Феникс

Грешнее ли моя любовь твоей?

Пусть я люблю тебя, а ты – другого,

Но ты меня в несчастье пожалей,

Чтоб свет тебя не осудил сурово.

А если жалость спит в твоей груди,

То и сама ты жалости не жди!»

– Насколько мы все хороши в познаниях литературного плана? – Олдена окутала неловкость, поскольку изобретателю-любителю была не доступна поэзия. Он в школе-то еле-еле выучил два четверостишия работы Эмили Дикинсон «Я дважды скончаюсь, и перед концом». А тут целая головоломка – угадай какого автора данное стихотворение.

– В самый ответственный момент я разом забыла все прошедшие курсы литературы, – Эмма присела на край письменного стола, потирая виски кончиками пальцев, словно призывая свою память открыть доступ к сокровищнице ее знаний.

– Не волнуйся так. Я мало того не помню, я вообще ничего не знаю, – Олден успокаивающе похлопал опечаленную белокурую девицу по плечу.

Эмма на минуту прекратила восстанавливать в памяти пройденных ею писателей и поэтов и бросила на шатена сардонический взгляд:

– Спасибо. Умеешь успокоить.

– Не мешай, Олден, – Иви оттянула своего друга от блондинки за ухо и приказала не встревать.

Остальные молодые люди одарили их улыбками и смешками.

– Жаль, у меня телефона с собой нет, а то бы я засняла этот момент на память, – Тейлор ехидно расхохоталась.

Невзирая на ироничный комментарий расположившейся за письменным столом девушки, Олден продолжил огрызаться со своей подругой:

– Ты мне чуть ухо не оторвала.

– А ты только мешаешь. Эмма сосредоточилась на работе, а тебе все хихоньки, да хахоньки. Нельзя же так.

– Уж простите, пожалуйста, что я не такой знаток в литературе, как вы все, – шатен отдельно на каждого ткнул пальцем.

– Мы нисколько не смеемся над тобой. Каждый из нас хорош в чем-то своем. Просто дай нам подумать, – Иви, как и в любые другие тяжелые для нее с другом моменты, одарила его раскаивающимся взглядом и подарила ему поцелуй в щеку. Обычно парень прекращал свою бурную деятельность и успокаивался. Тоже произошло и в этот раз.

– Я вообще ничего не могу сообразить, – отрезал Дрейк, последний раз пробежав по строчкам глазами.

– Я могу ошибаться, – принялась сразу же оправдывать себя от последующей ошибки Иви, – но я, кажется, видела когда-то это стихотворение в сборнике поэзии 16-17 веков.

– Тогда круг значительно сузился, – добавила Эмма. – Кто у нас самый выдающийся поэт того времени?

– Томас Мор? – предположила Иви.

– Лопе де Вега? – подхватила Тейлор.

– Николо Макиавелли? – добавил Дрейк.

– Да кто все эти люди?! – Олден прокричал это как можно громче, хотя это вырвалось у него совершенно случайно. Находясь на гране срыва от заслушивания неизвестной ему информации, парень не стерпел.

Нависло молчание. Вся команда устремила на шатена свой взор.

– А если взять во внимание тот факт, что обитавшие в данном поместье жильцы были уроженцами из Англии? – нарушил тишину Дрейк.

Парень осмотрел давящие на него поразительной величины шкафы. И только в этот миг его осенило. Замерев на мгновение, и даже уняв свое неровное дыхание, брюнет повернулся к пронзающей его взглядом троице девушек.

– Уильям Шекспир! – хором отозвались они, после чего начали озарять комнату ликующими возгласами.

Олден стоял поодаль от трепещущей в порывах победы четверки и не имел ни малейшего представления о том, что происходило на тот момент. Он осмотрел каждую из радовавшихся голов и лишь неловко развел руками в стороны.

– Остается добраться до нужных нам книг, – подметила Эмма, которая уже успела обнаружить, что ярлык с отделяющей от всех других поэтов и писателей буквой «Ш» располагался на достаточно высоком от ребят расстоянии.

– Нам нужно что-то, с помощью чего я смог бы добраться до нужной нам секции, – бросил Дрейк.

– Возьми лестницу, – буркнул Олден, который сидел на письменном столе и игрался с находившемся на нем пером для письма.

Ощутив на себе очередную порцию недоумевающих взглядов, парень пояснил:

– Да вон она, в углу стоит, – шатен резко указал молодым людям направление. – Что? Вы думали, я вообще уже ни на что не гожусь?

– О, Олден, – Иви подошла к обиженному на всех другу и прижала его к себе.

Дрейк похлопал шатена по спине, чтобы тот взбодрился духом и отправился за лестницей. Парень предрекал некие поломки и гниения в данной деревянной конструкции, поэтому решился обращаться с ней с предельной осторожностью. Он установил ее под необходимой ему секцией и принялся подниматься наверх. Невзирая на скрипы и некого рода потрескивания в ступеньках, Дрейк достиг нужного отдела.

– Ради Бога, будь там осторожен, – заверила друга белокурая девица. – Лестница пугающе скрипит.

– Нам не хватало, чтобы ты шею сломал, – пояснила Тейлор.

Дрейк уже не слушал выкрикивающих ему наставления девушек, и это не из-за высоты, которая разделяла их, а из-за интереса к представшим перед ним книгам. Сборников с желанным для группы молодых людей Уильямом Шекспиром было 4 штуки. Три из них были покрыты красным бархатом, а один – синим. Начав с отличавшегося от других по цвету сборника, Дрейк принялся искать в нем следы вырывания. Ни одного сходства. А заметив на страницах книги знакомые имена – Кассио, Эмилия и Дездемона – брюнет понял, что за произведение предстало перед ним.

Исследования коснулись второго сборника. Ничего похожего на обрывки не нашлось.

Удача настигла Дрейка при осмотре третьей книги. Вместо положенной страницы находился листок бумаги с несколькими записями.

Убедившись, что в четвертой книге Уильяма Шекспира не было ничего запрятано, Дрейк спустился вниз.

Вместе с ожидавшими его внизу ребятами он прочел найденное сообщение:

«Картина. Адам и Ева. Библейское предание».

– Нам следует отыскать картину? – встрял Олден, перечитывая содержание держащего Дрейком листка бумаги.

– Наверное, да, – вздохнула Эмма. – Но их много. Уж сколько изображений Адама и Евы, сколько трактовок. Выделить ту самую будет сложно.

– Значит, ищем дальше, – спохватился Дрейк.

– Вот мой отрывок, – Иви решила идти следующей. Она почти прошептала: