Эра победителей

Заключалась она в том, что приговоренного помещали на корабль, который отправлялся в открытое море специальным курсом. В нескольких днях путешествия отсюда находилась гряда живописных островов, которые населял очень богатый растительный мир. Животные и птицы там также водились в изобилии, но главной особенностью островов было то, что они были совершенно не обитаемы людьми.

Считалось, что если ты действуешь против общества, в котором живешь, в лице любого из его членов, то самым справедливым наказанием, безусловно, может быть не что иное, как освобождение тебя от этого общества совсем.

Приговоренного оставляли там одного, как есть, с пустыми руками, и, даже если ему удавалось первое время находить себе пропитание, он был совершенно беззащитен перед стихией и хищниками. Несчастный постепенно дичал, а то и повреждался рассудком, и рано или поздно приходил к своему неминуемому и бесславному концу.

Срок пребывания на острове назначался Судьей, и был, как правило, не меньше десяти лет. И хотя корабль в назначенный срок неизменно высылался к островам, чтобы забрать изгнанника, никто не помнит случая, чтобы кто-нибудь возвращался.

Поразмыслив над своим незавидным положением, Патист понял, что сможет освободиться от обвинения в похищении только в случае, если найдется сама Игрит, или в случае, если Флайд согласится помочь ему.

Поскольку время шло, а Игрит не находилась, Патист вновь попросил пригласить к нему Флайда.

– Ну, что на этот раз? – спросил тот, едва появившись на пороге.

– Я рассказал им сегодня про чашу. Сказал, что сам вывез ее из города… – тихо произнес Патист.

Флайд вздохнул с облегчением.

– И что?

– Они не верят мне… Считают, что для чаши цена слишком высока… И еще считают, что ее нельзя было вывезти незаметно…

– И что ты собираешься делать теперь?

– Послушай, Флайд, у меня только один выход. Если ты подтвердишь, что мы украли чашу…

От этих слов Флайда буквально накрыла волна негодования:

– Мы украли, ты сказал?! Мы украли?! – он с трудом переводил дух. – Послушай, Патист, я не вор! Ты использовал меня вслепую, я даже не знал, с чем связался! Теперь ты хочешь, чтобы вся Флавестина узнала, что «мы украли»?!

Патист продолжал так же тихо, как начал разговор:

– Я сам не знал, с чем связался, поначалу. Просто хотел заработать… Потом узнал, правда, но меня это не остановило. Потому что я – вор, – Патист обошел вокруг стола и остановился напротив Флайда. – Но я не похититель и не убийца. А за вора я готов ответить. Если ты согласишься подтвердить, что мы… ну, про чашу, они поверят…

– Я рад, что ты готов! – Флайд продолжал негодовать. – Только вот я не готов! Я не готов, понимаешь?! Не готов пустить в тартарары доброе имя своего отца, не говоря уже о своем собственном! Ты можешь представить: крупнейший землевладелец Флавестины замешан в похищении золотой чаши из Храма Солнца! Благодаря тому что его сын имел неосторожность связаться с… с… – он запнулся.

– Но ведь я тоже оказывал тебе услугу…

– Послушай, Патист, я ведь рассказал, что Игрит приезжала в Глариаду ко мне, ясно? Ты думаешь, это было легко? Крафт безутешен в своем горе, и теперь он считает, что в том есть моя вина. Но я рассказал все – и это не помогло в твоем деле! И что, ты хочешь, чтобы я еще сказал, что поручал тебе следить за ней? И что это даст? Это не объяснит, за что ты получил кучу денег в тот день!

– Вот именно. Только твои показания по чаше могут дать ответ на этот вопрос.

– Но это цена чести всей моей семьи и меня самого! Ты это понимаешь?

Патист низко опустил голову и совсем тихо сказал:

– Это цена моей жизни, Флайд…

Когда Имакс принялся разрабатывать план побега с Игрит, он испытывал некое смутное беспокойство. Не то чтобы он сомневался в успехе этой нелегкой операции, скорее что-то его настораживало в поведении самой девушки. Он ожидал, что, как только она узнает о его готовности ей помочь, ему придется сдерживать ее излишнюю поспешность, чтобы не навредить делу, а вместо этого наткнулся лишь на робкое и неуверенное согласие.