Роман Брянский

– Не знаю, батюшка! – смутился Илья. – Я там не был. Откуда же мне знать, сколько там было поганых?

– Однако же сомнительно, – пробормотал воевода, глядя с недоверием на купца. – У вас тут все шито-крыто! Неужели заранее подготовились к обыску?

– Что ты, могучий воевода! – испугался купец. – Да как бы я осмелился? Господи, помилуй меня!

– Вот, видишь, купчина, сколько мы растратили на тебя времени и вынуждены терпеть пустую болтовню…Однако за такие тяжелые труды и неблагодарный сыск мы ничего не имеем! А тут еще разные болезни! – Ратибор схватился за поясницу и застонал. – Ох, Господи, кара небесная!

В это время вошла Василиса и, приблизившись к воеводе, поясно ему поклонились.

– Прошу к столу, великий воевода! – с приветливой улыбкой обратилась она к Ратибору. – Заждались наши скромные хлеб-соль тебя и твоих отважных воителей!

– Ух, и хороша же твоя жена, купчина! – воскликнул в волнении, глядя на купчиху, воевода. – Да за такую, если знаешь, можно в огонь и воду пойти! Значит, из избы горевшей выбралась, голубушка? Да спаслась от поганых татар? Как же они не забрали с собой такую красавицу? Или попробовала татарских мужичков? Говорят, что они не цацкаются с нашими бабами! – И воевода с хрипом захохотал.

Василиса густо покраснела. Оцепенел от гнева и купец, потеряв на время язык.

Видя, что сболтнул лишнее, Ратибор смутился. – Тогда ладно, – пробурчал он. – Мы – ратные люди, говорим все, что взбредет в голову! Не обучены лести и обману! Не обижайтесь на такую мелочь!

– Да мы не обижаемся – выпалила быстро пришедшая в себя Василиса. – Тем более, я вижу, что ты это говоришь из дружбы! Иди же скорее в трапезную!

Купец с ватными ногами проследовал за ними.

За столом воевода разговорился. Опорожнив с полдюжины больших купеческих чарок хмельного меда он, опьянев, нес всякую околесицу. Младшие его товарищи по оружию не уступали своему военачальнику. В конце трапезы они уже не держали слова, и все выплескивалось наружу перед хитрыми хозяевами, только делавшими вид, что пьют с ними на равных.

– Я очень люблю, – вдруг пробормотал Ратибор, оглядывая помутневшим взором стол, – такие серебряные чарки! – Он поднял красивый, греческой работы, кубок. – Заморские вина и крепкие меды славно пенятся в этих чарках, тогда чуешь себя, как в небесном раю!

– Что ж, могучий воевода, дарю тебе этот сосуд! – улыбнулся купец. – Давай-ка выпьем за начало нашей дружбы! Для меня большая честь знаться с такими видными людьми!

Воевода проворно схватил обеими руками массивный подарок и засунул его за пазуху. – Вот так купец! – радовался он. – Да ты впрямь настоящий друг! Давай-ка выпьем!

– Выпьем, батюшка! – ответствовал Илья и в самом деле поднял бокал с греческим вином. – За нашу крепкую дружбу, отважный воитель!

Выпив еще чарку, Ратибор совершенно захмелел. Двое его товарищей уже дремали, положив головы на стол. Было видно, что и остальные приближались к такому же состоянию.

– Ну, так вот, Илья, купчина ты почтенный, – пробормотал заплетавшимся языком воевода, – если ты мне друг теперь…нет, даже…братец, пожалуй, то я расскажу тебе одну тайну…

Купец насторожился.

– Есть у тебя служанка…Чернава по имени…Как бы тебе сказать? Ну, скрутилась она…с одним моим дружинником…Ну, там…э-э-э…тот ее…, – Он грубо выругался. – Ну, понимаешь?

Илья кивнул головой.

– Ну, вот, наболтала тогда она ерунду о вас всякую, будто твоя красивая жена спасла одного татарина от известной расправы. Разве я считал всех убитых на площади? – засмеялся Ратибор. – Да на кой они мне ляд? Но я точно знаю: мы перебили там всех поганых! Разве можно уцелеть в таком погроме? Вот почему я сразу к вам не пошел, потому как не поверил: не убежит от таких, как мы, воинов, ни один враг!

Купец схватился за голову и простонал: – Ах, она, подлая! А я взял ее сиротой в свой несчастный дом!

– Вот тебе благодарность! – буркнул воевода. – У нас, русских, так: за сердечное добро платят лютым злом! А потому, убеди своих бестолковых слуг, чтобы впредь меня и моих людей чепухой не беспокоили!

Он еще долго говорил, пока не опрокинул очередной бокал с заморским вином. После этого отважный воин последовал за своими товарищами, положив голову на стол и захрапев. Купец кликнул слуг. Они быстро и аккуратно уложили достойных защитников города на особые вместительные носилки и вынесли их во двор, чтобы погрузить на большую телегу, запряженную ломовыми лошадьми. Сидевший на облучке извозчик купца Радомил натянул вожжи, гикнул, и повозка медленно покатила к центру города, где проживали вояки и их счастливые сожительницы.

Проводив незваных гостей, Илья вернулся в дом и, оставшись один на один с Василисой, горько заплакал. Его супруга тоже не удержалась от слез.

– Вот как бывает, Ильюшенька, – всхлипнула она. – Приютили девицу без роду и племени себе на погибель! Я была к ней как любящая мать, хотела выдать ее замуж за киевлянина и приданое ей подготовила!

