Он обошел вокруг меня и оказался на одну ступень ниже. Теперь наши лица стали ближе, но все равно он выше меня.
– Я тебе помогу. Только не бойся.
– Чем ты мне поможешь?
– Всем.
Демонстративно закатив глаза кверху, я задумалась. Неужели отец действительно хочет, чтобы я возглавила его бизнес? Может Иван, что-то не так понял?
– Мне надо поговорить с отцом, – развернувшись на сто восемьдесят градусов, сказала я и быстро направилась в сторону палаты.
– Подожди! Он спит. Давай приедем завтра с утра?
Он догнал меня уже около двери.
– Вань, у меня завтра самолет. Ты забыл?
– Так он только в двенадцать!
– Нет! Я лечу утренним рейсом. В девять!
Он застыл на месте, а я дернула за дверную ручку и вошла в палату, чтобы не видеть его расстроенные глаза.
Отец спит. Я села на стул возле кровати.
– Пап.
Глаза закрыты, но он услышал меня. Веки встрепенулись.
– Поговори со мной.
Мой жалобный тон и тихие всхлипы, вытянули его из сонного состояния. В руке капельница, датчики все отключены и больше не мигают разноцветными огоньками.
Ему колют обезболивающие, а еще снотворное и витамины.
– Аня?
– Да, это я, пап. Ты можешь говорить?
– Не кричи. Я не глухой. – Он открыл глаза. – Где Ваня?
– Он курит внизу.
– А-а. Пусть курит. Мы уже с ним все обсудили.
А со мной? Что будет со мной?
Но я задала совсем другой вопрос. Не тот, который крутился в голове. А тот, который крутится на языке.
– Почему ты мне не сказал, что мама больна?
– Что? – удивленно, переспросил он.
– Ты сообщил о ее смерти только через две недели. И то не мне, а Сан Санычу. Почему, пап? Неужели я так сильно тебя обидела?
– Это мама не хотела. Она просила ничего не говорить.
– Почему?
– Ты сбежала из дома, не писала, не звонила, общалась только с Настей. А нас вычеркнула из жизни.
– Я писала маме. Даже отправляла фотографии Маши.
– Когда это было?
Он прав. После того, как я сбежала от Алекса, мама писала, а я даже не читала ее сообщения. Исчезла на четыре года и больше ни разу не общалась с ней.
– Она пыталась тебя найти, – продолжил отец, заметив слезы у меня на глазах. – Но, ты исчезла. Только Лапины общались с ней, рассказывали, где ты и что делаешь.
– И она обиделась?
На душе стало тяжело. Моя родная мать на меня обиделась?
– А ты сама как думаешь? – сухо сказал он, взглянув на меня. – Если бы твой ребенок отказался от тебя – чтобы ты сделала?
И тут меня словно кипятком окатило.
Я сама точно так же поступила со своей маленькой дочерью. Маше было всего четыре года, когда я сбежала от нее. Обиделась на слова ребенка и дулась несколько лет. Не появлялась, не звонила, не интересовалась. Даже бабуле запрещала рассказывать мне о ней.
Я сбежала не от Алекса, не от Сан Саныча, не от Леры. Они взрослые люди, и им свойственны человеческие пороки. На них я не обиделась.
А вот Маше досталось. И теперь, она всю жизнь будет ненавидеть меня, помнить каждую секунду, проведенную вдали от родной матери, не простит предательства.
Я оставила отца одного в палате и спустилась на лифте на первый этаж.
– Как он? – спросил Иван, докуриваю очередную сигарету.
Из кармана торчит почти пустая пачка. Значит, он курит давно и много.
– Устал. Поговорили десять минут, а у него уже глаза закрываются. Сил совсем нет. Ты заметил, как он сильно похудел?
– Сильно.
Ответил он и повел меня к машине.
Сегодня мы поехали на его Форде. Огромный джип черного цвета, с литыми дисками. Странно, что он купил себе новую машину, а не как отец, отреставрировал какой-нибудь раритет, годов семидесятых, или восьмидесятых.
Хотя такая машина ему подходит. Она большая и мощная, как сам хозяин. С простым интерфейсом и легкая в управлении.