Эра победителей

Но Игрит никак не удавалось заполнить одно «белое пятно» в этом разговоре. Если они захватили нуронцев, то почему он ничего не упомянул ни о предателе, ни о том, зачем они двигались к побережью, хотя бы вскользь?

Может, он хотел, чтобы Игрит первая сказала об этом? Ведь он очень интересовался, что она видела той ночью. А, возможно, считал неразумным проявлять излишнюю разговорчивость с первой встречной…

Следовало признать, что никакой ясности для Игрит прошедшая беседа так и не внесла.

Девушка посмотрела на запертую дверь. Ей казалось, что роль незадачливой горожанки, направлявшейся к родственникам во Флесил, ей удалась идеально, и была уверена, что ее отпустят после этой беседы.

Сарайчик находился, видимо, где-то на отшибе, и голоса людей и их смех доносились откуда-то издалека.

Вдруг она услышала громкий и протяжный рев зверя. Она хорошо знала, кому принадлежит этот рев, – такие могучие и раскатистые звуки издают только барсы.

Конечно, если это лагерь, то он охраняется.

Игрит вздохнула. Дома ее нет вторые сутки. Отец и мать, должно быть, сходят с ума из-за ее отсутствия.

Игрит поудобнее уселась на сене, выпрямила спину, закрыла глаза. Ей удалось успокоиться и расслабить все мышцы. Она попыталась полностью сконцентрироваться на отце. Игрит воспроизвела в сознании его четкий образ, затем поочередно обстановку в своем доме и в рабочем кабинете отца.

Но ей не удавалось уловить ни одной определенной картины, она ощущала лишь смятение и какую-то общую суету.

«Что-то не так. Что-то стряслось во Флесиле», – с тревогой подумала она.

Военный Советник неподвижно стоял у окна. Он чувствовал себя в цейтноте. Как могло такое случиться? Совершенно непостижимо, каким образом дочь Верховного Правителя могла так не вовремя оказаться в долине?! И именно она, а не кто-то другой!

Дрейд напряженно обдумывал произошедшее.

Последний тайный визит к Кабуфулу в Луристоль едва не стоил ему очень серьезных неприятностей, когда по дороге ему чудом удалось избежать стычки с нуронцами, возомнившими себя хозяевами на захваченной земле. Если он будет случайно разоблачен, не важно даже какой из сторон, ему не избежать объяснений и вполне предсказуемых последствий.

Навещать Кабуфула лично становилось очень опасно. Но осуществлять связь посредством курьера, который мог бы его выдать, было еще опасней.

И вот теперь эта девчонка!

Сейчас для него ответ на вопрос, узнала она его или нет, стоил гораздо больше всех богатств Глариады. Ведь если – нет, ее можно было бы просто отпустить, – шла бы себе восвояси. Они стояли в этом глухом месте полевым лагерем, и через день-два их здесь не будет. И ни она, ни сам Верховный Правитель никогда не узнают, у кого ей довелось побывать «в гостях». А сейчас, когда выяснилось, что план вторжения на земли Глариады с моря удался, ей может даже прийти в голову, что она была схвачена нуронцами, которые отпустили ее, поверив ее нехитрому рассказу о себе, чтобы не обременять себя в походе.

Дрейд сделал несколько кругов по комнате, погрузившись в раздумья.

По-человечески ему было жаль Игрит. Ему нравилась эта жизнерадостная, немного своевольная, но достаточно уверенная в себе девушка с прямыми открытыми манерами. Он не желал ей зла. К тому же, он был тронут той стойкостью, которую проявило это, на первый взгляд, избалованное дитя в таком переплете, куда ее угораздило попасть по воле судьбы.

Нет, он не хотел ей зла. Но, с другой стороны, обстоятельства сложились так, что на карту была поставлена его собственная жизнь.

Если она узнала его – ему конец. По закону Флавестины измена народу – одно из самых тяжелых преступлений.

Дрейд почувствовал тошнотворный холодок под солнечным сплетением.

