Я не договорила. Рядом с папой сидел знакомый судебный человек. Тот самый, с Коста-Рики, который говорил о какой-то программе.
– Здравствуй, Софи! Я очень рад, что вы живы.
– Минуту назад ты говорил, что удивлен, что мы до сих пор живы, – перебил его папа.
– Не придирайся к словам, Ник. – Поморщился мужчина. – Ты не веришь, что я хочу помочь?
– Верю, Дэн, – согласился отец. – Тебе лично верю. Но ваша контора – течет. Ни одна живая душа не знала, что мы – на Гавайях. Стоило связаться с вашей конторой – и, о чудо, они узнали!
– Яхта слишком приметная, Ник!
– Это здесь, в Датч-Харборе, она приметная. Южная красотка в северных широтах. Ветку прячут в лесу, Дэн. Ни в Полинезии, ни в Мельбурне, ни даже в Кейптауне у нас не возникало проблем. Если бы у них были связи с таможней – нас бы вычислили ещё в Австралии. И в Мельбурне наш путь бы оборвался. Но нет. Мы были в полной безопасности. Пока не вернулись в Америку. Точнее, пока я не позвонил вам.
Папа яростно жестикулировал, несмотря на руку в гипсе. Трубки из него уже вынули, осталось только несколько проводков. Папа оторвал их от себя и отшвырнул в сторону. Где-то за стеной запищало. В палату влетела медсестра, но, увидев Дэна, смущенно улыбнулась, опустила глаза и, подойдя к папиной постели, щелкнула тумблером, поправила подушку и робко поинтересовалась:
– Могу я вам чем-то помочь?
– Оставьте нас! – резко сказал Дэн. Медсестра, возмутившись, стремительно удалилась.
– Не вымещай свои неудачи на персонале, – покачал головой папа. – Отношения с людьми важнее отношений с начальством.
Я так хотела узнать, о чем они будут говорить, но тут пришла мама и увела меня из папиной палаты. В коридоре нам снова встретился Сэм.
– Мистер Найколайски, – обратилсь к нему мама, – могу я вас попросить побыть с Софи? Мне надо будет ненадолго уйти.
Я вспылила. Сэм был старше меня от силы на год, а мама обращалась к нему как к взрослому и просила присмотреть за МНОЙ!
– Вы можете рассчитывать на меня, мэм! – торжественно и по-взрослому отчеканил Сэм. – Не беспокойтесь.
Когда мы снова остались одни, он восхищенно спросил:
– Твой отец – секретный агент?
– С чего ты это взял?
– Ну, к нам редко прилетает ФБР. – Он смутился. – Честно говоря, вообще никогда не прилетало.
Я кивнула на палату:
– На нем разве написано, что он из ФБР?
– На нем – нет, а на вертолете и на форме летчиков – да.
Я не знала, что можно рассказать Сэму, а что нет. Но врать не хотелось.
– Понимаешь, Сэм, это не моя тайна и я не могу тебе всего рассказать…
Но Сэм с жаром перебил меня:
– Не рассказывай! Никому не рассказывай, если это тайна. Причем – государственная! И я никому не скажу, – он перешел на шепот. – Вы секретные агенты под прикрытием, да?
Я отвернулась и закатила глаза. Сэм истолковал мой ответ по-своему и молча показал, что залепляет свой рот скотчем.
Я улыбнулась в ответ и задала свой вопрос:
– Откуда у вас такая необычная фамилия? Я таких никогда не слышала – Найколайски…
– Нормальная русская фамилия.
– Ты – русский? – удивилась я.
– Я – американский, – обиделся Сэм.
Русским в семье Найколайски был только отец, Нил. Он всем говорил, что он – русский и что его предки высадились на остров ещё с Берингом. По воскресеньям Нил ходил в церковь, истово крестился там и в тот же вечер в заведении для моряков пил водку и требовал независимости Аляски. Его сыновья хоть и носили странные славянские имена, русскими себя не считали.
