Маленькое. В трех днях

Бессильно проглотив потрясение, он вынужденно опустился обратно.

Итак, попытка все исправить номер двенадцать обломалась с треском. Описание эффекта «качелей» на сайте выглядело так, словно именно это ему и нужно, однако продавец оказался мошенником. Можно было бы натравить на него полицейских – все равно пациенту психушки терять нечего, – но альтернативных источников непопулярного наркотика нет. Почему он, интересно, непопулярный? Он вообще существует? Там было море отзывов, и все разные – по стилю, содержанию, оценке. В том числе и отрицательные: на кого-то не действовало, на кого-то действовало слишком слабо; кто-то, раз пережив эффект, зарекался когда-либо заигрывать с природой снова. Как же надо было постараться, чтобы подделать все это.

С другой стороны, речь шла о талантливом человеке с фантазией. О человеке, который притащил незаконное вещество не куда-нибудь, а прямо в больницу, взял за него деньги и ушел непойманным.

Но, может быть, он знает хотя бы, где взять «качели» на самом деле. Других вариантов все равно больше нет. Нужно именно это лекарство. Если есть хотя бы крохотный шанс…

На подоконнике зажужжал-затрясся телефон. Рефлекторно вздрогнув, Руккас попытался дотянуться до него с кровати, но было слишком далеко и высоко. Он потянулся сильнее, уперся пальцами – ладонь уже не доставала – о металлическую защитную пластину холодного радиатора, потянулся вдоль нее вверх. Телефон же тем временем, отчаянно вибрируя, сдвинулся на самый край подоконника, помедлил там мгновение и, наконец, сверзился вниз. Болезненно ударив всей своей тяжестью по пальцам хозяина, он отскочил в сторону, стукнулся об пол и развалился.

Негибкое тело Руккаса, и без того перегруженное акробатическим номером, капитулировало, и он молча рухнул с кровати на пол.

Унизительно!

Полежав еще несколько секунд на прохладном пыльном линолеуме (еще туманило разум недавними приступами), он неловко повел плечами, привычно надеясь, что болезненно потянутые мышцы сами собой восстановятся, позвоночные диски со щелчком встанут на свое место, он снимет с кровати – не упавшие – задранные ноги, встанет и все исправит.

Но что-то в шее неприятно хрустнуло и застыло, лицо болело от удара об пол, а правая рука неестественно подвернулась, и ею никак нельзя было шевельнуть.

«Да ты переломался! – оскорбленно высказала самой себе Рукка. – Переломался, упав с кровати!»

Наверное, не стоило несколько месяцев до Определения лежать бревном на диване в квартире, днем поглощая сериалы, а ночью сходя с ума в муках выбора. И тем более не стоило неделями валяться без движения здесь – уже после.

Делать нечего. Неаккуратно потянувшись левой рукой к прикроватному столику, она с большим трудом дотянулась до деревянного корпуса, с шипением придвинулась ближе, помогая себе плечами и носом, сумела дотянуться до кнопки вызова медперсонала и из последних сил нажала ее.

Та-Раида, не доверяя медсестрам, вернулась так быстро, словно и не отходила от двери.

VI

Марс никогда не считал телефонные гудки. Ожидая ответа на свой звонок, он пускал в оборот бесценные секунды, потерянные в других ситуациях по растерянности или неприятной ошибке: читал документы на подпись, вникал в конфликты персонала и гостей, решал вопросы, отвечал задачи. Тем не менее, в его мобильном были слишком громкие хрипящие динамики; от их звука порой невольно вздрагивали окружающие и оборачивались прохожие. Так телефон вскрывал и вспарывал изнутри его расставленный в своей летучей логике мир плавной эстетики, оставляя ему хоть какой-то контакт с реальностью.

И не было ничего удивительного в том, что, задержавшись рядом с ним в коридоре, Айзе спросило:

– У твоего брата сменился оператор?

– Откуда вывод? – без особого интереса отреагировал Марс, пытаясь удержать одной рукой, свободной от трубки, приоткрытую дверь на кухню для официанта с двумя подносами.

– Всегда до автосброса было двенадцать гудков, а сейчас девять.

Оценив взглядом затруднения распорядителя, оно жестом велело официанту подождать секундочку, подобрало с пола специально на такой случай запасенный брусок и подложило его под дверь. Марс не без облегчения опустил руку.

– Никогда не обращал внимания. – ответил он. – Но номер тот же, и Руккас не предупреждал об изменениях, так что, думаю, просто какой-то сбой.

Айзе пожало плечами и продолжило свой путь.

Провожая его взглядом, Марс запоздало подумал, что его Первый Голос ни за что не стал бы облегчать ему положение, даже когда это не стоит никаких усилий. Что Айзе в весьма прохладных отношениях с Руккасом и не назвало бы его в мужском роде, зная о произошедшем. А еще – что у него сейчас вообще-то выступление в зале, и это прекрасно слышно отсюда; голоса друг друга шкодливые певцы подделывать не умели.

С другой стороны, до сей поры во всем «Тараре» только Айзе имело привычку постоянно слышать, видеть, подсчитывать и находить закономерности.

– Я же просил не мимикрировать, Холле! – почти наугад возмутился Марс и был вознагражден смехом Второго Голоса. – И не опаздывать, кстати, тоже…

«Господи, я же в них двоих не всегда могу разобраться! – с ужасом подумал он про себя. – Как справиться еще и с третьим?»

Он так помрачнел, что повара, мельком взглянув на него через дверной проем, засуетились раза в полтора быстрее. Необходимость в Третьем Голосе повисла над ним неожиданно и тем более неприятно, что расставание с предыдущим прошло не гладко.

И еще даже не совсем прошло.