Он опять прошелся по комнате.

Какая досадная случайность! Ведь он предвидел все, что только было возможно, для поведения ночной операции: продумал запасные ходы на случай, если что-то сорвется, если посты успеют оказать сопротивление или выслать гонцов, если сократится время на переброску нуронцев или их перехватят по дороге… и еще все, что угодно, только не это!

Военный Советник снова остановился у окна.

«К тому же она старательно выдает себя за другую. Но это, в общем-то, объяснимо. Игрит испугана, и обманывает она, скорее, из страха: ей хочется избежать дальнейших разборок и быстрее попасть домой. Но если она узнала меня, то вполне разумно ожидать, что и я узнаю ее, тогда зачем сочинять? Хотя, конечно, вполне резонно предположить, что Военный Советник вряд ли сам заинтересуется обычной пленницей.

Действительно, мне бы и в голову не пришло выяснять личность какой-то странствующей простофили… Как бы там ни было, теперь только беседа лицом к лицу способна пролить свет на все эти обстоятельства. Но встретиться с ней самому – значит признать свою причастность к ночным событиям. А это – неминуемое разоблачение!»

И еще Дрейд подумал, что когда Игрит поймет, что ее трюк с «простой девушкой» не удался, ей ничего не останется, как объявить себя той, кто она есть на самом деле – дочерью Верховного Правителя Флавестины. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы в лагере узнали об этом.

Такие мысли одолевали Дрейда, и он становился все беспокойнее.

Итак, узнала или не узнала?

Дрейд стоял перед жестоким выбором. На чашах весов две равноценные жизни. И одна из них отличалась от другой только тем, что была его собственной.

Военный Советник вытер влажный лоб. Чувство сострадания к ни в чем не повинной беззащитной девушке боролось со страхом потерять власть, почет и саму жизнь в расплату за предательство.

Борьба оказалась трудной и неравной, и вскоре леденящий холод, распространяясь из солнечного сплетения все выше и выше, достиг гортани, сковал спазмами горло и постепенно завладел всем его существом.

Несколько минут он находился в оцепенении, затем вызвал своего помощника.

– Не кормить хищников.

Помощник хорошо понял смысл этого приказа.

Дрейду показалось, что его губы в пересечении с косым шрамом щеки на мгновение сложились в утвердительную и жутковатую улыбку, когда тот выходил от него.

Глава 11.

О чем знают пленные.

И что известно конюху…

Легкий шелест морского прибоя помог Имаксу вернуться к восприятию внешнего мира.

Он лежал на груди на влажной, прохладной и колющейся прибрежной гальке. Периодически набегавшая волна нежно касалась его ступней и вновь отступала.

Имакс вспомнил, что ночью ему чудом удалось спастись, и, едва выйдя на берег, тут же, обессиленный, потерял сознание.

Солнце уже поднялось над поверхностью воды, побережье было залито ярким светом, пели птицы, и невозможно было поверить, что всего несколько часов назад здесь господствовали мрак и безмолвие.

Бездонная и неумолимая бездна океана теперь миролюбиво плескалась у его ног пенистой каймой прибоя. Как будто и не было того ночного кошмара, который Имаксу удалось пережить.

Имакс приподнялся и сел. Он ощущал слабость и дрожание во всем теле. Чуть ниже колена на правой ноге кровоточил глубокий порез, видимо, о камни. Имакс оторвал ровную полосу от края рубахи и перевязал ногу.

Голова нестерпимо болела. Удары тяжелого молота раздавались в затылочной части в ритме пульса и глухим болезненным эхом раскатывались по всей голове.

Он улавливал в воздухе какой-то специфический запах, но не знал его происхождения.

Надо было просушить мокрую одежду, но Имакс чувствовал, что у него нет на это времени.

У него не шли из головы захваченные во Флесиле суда – он должен был найти этим событиям объяснение. Те догадки, которые приходили к нему, были одна тревожнее другой.