Все Найколайски казались одинаковыми, как русские матрешки, отличаясь только размерами. И ещё Наколайски-старший носил бороду, и его кудрявая голова отливала серебром.
Вся семья, за исключением Сэма, который ещё учился в школе, работала на промысле крабов. Матери у них не было, и я так и не спросила почему.
15. Сэм
Мы подружились с Сэмом с первого взгляда и везде были вместе. Нас пробовали было дразнить «парочкой», но мы так вздули шутников, что они улепетывали от нас во все лопатки. Но это было позже, когда я окрепла. А пока мы пребывали в больнице, Сэм ходил ко мне каждый день, рассказывал незамысловатые новости и сам, открыв рот, слушал мои рассказы о Гавайях, Полинезии, тропических рыбах и путешествиях под парусами. Здесь, на севере, паруса были не в ходу, да и море никогда не бывало небесно-лазурного цвета. Здесь океан был синим в ясные дни или черно-серым в пасмурные. Пасмурных дней было больше. Почти постоянно шел дождь и дул ветер. Если ветра не было, то город и порт были укутаны туманом.
– Ну и занесло же вас! – восхищался Сэм, слушая мои рассказы.
«Да уж, занесло», – думала я и вздыхала. Меня не радовало жить в такой близости от Северного полюса. Хотя я знала, что есть и более северные поселения, и Сэм с жаром уверял меня, что зима обязательно будет теплой и что ниже десяти градусов температура вообще никогда не опускалась, мне было не по себе. Десять по Фаренгейту, это двенадцать градусов ниже нуля по Цельсию! Я привыкла к теплу, к солнышку, привыкла начинать каждое своё утро с морского купания. А здесь по утрам – только душ и после приходится надевать на себя кучу одежды. Я получила только один плюс: мои кудри, обычно жесткие и грубые, от пресной воды сделались мягкими и послушными.
Но уйти из порта Датч-Харбор было невозможно. «Ника» требовала капитального ремонта и очень много вложений. Из неё откачали воду и краном перенесли на берег. Когда её поднимали, она так трещала, что казалось, вот-вот развалится. Мне чудилось, что ей больно. Когда её поместили в ангар, я гладила её белые бока и плакала от жалости.
– Хватит разводить болото, – упрекала мама, – пора работать.
И мы работали. Прежде всего вытаскивали и разбирали уцелевшие вещи. Мои рисунки сохранились просто чудом! А вот вся папина электроника – сгорела. Да и многие вещи были испорчены огнем и водой, в том числе карты и одежда. Мои мелки и вовсе полностью растворились. От них осталось только несколько пятен на обивке дивана. Зато акварельные краски в толстеньких алюминиевых тубах – уцелели.
Обнаружилось, что у нас совсем нет теплых вещей. То есть, конечно, были свитера, ветровки, шарфы, кроссовки, но все они были хороши только при плюсовой температуре и вряд ли сильно согрели бы нас зимой. Тут нам помогли сестры из миссионерского приюта. Узнав о нашем затруднении, они принесли кучу теплых вещей и обуви. Вещи были не новыми, но чистыми и добротными. Так я получила точно такую же зеленую куртку, как у Сэма.
– Спасибо, что вы помогаете нам, – поблагодарила сестер мама. – Но вы уверены, что у вас не будет из-за нас неприятностей? Мы всё-таки не методисты, а католики.
– Для добрых дел все равны, – улыбнулась сестра. – Мы всем помогаем.
Мама рассказала эту нравоучительную историю папе. Он только усмехнулся:
– Так это они нас благодарить должны: облагодетельствовали нас – и попали в Царство Божие.
– Еретик! – накинулась на него мама.
– Ты лучше узнай у этих добрых сестер, где можно пожить. Чтобы было недалеко от Датч-Харбора. Впрочем, здесь везде недалеко…
На шикарную гостиницу прямо на берегу залива рассчитывать не приходилось. Даже с учетом огромной скидки она оказалась нам не по карману. Ещё надо было платить за аренду ангара и ремонт «Ники».