Сердца Крепости

Император оказался прав. Творская крепость – большая и древняя, давила своим сердцем, которое, казалось, готово было пробить грудную клетку, немилосердно стучало и билось в оковах рёбер.

Но нельзя было не признать, что с появлением духа крепость преобразилась. Стала будто светлее, aеrienne[16 - Aеrienne – воздушнее (фр.)], как сказала бы сестра Лена.

Из головы всё не шла графиня с бала – настолько умной собеседницы он ещё не встречал. Володковский гнал от себя мысли о ней, загрузил себя работой – но всё равно, девушка нет-нет, да и всплывала в памяти.

А как она танцевала! Легко, будто пёрышко кружила по зале, безукоризненно и грациозно выписывая все па.

И так эта эфемерность легкомысленной феи не вязалась с её взрослыми выводами, с тем запасом слов, лексиконом, умением рассуждать…

Александру трудно было признать, но он всё больше склонялся к мысли, что влюбился. Вот так просто – с первого взгляда, с пары слов – она заняла его голову, заставила думать о себе.

Он не мог забыть, насколько хрупкой и маленькой была её ладонь в его руке – будто игрушечная – страшно взять, вдруг сломаешь неосторожным движением!

Поняв, что так просто юная графиня не покинет его мысли, он начал планомерно просматривать родословные графских родов страны.

Алябьевы…

Был Степан Алябьев – но он не подходил, так как погиб полвека назад в Ост-Вирской кампании.

Алтуфьевы, Арсеньевы…

Алябин? Нет, не то…

Шелестели страницы, он до боли вглядывался в выцветшие чернильные буковки. Желтые листы едва не рассыпались от старости, мать качала головой – он разрывался между крепостью и архивами, стремясь найти Ксению.

Алябьев Василий…

Уже ближе – что про него написано?

Все дворяне были обязаны подавать записки о рождении детей в архив – чтобы все родословные были указаны в точности.

Однако нужно сообщить императору, что последние лет сорок в архиве явно творится невесть что!

Так и не найдёшь никаких родных-близких, всё запутано. Chaos, dеsordre[17 - Chaos, dеsordre – хаос, беспорядок (фр.)]!

Александр мог собой гордиться – он нашёл свою пропажу. Красавица-графиня, Ксения Алябьева, была дочкой графа Василия Алябьева и Луизы Алябьевой – в девичестве де Карраско.

Итак, род найден, остаётся надеяться, что Ксения – именно та самая Ксения Алябьева.

Где же она может находиться?

Пришлось напрячься ещё – поспрашивать людей, что они знают об этой девушке.

В крепости жил один старый солдат – Никола Рябой. Сражатель многих кампаний, почти ослепший от дыма и гари, он кашлял и хромал, казалось, на обе ноги и пользовался небывалым авторитетом в гарнизоне.

Александр сам многому научился у старика, и теперь, в надежде узнать хоть что-то, спросил у него про графа Алябьева с дочкой.

Как оказалось, не зря. Никола сам лично Алябьева не знал, да вот говорили солдаты, что в Северской кампании он вывел из-под обстрела своих солдат, так ещё и бил неприятеля весьма успешно.

А вот уже во время последнего похода, лет семь назад, столкнулся он с Антипом Меженским. Человеком добрым, дворянином честным – но бедным до крайности. И вот уже этот Антип рассказал про то, что ждут его друг старинный с дочкой в гости. Друг – граф настоящий, Алябьев Василий, а дочка – то ли Ксения, то ли Оксана, то ли вовсе Аксинья. Кто ж разберёт теперь – столько лет прошло.

– А где ждали-то его? Не сказал он тебе, Никола Власьевич, куда направляется?

– А черт знает его! Ранили его тогда, может, вовсе чушь какую нёс. Одно твердил – на север, на север. Сердце крепости, слышишь! Вы поглядите, какие у нас на севере крепости есть, Ваш Сиятельство.

– Спасибо, дедушка, спасибо! Век не забуду!

Круг поиска значительно сузился. На севере было несколько крепостей, и всего у трёх было сердце – Маретинской, Литской да Остожской.

Ну что ж, беглянка-Ксения, скоро свидимся!

В том, что он найдёт её, Александр не сомневался ни минуты. Найдёт, да зашлёт сватов!

А что? Идея-то неплохая…

Очень даже неплохая идея!

Глава 9

Проснулся Александр от громкого лая крепостных собак.

Рано – часа четыре утра. И кому потребовалось в гости приехать в столь необычное время?

Во дворе заржала лошадь, послышались голоса.

Александр выглянул в окно, широко распахнутое по случаю жары. Посыльный отца спешивался, передавая поводья конюхам. По брусчатке нетерпеливо стучали копыта разгоряченного скачкой жеребца.

Володковский быстро оделся и поспешил вниз.

– Александр Викторович, Вам батюшка просил письмо передать и без промедления выдвинуться! – Подскочил к нему запыхавшийся гонец. Совсем мальчишка, лет тринадцати – уставший и чумазый, наверняка, гнал лошадь без отдыха… Рыжие волосы спутались, из-под лохматой чёлки сверкали глазищи.

– Давай письмо, да отдохни. Голодный?

– Да… То есть, никак нет, Ваше сиятельство!

– Беги на кухню, тебе молока нальют, да пирог дадут.

Мальчишка радостно улыбнулся, поклонился и ускакал – точно, голодный.

Отец писал о нерадостных новостях:

«Восстание… Доверено важное поручение… Разобраться… Подавить выступление…

Немедленно…

Надеемся на быстрый успех… Назначить управляющего, оставить доверенных лиц…»

В одном из северных регионов вспыхнул бунт. Поэтому Александр с полком направлялся в Маретинскую крепость – очаг восстания.