Феникс

– Да, Вы правы.

– Вы можете обращаться ко мне на «ты», – Аббигейл потрясла в руке фонарь, включив его после этого.

Молодые люди последовали примеру журналистки. Дрейк резво бросил свет фонаря в правую сторону, и перед ним тут же предстали огромных размеров и размещавшиеся по всей длине стены шкафы, каждая полка которых была заставлена книгами. Красные, синие, зеленые переплеты… Множество литературы, которая представляла собой личную библиотеку владельцев поместья, некогда уже покинувших царство живых.

Дрейк преодолел столь короткое расстояние, которое отделяло его от шкафов, и попытался глубже втянуться в само содержание располагавшегося перед ним книгохранилища.

Эмма в то время осветила размещающийся от нее по левую сторону участок комнаты – большой и судя по механизму трансформации раскладной стол цвета вишни с патиной. На нем стояли две фоторамки, к большому удивлению, без какого-либо содержания и невзрачная среднего размера ваза. Скорее всего, этот стол играл роль простого дополнения к остальному виду мебели, которое могло служить подходящим местом для прочтения одной из всех предоставленных в шкафах книги. Что было более интересно, так это висящая над этим самым столом картина, на которой была изображена божественной красоты девушка – изящная шатенка, волосы которой локонами спадали на плечи, обрамляя тонкие черты лица. В ее карих и без того завораживающих глазах легко читалось счастье, обаяние и свойственная каждой женщине нежность. Эта шатенка также привлекала внимание своим безупречным сложением тела. Ее плечи, маленькая, но аккуратная грудь, изгиб талии – словно кукла, а не реальный человек.

Таких девушек было мало, но они высоко ценились своей тонкой, одухотворенной красотой. Чтобы превратиться в подобную прелестницу, потребуется неимоверное количество сил и стараний.

Уж если Эмма была поражена подобной красотой, которая вызывала в ней и ревность, и восторг одновременно, то мужчины однозначно падали к ногам такой богини. Белокурая девушка вообразила себе, как изображенная на полотне шатенка ступает по земле неимоверно легкой походкой, а без исключения каждый представитель мужского пола чуть ли не сворачивает себе шею, чтобы оглянуться на прошедший мимо него идеал женской красоты.

А кстати… имелась возможность проверить сие предположение.

Эмма окликнула своего друга, который отвлекся от просмотра литературы и двинулся в сторону подзывавшей его девушки.

– Красивая, не так ли? – блондинка скрестила руки на груди и кивнула в сторону висящего на стене полотна. – Нравится?

Дрейк не спеша осмотрел устремившую на него свой взгляд и так мило улыбающуюся в его сторону нарисованную шатенку, плавно, сам того не подозревая, меняясь в выражении лица.

– У тебя дернулась бровь… Поджались губы… Сузились глаза… Расширились ноздри… – Эмма наблюдала за другом беспрерывно, словно врач за психически нездоровым пациентом. – Ой, втюрился уже, небось?

– Что? – брюнет резко повернул голову в сторону своей подруги, которая истерично хохотала над его поведением.

– Это всего лишь картина, а ты себе навоображал там всякого. О мой Бог… Ее даже, наверное, в живых уже нет, – Эмма толкнула парня локтем.

– Ты что вообще несешь? Ты меня что, проверяешь таким способом? В смысле втюрился? Это действительно всего лишь на всего картина, и такая девушка не то, что может быть мертва, ее вообще могло не существовать, и это все всего лишь плод чьего-то воображения. Устроила тут бракосочетание.

Эмма в последний раз издала издевательский смешок, который еще больше вывел парня из себя.

– Ладно тебе, не злись… Я просто проверяла свою гипотезу.

– Какую еще гипотезу?

– Лично я просто поражена такой красотой, – блондинка вновь вернулась к изучению представшего перед ней изображения. – Только посмотри на ее личико, на ее тело. Разве не эталон красоты?

– У каждого человека свое представление о чем-то прекрасном, – резко ответил Дрейк.

Эмма незаметно покосилась на стоящего рядом друга, который теперь без какой-либо эмоции и впечатления смотрел на вырисованную девицу. В его глазах больше не было никакого огонька, только безразличие. Поскольку блондинка уже очень хорошо знала черноволосого парня, то ей не составило труда понять его реакцию. Он часто проделывал такой трюк, когда ему четко удавалось изменить свое отношение к чему-либо или же скрыть свои подлинные чувства с большим успехом того, что никакой перемены никто из окружающих его людей и не заметил бы. Подобное деяние молодого человека всегда настораживало его подругу. Эмма имела представление о том, что аналогично поступали люди с тяжкой горечью на сердце, которая прокляла их серьезной скрытностью собственных желаний и чувств. Такие люди выстраивали вокруг себя очень высокую и трудно пробиваемую стену, разрушить которую давалось далеко не каждому. Вот и Эмма какой год прилагала огромные усилия для перемен в жизни своего обожаемого друга, который, пока что, не особо стремился высовываться наружу из своего панциря.

В очередной раз избежать подачи своих эмоций и высказывание личного мнения Дрейку удалось с величайшим успехом. Эмма понимала, что парню весьма могло нравиться содержание висящего перед ними полотна, да вот только делиться этой информацией он однозначно не собирался.

Блондинка тяжело вздохнула и положила руку на плечо своему товарищу:

– Прости, я вновь сделала, прежде чем подумала. Ты же меня знаешь.

Дрейк какую-то неопределенную долю минуты перебегал взглядом с одной точки изображения в другую, тем самым запоминая каждую его деталь, после чего повернулся к сожалевшей о случившемся знакомой и одарил ее своей легкой улыбкой:

– Давай забудем об этом, и ты больше никогда не будешь соваться в мое личное пространство, которое несет в себе суть моего отношения к противоположному мне полу, хорошо?

