Я посмотрела в окно.
Шумный город. Все куда спешат, бегут. Одни разговаривают по телефону, другие просто гуляют, кто-то идет на работу, а мы сидим в кафе и смотрим в окно на прохожих. Вот она квадратная жизнь. Все четыре стороны, углы. Замкнутая цепь, которую так легко разорвать.
Теплая рука накрыла мою ладонь.
– Ты устала, Ань?
– Немного. Прости, – виновато сказала я. – Каждый раз, когда он мне звонит, происходит одно и то же. Он орет, а я сразу тупеют, теряю суть разговора, а потом долго прихожу в себя. Сама не понимаю, что происходит? Как я могла выйти за него замуж?
– Это тоже чувства.
Я удивленно взглянула на него.
– Какие?
– Раздражение. Если человек безразличен, то ничего не чувствуешь.
– Мне не понятны его чувства. Как раз это, и раздражает.
– Он беспокоится за тебя.
– А зачем кричит?
– Люди, обычно, кричат, если их не слышат. Или если человек психически не здоровый. Твой муж больной на голову?
– Нет.
– Тогда остается только одно. Ты его не слышишь.
За окном снова зашумел дождь, и тут же светит солнце, проникая лучами сквозь плотные облака. С неба льется вода, а люди, не замечая прозрачные лужи под ногами, как шли по своим делам, так и идут. Смотрят вперед, но видят только чужие спины.
– Почему я так злюсь?
– Это к месячным, – заверил меня Иван.
– Ты думаешь? – обрадовалась я.
– Скорее всего. А от чего еще?
– Когда я голодная, то тоже бываю злая.
– Тогда ешь.
Он придвинул ко мне тарелку с огромным куском пиццы.
После обеда Иван снова привез меня к себе домой. Не спрашивая, хочу я или нет, открыл дверцу машины, довез, затем завел в тесную комнатку, и мы оказались все в той же постели, что покинули сегодня утром.
Белье еще сохранило запах его дезодоранта и моих французских духов, которые я вчера, перед выходом из дома, вылила на себя чуть ли не целый флакон. Еще были крема для тела, для рук, для лица, лосьон после эпиляции и ароматное масло по уходу за волосами, но они быстро впитались в кожу и не успели оставить следы на измятой ткани.
Удобно устроившись на его плече, я стала наблюдать, как он медленно выпускает колечки дыма изо рта. Сигарета в руке, а глаза закрыты. Он устал, так же как и я. У меня давно не было секса и у него тоже.
– Почему ты никогда не приезжала сюда? – спросил он, выкинув окурок в пепельницу. – Все знали, что у Виктора Михайловича две дочери, но тебя я ни разу не видел. Настя тоже редко появлялась в автосервисе, но я ее все же знаю. Хотя бы видел у вас дома на похоронах Валентины. Потом часто встречал в больницы, когда твоего отца положили на операцию.
– Ты был на похоронах моей мамы? – увильнула я от ответа.
– Конечно. Я хорошо ее знал. И, боссу нужна была помощь. А вот где ты была в это время? Она очень долго болела, больше года моталась по больницам, по реабилитационным центрам. Три раза побывала на операционном столе, потом химия, долгое восстановление. Ужас! Как вспомню, сколько на бедную голову твоего отца выпало испытаний, так плохо становится. Я тоже многое пережил со своими сестрами, он они хоть живы. А тут…
Я перевернулась на бок, чтобы не видеть его удивленного лица.
Что можно ответить на такие вопросы? Только сказать правду и признать свою вину. Больше ничего. Или обвинить отца, а себя выгородить, а потом поддерживать эту ложь всю оставшуюся жизнь?
– Она была такой же отвратительной мамой, как и я.
– А ты плохая мама? – удивленно спросил Иван.
– Для дочери – да. А сын родился от другого мужчины, поэтому и отношение другое.
Наталья была права, а я на нее тогда обиделась. Разные дети – разные чувства. Она тоже больше любила Макса, а Алекс всю жизнь был изгоем. И только потому, что старший сын родился здоровым, крепким, красивым мальчиком. А младший часто болел, был тихий, не доставлял проблем. Его порой не замечали, считали самостоятельным. И это было так. Алекс – увлеченная натура. Ему нравилось заниматься спортом, лечить бездомных зверей, общаться со сверстниками. Даже сейчас у него много друзей. И не просто собутыльников, как было у Макса, а настоящих, преданных друзей. С которыми прошел огонь и воду, которые поддержат в трудную минуту. Люди семейные, с опытом за плечами. Могут дать ценный совет, а могут и выпить за одним столом.
Так же, как и Алекс, Маша никогда не требовала к себе особого внимания. У нее было много нянек, и я расслабилась. Забыла, что она всего лишь маленькая девочка, у которой тоже есть большие проблемы с родителями и страхи, родившиеся в детской голове.
– Ань.
Иван тронул меня за плечо. Но я не повернулась, спрятала слезы в подушку и только тихо спросила:
– Ты меня завтра проводишь в аэропорт?
– Если ты хочешь.
– Хочу.
– Тогда, провожу.
Огромная рука взяла в плен мои пальчики. Накрыла сверху и спрятала полностью. За ухом, где начинаются волосы, я почувствовала прикосновение его горячих губ. Целует, ласкает языком, мучает. Быстро он распознал мои слабые места.
– Ты будешь мне звонить? – спросил он.
– Я тебе еще надоем своей болтовней. Поверь! От меня нелегко отделаться.
– Это хорошо. Пусть лучше надоешь.
Он меня плохо знает.
Алексу до сих пор приходится терпеть меня. Ночные звонки, истерики, признания в любви, обиды. Иногда он отключает телефон, лишь бы его я не дергала на работе. А иногда выслушивает бред, который приход в мою молодую, не совсем умную голову.
Ближе к вечеру позвонил Илья. Только утром он заметил, что я не ночевала дома. Бабуля устроила такую истерику, что досталось не только ему, но и Насте, которая тоже была удивлена, моим внезапным исчезновением.
Они целый день пытались дозвониться, писали сообщения, потом подняли весь Питер на уши. И только один Алекс, успокоил их и сообщил, что недавно разговаривал со мной.