном дискомфорте немало времени.

– Проблемы на работе?

Он опустился на единственный в комнате стул.

– Да нет. Просто кретин один в машину въехал. Все хорошо. – он не дал Рукке задать вопрос. – Он все оплатит, к тому же доехал со мной до сервиса, а потом подкинул сюда. Кретин попался честный. Лучше рассказывай, зачем покалечился? Твой врач намекает на селфхарм.

Покачав головой, она нахмурилась, пытаясь сложить из сегодняшних событий цельную цепочку; мысленно прокрутила ее, чтобы не потерять никаких звеньев в процессе объяснения, тут же предположила вероятную недоуменную реакцию брата, прикинула, как будет доказывать ему, что не обманывает… И поняла, что не хочет произносить ничего из этого вслух. Ни врать, ни говорить правду.

Ничего.

– Не хочу. – озвучила она вслух и сама почувствовала свою знаменитую непреклонную точку в конце.

Марс смотрел на нее и молчал, ожидая продолжения.

– Ну правда, не хочу. – как она ненавидела это идиотское ощущение, это осознание себя психом, который не отвечает за свои слова. Не убитый еще Руккас внутри знал только один способ с этим справиться: перевести разговор в другое русло.

– Слушай. – быстро начал он, перехватывая инициативу от Рукки. – Хрен с ним, с хармом, это просто слишком тупая история, чтобы рассказывать ее без бутылки. Лучше вот что…

– Нет, не хрен, меня сюда вызвали из-за этого!

– Заткнись. Мне нужна твоя помощь, я задолбался с этими сиськами – спать неудобно, а они еще и обвисают, кажется. Так вот. Я нашел препарат, который на какое-то время должен вернуть Взрослому прежние способности. В дипнете его называют «качелями».

Марс поджал губы. В лицо брату он не смотрел – мысли его были заняты исключительно обработкой информации и выбором стратегии поведения. Наблюдая, как его оранжевые глаза стекленеют, бессмысленно блуждая по стене, а спустя считанные секунды в один миг оживают вновь, Руккас постепенно успокаивался: брат заинтересован – дело почти сделано.