– Так ты знала, что она встречалась с княжеским дружинником? – спросил вдруг купец.

– Что с дружинником не знала, – кивнула угрюмо головой Василиса, – но о возлюбленном догадывалась…

– Это едва не стоило нам жизней, – прошептал купец. – Вот уж падаль какая! Что же теперь делать, ведь слезами горю не поможешь?

– Надо с лекарем посоветоваться, – сказала после некоторого замешательства из-за неожиданно пришедшей ей в голову мысли купчиха. – Только он один в силе нас теперь выручить!

– Ты так думаешь? – вздрогнул Илья. – Надо ли Радобуда к этому привлекать? Может, отошлем ее куда подальше? Пусть же сам господь Бог ее судит!

– Это неправильно, батюшка, – решительно сказала Василиса. – Если мы не покончим с ней, она снова учинит нам беду! Она очень много о нас знает! Да и люди наши вскоре от татар вернутся! Тогда уже будет поздно! Если она нас выдаст, мы станем лазутчиками в глазах всех киевских жителей!

– Ну, если ты так считаешь, – перекрестился купец, – тогда делай так, как надо, Василисушка!

Как только Илья Всемилович ушел, купчиха послала слугу за Радобудом. Она с ним о чем-то пошепталась, и опытный знахарь удалился в свою аптекарскую каморку, где, усевшись, стал готовить из лекарственных растений только ему одному известное снадобье.

Наутро к хозяину дома прибежал обеспокоенный слуга. Купец только что приоделся и собирался к столу на утреннюю трапезу.

– Батюшка Илья Всемилич! – крикнул домоуправ. – Беда у нас тут приключилась! Скончалась твоя любимая Чернава!

– А ты не ошибаешься? – сделал встревоженный вид Илья. – Не может такого быть!

– Может, батюшка, может! Лежит та Чернава, вся какая-то синяя с пятнами на лице!

– О, Господи, неужели чума!? – вскрикнул купец. – Скорей же зовите попа! Надо без промедления хоронить покойницу! Не дай, Господи, по всему дому пойдет зараза!

Слуги забегали, выполняя поручение хозяина.

Купец перекрестился и уже направился к столу, как вдруг услышал стук, от которого затряслись усадебные ворота. – Кто это там лезет?! – крикнул он. – Эй, молодцы, бегите же скорей и калитку отворите!

Оказалось, что прибыли вчерашние гости. Все измятые и как будто побитые. Во главе снова шествовал отважный Ратибор, шатавшийся, как камыш при сильном ветре.

– Будь здоров, дружище! – крикнул он купцу. – Вот, принимай нас теперь! Мы пришли засветло похмелиться! Нам еще с утра плохо!

Пришлось опять сидеть Илье Всемиловичу с пьяной ватагой, угощать ее, выслушивать «примеры из жизни» и поучения. На этот раз дело, правда, не затянулось. Купец распорядился подать на стол самого крепкого, заморского вина, которое хранилось в особых дубовых бочках и подавалось к столу только в исключительных случаях. Уже через час опытные воины последовали вчерашней дорогой, оставив дом хлебосольного купца в покое.

Но на следующий день они пришли в гости снова, и опять купец был вынужден дать им стол и питье.

Горничную Чернаву похоронили тихо и без суеты. Местный священник, в обязанность которого входило освидетельствование смерти, услышав о чуме, не пожелал проведать покойницу в горнице, а ограничился лишь молитвенными песнопениями в сенях, так что обстоятельства смерти купеческой служанки не стали предметом обсуждения у болтливых горожан.

Воевода и его соратники продолжали чуть ли не каждый день навещать купеческий дом и досаждать семье вщижского богача. Последний уже был вынужден вставать с постели еще до рассвета и уходить в свою лавку, чтобы дела не пришли в упадок. Гостей принимала Василиса и так умело ублажала, что они, ничего не заподозрив, угощались до положения риз.

Так все это тянулось до середины декабря, когда вдруг неожиданные обстоятельства разом прекратили наезды надоевших вояк. Смоленский князь Ростислав, объявивший себя еще ранее великим киевским князем, но не венчавшийся на княжение и доселе спокойно проживавший в Киеве на правах гостя, неожиданно явился со своей дружиной в Совет господ и объявил о переходе в его подчинение всех воинов киевского гарнизона. Одновременно он потребовал от городской верхушки признать его великим киевским князем. Городская знать, которой, как и простым горожанам, уже давно надоели беспорядки и безвластие, была готова подчиниться. Но черниговская дружина с воеводой не пожелала покориться воле чужого князя, и завязалась борьба. В это время воеводе Ратибору было уже не до попоек в купеческом доме. Втянутый во внутригородские интриги, он со своими соратниками редко покидал городской центр, где и без того имел возможность ежедневно поддерживать свое пьяное состояние.

А тут, в самый разгар сумятицы и беспорядков, в Киев нагрянул князь Даниил Галицкий. Он-то и покончил со всеми пирушками и интригами в среде воинства! Поставив во главе городского гарнизона своего воеводу Дмитрия, строгого и нетерпимого к пьяницам, князь добился не только укрепления дисциплины, но и подъема боевого духа защитников города. Все пьяницы были строго наказаны или безжалостно изгнаны из Киева. Скрежеща зубами от ярости и возмущения, уезжал из «матери градов русских» бывший воевода Ратибор. По дороге в далекую Венгрию, где скрывался в это время князь Михаил, проследовали и все остальные, недовольные новыми властями, черниговские воины.