Цинна, правда, отказалось дорабатывать положенный срок, как отказалось и объяснить, зачем принимать вещества на работе перед сменой. Оно уверяло, что не помнит абсолютно ничего за последние несколько суток, и Марс не мог до конца решить для себя, верить ему или нет. Чувствуя его недоверие, Цинна закатило истерику. Раздраженный распорядитель предложил бланк заявления. Спустя несколько болезненных для обоих минут оно было подписано.

Теперь оставалась самая малость – найти неизвестно где замену. Марс не впервые за последние часы представил себе утомительный и, возможно, бессмысленный кастинг, где каждый второй будет неумело пытаться отредактировать свои голосовые связки так и эдак, пытаясь впечатлить его, и мало кому хватит мозгов догадаться, что свой голос слышится совсем не так же, как его воспринимают окружающие. Почему не очевидна столь простая мысль – чтобы по-настоящему исправить тонкие настройки собственного звука, нужна аппаратура, слух, терпение и очень много сил? Природные же данные, к тому же хорошо обученные, на кастинги по кабакам заглядывают редко.

Это будет длинный день.

Который, между прочим, нужно еще и назначить.

А пока накинуть по пол-смены сверху Айзе и Холле в назидание.

Кому – в назидание? Выкраивать бюджет на сверхурочные все равно ведь ему же…

Неслышно вздохнув, Марс нащупал в кармане пиджака ключ от своего кабинета и двинулся в сторону лестницы.

В руках с ужасающей фальшью захрипел «Starlight» -ом телефон.

– Да, Руккас. – не глядя, ответил распорядитель. Других контактов с этой музыкой у него не было.

– Добрый вечер, та-Марс, – он напрягся, услышав незнакомый голос. – Это лечащий врач Рукки. Ваша сестра сегодня получила несколько травм по неосторожности…

– Травм?

Обычно, чего бы ни касалось личное дело, Марс знал о своей ответственности. Вечер был в разгаре, в VIP-зале гуляли свадьбу, а в общем начинался аншлаг. И все же… Мало думая о сути поступка, он собрался, предупредил надежных людей на кухне, смской оставил Айзе за старшее в гримерке и отправился в путь.

Белый KIA Quoris вез исправно, ровно, и никак не реагировал на неспокойствие хозяина. Иногда люди рассказывали Марсу, что их машины могут улыбаться, когда водители счастливы, и чихать мотором раз в квартал, когда все идет наперекосяк; по молодости распорядитель отвечал, что это очень эгоистичные машины, которые умеют только разделять чужие эмоции – нет чтобы утешить, обязательно надо делать еще хуже своим чиханием!

Так или иначе, двухлетний Кворис такими подставами не промышлял. Впрочем, он и не улыбался – либо Марс просто не представлял, как должна выглядеть автомобильная улыбка. Или улыбка светофора. Или, особенно, улыбка здания больницы с психиатрическим отделением. И надеялся, что никогда ничего из этого не узнает.

Чтобы отвлечься, он принялся искать улыбки везде, где только мог зацепиться взглядом. Находить не получалось – получалось только популярно объяснять себе, почему никакой улыбки тут быть не может. Значок метро парит над улицей, меняя цвет с зеленого на красный, а с красного на синий. Отчего ему улыбаться? От бесконечного потока проезжающих мимо машин, в которых сидят люди, пренебрегшие услугами метрополитена? А чем обрадовать рекламный борд? На самом видном месте в нем ошибка дизайнерская, а прямо под ней – орфографическая, и вторую слишком сложно заметить, потому что все внимание уводится к первой, как к петрушке в зубах.

Марс увлекся. Бытие конечно и полно багов. Радость – удел умом скорбных. Как бы человечество ни старалось эволюционировать с полным психологическим комфортом, природе всегда есть обо что его обломать, как вот того велосипедиста, что попытался только что проскользнуть меж двумя рядами к светофору.

Об недостаточную интеллектуальную развитость, ограничивающую способности, зачастую.

Обо что обломалось Рукко, когда потеряло право на собственный выбор? Что могло пойти не так, если человек за полгода до Определения оповестил всех знакомых о том, в каком роде к нему следует обращаться, тщательно выбрал форму тела – вплоть до структуры волос на лобке, чтобы член красиво смотрелся, – и даже дату окончательного перехода в эту форму назначил сам? Говорит – переклинило. Просто зажался в процессе от шока – и вот…

От мысли, что подобное могло случиться с кем угодно, у Марса нервно дернулись уголки рта. Его собственное Определение было спонтаннее, он вообще не готовился к нему специально: просто задумался однажды в опере, в голове помутилось слегка от запаха театральной пыли и звуков музыки, и принятая им для культурного вечера форма ороговела навсегда. Но, по крайней мере, эта форма выражала его в момент наилучшего самоощущения. Было бы это так же безболезненно, сфальшивь случайно в ту секунду оперная дива?

Шашечник слева, сбавь скорость, Марс.

Подрезав Кворис так, что столкновения удалось избежать только резким вилянием в сторону, придурок на желтой бэхе третьей серии молнией промчался мимо и взвизгнул тормозами, едва не сбив мелькнувшего прямо перед его носом байкера. Рыкнув мотором, байкер прибавил газу и свернул на перекрестке, шашечник же, захлебываясь гудком, остановился поперек полосы и, кажется, патетически схватился за волосы. Марс аккуратно обогнул его помятый зад и остановился примерно так, чтобы передние стекла машин оказались на одном уровне.

– Чего надо, Джеймс Бонд? – раздраженно гаркнул на него шашечник. В его машине странно играли тени, и Марсу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что его левая рука, лежащая на руле, действительно меняет формы со страшной скоростью. Только она одна.