Эра победителей

Тот голос на палубе, приказавший Имакса бросить за борт, упомянул о том, что скоро предстоит бросить якорь. Не в открытом же море? Учитывая время в плавании, выходило, именно в Глариаде.

И он поплыл. В полную темноту, выбрав наугад направление. Он старался грести изо всех сил, вложив в них всю свою решительность и надежду на спасение.

Но преодолев приличное расстояние, несмотря на хорошую физическую подготовку, Имакс начал чувствовать растущую усталость во всем теле. Каждый взмах тяжелеющими руками давался все труднее и труднее.

Он плыл в беспросветной темноте, вода и небо слились в единое бескрайнее «ничто», вне времени и пространства. Тишина была такой же бескрайней, как и океан вокруг него, и лишь легкие всплески воды нарушали ее, и только подчеркивали гнетущее одиночество, заставлявшее цепенеть саму душу.

Время от времени он переставал грести и замирал в надежде уловить направление потоков ночного бриза, чтобы определить, с какой стороны земля, но переменный ветер препятствовал этому.

Та мысль, которую он старался удерживать как можно дальше от себя, запрещая ей вторгаться в сознание, тем не менее, по мере его усталости, приближалась к нему все ближе и ближе. А именно: если он ошибся и плывет в открытый океан, то все его старания напрасны, и сколько бы он ни плыл, он приближается лишь к своему неизбежному концу.

Он видел себя затерянным во мраке ночи, вдали от людей, вдали от жизни, вдали от Солнца, где нет силы, способной прийти ему на помощь, и чувство ужасающего одиночества и неотвратимой обреченности готово было поглотить все его существо.

Имакс отчаянно вглядывался в темноту, замирал над водой, напряженно вслушиваясь, пытаясь различить хоть что-нибудь, что могло послужить ориентиром в этой непроглядной гнетущей темноте.

Ничего. Лишь мрак и безмолвие.

Теперь ему стало казаться, что он не плывет, а лишь перемешивает воду на одном месте, никуда не двигаясь, и он будет так барахтаться до тех пор, пока бездушная бездна, забрав все силы, поглотит и его самого, насмехаясь над его жалкими попытками уцелеть. Он чувствовал, что с каждым мгновением теряет спасительную надежду.

Никогда в жизни ему не было так страшно, как теперь. Страх разрастался леденящей волной, стремясь сковать все его мышцы и каждую клеточку и парализовать саму его душу.

Но с одержимостью человека, которому уже нечего терять, он принял решение бороться до конца.

Собрав всю свою волю, Имакс продолжал отчаянно грести, не отдавая себе отчета, куда он плывет, сколько он уже проплыл и что у него впереди. Он решил: что бы ни готовила ему судьба, в какой бы точке океана он ни находился сейчас – он будет грести до последнего взмаха, до последнего вдоха….

И он продолжал плыть. Напряженно, отчаянно, преодолевая нечеловеческую усталость и стараясь ни о чем не думать. Ни о чем. Чтобы не позволить чувству страха и безнадежности лишить себя мужества.

Ему казалось, что целая вечность прошла с тех пор, как он вступил в эту роковую схватку за жизнь. Но вокруг по-прежнему был бескрайний океан и мрак ночи.

Наконец он почувствовал, что безвозвратно теряет силы и глубина всё более властно притягивает его к себе.

Имакс сделал последнее напряженное усилие, скудный вдох над поверхностью и затем начал медленно уходить под воду.

Он успел подумать, как обидно умереть вот так, вдали от тех, кто любит тебя и кто так никогда и не узнает, что же на самом деле произошло и как он отчаянно боролся и проиграл… Все напрасно. Это конец…

Но, с другой стороны, теперь он освобожден от всех обязательств перед жизнью, потому что сделал все, что мог, что только было в его силах…

Имакс, погружаясь в глубину, выдохнул последние пузырьки воздуха… и почувствовал, что вместе с ними его покидает жизнь…

Внезапно он ощутил, что его ноги коснулись чего-то твердого.

«Берег!» – успела мелькнуть пронзительная мысль.

Имакс, поджав колени, оттолкнулся от попавшегося под ноги валуна.

В этот неистовый толчок он вложил всю несокрушимую волю к жизни, которой в последние свои мгновения все еще продолжал обладать…

– Поздравляю с успешной операцией, Дрейд! Ты хорошо проявил себя. Волевым и находчивым. Я не ошибся в тебе. Глариада получит достойного правителя в твоем лице. Я умею держать обещания. Только, друг мой, Глариада – это не единственное место на карте, которым я намерен завладеть.