– Хорошо, Дрейк. Я постараюсь вести себя пристойно.

– Вот и договорились.

Молодые люди повернулись на звук раздавшегося позади них слабого кашля, который издала Аббигейл, явно намеревавшаяся о чем-то им доложить.

– Извините, не хочется прерывать ваше дружеское воссоединение, но я нашла кое-что… интересное, – рыжеволосая женщина поспешила к платинному комоду, располагавшемуся по середине комнаты, на который молодая пара не сразу обратила свое внимание.

Аббигейл вытащила из уже обследованных ею трех ящиков все содержимое, которое включало в себя сборник стихотворений персидского философа, математика, астронома и поэта Омара Хайяма, записную книжку в темно-синем переплете, портсигар с, скорее всего, вырисованными на заказ инициалами владельца – П.Х., ряд незначительных записей и вырванную из никому не известного предмета страницу со следующим содержанием:

«С болью утраты придется жить. От этой боли нет спасения. От нее не скрыться, не убежать. Рано или поздно она снова накрывает, и хочется только одного – избавления.»

Тройка людей разом оторвалась от чтения пустившего у всех по телу дрожь клочка бумаги, после чего неохотно принялась к детальному изучению других предметов.

– А не слишком ли мало вещей для столь огромного хранилища? – Эмма яро подметила данную странность, потянувшись рукой к полюбившейся ей вещице – еще одной записной книжке.

– На самом деле, все это, – Аббигейл указала рукой на располагающиеся на крышке комода вещи, – находилось в среднем ящике. Два других забиты одеждой. Я даже порылась в ней, но ничего, что можно было бы в ней спрятать, не нашла.

Дрейк посмотрел, как его белокурая подруга принялась к чтению содержимого чьей-то из владельцев поместья записной книжки, и решил изучить не менее важный, по его мнению, предмет. Плоский металлический футляр, примерно для 20 сигарет, имел декоративное оформление в цвете хром и такой же, как сам портсигар, металлический держатель. Молодой человек задумался над гравировкой на крышке коробочки, которая в точности походила на инициалы. П.Х. – только один из хозяев поместья мог являться владельцем данной вещицы.

Аббигейл перебрала один лист с записями за другим, быстро пробегая по каждому из них содержанию глазами – даты встреч и благотворительных приемов, почтовые адреса, списки домашних дел, некого рода извещения о семейных собраниях и другие, не особо значительные напоминания. Рыжеволосая журналистка прошелестела всей стопкой бумаг, которую после того, как не смогла найти в ней ничего особенного, отложила в сторону. Женщина вернулась к недавно прочтенному клочку бумаги с изрядно пугающим и неприятным содержанием. «Боль утраты» – намека на что-то хорошее в данном словосочетании и быть не могло. Вероятно, сама комната, где находилась троица, являлась неким очагом жизни кого-то конкретного из владельцев поместья, и этим человеком являлся тот, кто пережил утрату дорогой его сердцу и душе персоны, кто своими инициалами обрисовывал принадлежность ему портсигара, и кто описывал все свои пережитые эмоции в записную книжку, которая на тот момент находилась под изучением Эммы.

Белокурая девица перелистывала одну страницу блокнота за другой, натыкаясь, пока что, на вполне обычные и ничем не затрагивающие внимание жизненные события. Каждая изложенная на бумаге история была в конце подписана такими же инициалами, что красовались и на крышке портсигара, который Дрейк не переставал вертеть в руках. Эмма уже в силу покидающего ее терпения принялась быстро перелистывать страницы записной книжки, пропуская изрядно много информации. Однако на тот момент, когда девушка наткнулась на некое изложение, написанное ручкой красного цвета, в то время как все другие писались черными чернилами, она решила немедля поделиться этим со своими товарищами. Блондинка встала между ними, давая им тем самым возможность следить за самим текстом. Перед тройкой людей предстало изложение со следующим содержанием:

«5 ноября, 1976 год.

Я не прикасался к своему дневнику целую неделю. Мне не хотелось ничего писать, ни о чем рассказывать и ничем делиться.

Ровно семь дней назад на мою семью обрушилось страшное проклятье. Я отказывался верить в существование подобного до последнего.

Я буду винить во всем своего прадеда и его жену, которые, из-за чьего-то сглаза, потеряли двух своих дочерей. А виноваты они будут в том, что так просто на людей никакую порчу не наводят. Они согрешили… Или совершили что-то из ряда вон выходящее, что теперь не позволяет родившимся у кого-то из всех поколений нашей семьи девочкам наслаждаться этой жизнью.

Мою детку забрали у меня прямо на глазах.

Чертова тварь с косой навсегда лишила меня звания отца.

Этот дом… Все мы прокляты!

Я нашел дневник своего прадеда в одной из комнат, куда мне не приходилось заходить за всю свою жизнь. Только сейчас, когда я лишился ребенка, мне захотелось узнать всю правду. Раскаивался ли вообще этот умерший черт за все свои деяния, которые могли привести к недовольству со стороны простого народа… Да и какое чудовище смело так гробить чью-то семью?!

Мой прадед, Том, сам не понимал, как такого рода вещь могла настигнуть его. Я не удосужился прочитать весь его дневник, мне было тяжело. Я решил оставить его в той же тумбочке и никому не говорить о нем. Пусть сгниет там.

Я все еще зол на прадеда. Не могу понять, как меня может распирать такая злоба к нему, но с чего бы рожденным девочкам было приговорено умирать?

Я не могу без слез вспоминать о моем сокровище. Не могу спокойно произнести ее имя…

Я плохой отец! Я ничтожество! Я не смог спасти свою единственную дочь!