Кабуфул прохаживался по своей новой резиденции в захваченной Глариаде. Это был один из апартаментов Дворца Правителя – великолепного архитектурного ансамбля, в котором ранее располагались и кабинеты Верховного Правителя, и помещения представительств других государств.

После вторжения Нурона здесь размещался центр Военного Управления, откуда осуществлялось руководство военными действиями, вплоть до вчерашнего дня, когда в тыл отважно оборонявшейся Глариаде внезапно с моря был нанесен удар сокрушительной силы – и сопротивление этого небольшого мирного государства было окончательно сломлено.

Кабуфул упивался победой. Вслух он расхваливал Дрейда, но про себя восхищался самим собой. Это ведь была его, Кабуфула, идея – удар с моря. Дрейд лишь помог ее осуществить. Что ж, свою задачу он выполнил безупречно и, конечно, заслуживал похвалы.

– Тебя удивляют мои амбиции? – продолжал Кабуфул, перехватив вопросительный взгляд Дрейда. – Привыкай, друг мой. Глариада – слишком легкая добыча. Мы взяли ее почти голыми руками.

– Ну, не совсем…

– Ладно, ладно. Твоя заслуга бесспорна. Но, согласись, Флавестина – орешек куда потверже.

– Флавестина?

– Ты не ослышался, друг мой. Именно Флавестина с ее налаженной экономикой, бескрайними просторами, лазурным побережьем…

Дрейд забеспокоился:

– Но о Флавестине не было речи!

– Зачем забегать вперед? Я обещал тебе Глариаду – у тебя будет Глариада. А мне нужно кое-что посолидней. Не пугайся, я не собираюсь громить Флавестину. Нельзя позволять успеху ослеплять себя, друг мой. Надо быть реалистами. Флесил пока слишком силен для нас. И поэтому у меня другой план.

Все это время Кабуфул продолжал прохаживаться по паркету великолепного зала, украшенного золотой инкрустацией, прекрасно меблированного.

Дрейд стоял перед ним с самого начала беседы, так и не получив приглашения присесть, и только провожал Кабуфула глазами то в одну, то в другую сторону.

– Я еще обдумываю его, – продолжал Кабуфул, – но помощь твоя мне будет необходима. Поэтому потерпи пока с владычеством в Глариаде до того, как мы разберемся с Флесилом.

Кабуфул как раз поравнялся с Военным Советником, и Дрейд резко остановил его за плечо.

– Послушай, Кабуфул, насчет Флавестины мы не договаривались! Даже не надейся, я не стану предавать свою страну, ясно?

Кабуфул с усилием опустил вниз удерживавшую его руку Дрейда и приблизился к самому его лицу:

– А ты её уже предал. Или – нет? А как же перебитые посты? А захваченные корабли? Или все это из патриотических соображений? – Кабуфул отстранился и с усмешкой продолжил. – А, понимаю, ты, конечно, думал, что предал только Глариаду. Так запомни, друг мой, предатели не бывают наполовину или частично, предатель – он всегда целый, настоящий. Вот так. Что скривился? Слушать неприятно? А ты не заставляй меня говорить гадости. Идет?

Кабуфул широким жестом забросил руки за спину и продолжил движение мимо Дрейда в прежнем направлении:

– Итак, на чем я остановился? Ах, да. На великих планах будущего…

Дрейд не слушал его. Для себя он решил, что ни за что не станет участвовать в заговоре против Флавестины, каким бы он ни был.

Когда Игрит вновь проводили в сарайчик, она услышала, как за спиной со скрежетом щелкнула задвижка двери. Она снова почувствовала волнение, которое почти рассеялось во время разговора с этим человеком, учтиво пригласившим ее полчаса назад на беседу за раскладным столиком на улице.

Он задавал очень много вопросов, но при этом был необычайно вежлив и обходителен с ней. Игрит почти поверила, что она у своих, – и вот она опять под замком.

Девушка подошла к своей соломенной лежанке в глубине сарая и в задумчивости села на нее. Она пыталась проанализировать прошедшую беседу с этим, вполне доброжелательным человеком.

Он извинился за «грубое обращение», сказал, что нуронцам той ночью не удалось уйти далеко, они были настигнуты, обезоружены и все схвачены.