В поисках шестого океана. Часть первая. Безмятежность

– Здесь нет магазинов, солнышко. Придется тебе потерпеть…

Я честно терпела дня два. Потом на плече одной девушки увидела красивый узор и решила его скопировать в свою тетрадочку. Коричневый мелок вполне подошел. Потом этим же мелком я нарисовала, как танцуют девушки у костра и сам костер с красноватыми языками пламени. И желтые отблески пламени на их телах. Черноту ночи я обозначила переплетающимися и наползающими друг на друга тенями. Папе так понравилась картинка, что он повесил её в кают-компании. Но очень скоро её увидела пришедшая к нам в гости Туа. Она всплеснула руками:

– Наша Софи будет настоящей художницей!

Меня не задело слово «наша». Я уже привыкла, что почти все на этом острове считают меня своей.

Туа уговаривала папу отдать ей рисунок. Папа не хотел отдавать.

– Софи только-только начала рисовать разными цветами. Это как если бы она ползала и вдруг стала ходить. Это переломный момент. Прогресс. Нет, не могу, Туа, он слишком мне дорог.

Мне вдруг стало очень жалко большую добрую туземку. Я открепила рисунок от стены.

– Возьми, Туа. Это тебе будет на память обо мне.

Потом я повернулась к папе:

– Не сердись, папочка, я нарисую тебе ещё. Я теперь научилась. У меня же… прогресс?

С тех пор мои мелки стали расходоваться равномерно. По крайней мере, более равномерно, чем раньше. Хотя синий цвет так и остался моим любимым на всю жизнь.

А ещё я очень подружилась с Туа. Я называла её бабушка Туа, потому что других бабушек у меня не было. Оказывается, именно она принимала меня при рождении и учила мою маму обращаться со мной.

Бабушка Туа говорила по-французски не очень хорошо, но мы с ней ладили. Я рисовала для неё картинки, а она закармливала меня всякими вкусностями.

Именно на Таити я стала много рисовать. Меня завораживали яркие краски и незаметные цветовые переходы, линии и силуэты.

Я мало обращала внимание на принадлежность островов, которые мы посещали. Франция, США, Полинезия или Малайзия – мне было всё равно. Люди везде были похожими. И заботы их тоже были одинаковыми: наловить рыбы, починить сорванную тайфуном крышу, обменяться новостями, повеселиться на общем празднике. Эти повседневные хлопоты были мне понятны и близки. Мы с родителями тоже ловили рыбу и чинили снасти, каждодневно драили палубу и стояли вахты, боролись со штормами или от души веселились, когда выдавались спокойные вечера.

И жизнь текла размеренно. Новые встречи и впечатления украшали её, а страшные события в Карибском море постепенно забывались. Может быть потому, что мы жили словно в раю и нам встречались только хорошие люди.

На Таити меня снова отдали в школу, и она мне очень понравилась. У нас были хорошие учителя, и преподавали они на французском. Я училась хорошо, но не по всем предметам, поэтому «заучкой» меня никто не дразнил. И «Дикаркой» никто не дразнил, наоборот, пару раз я слышала, как про меня говорили «барышня с материка». В школе для меня была только одна сложность: читать и писать по-французски мне приходилось учиться заново. Но учителя были очень добрыми и помогали мне.

На уроке искусств учитель увидел, как я рисую, и после долго и часто о чем-то беседовал с моим отцом. Я уловила только слово «Сорбонна», оно мне было знакомо: там учился папа. После этого разговора родители долго что-то обсуждали и решали.

Все каникулы мы провели на островах, добывая жемчужины и кораллы, а в августе папа проложил маршрут до Гавайев.

12. Побег из рая

Тихий океан оказался вовсе не тихим, а даже наоборот: свирепым и буйным. Шторм захватил нас в пятистах милях от Гавайев. Почти сутки мы взлетали с волны на волну и один раз меня даже смыло за борт, я нахлебалась воды. Но веревка, которой я была привязана к «Нике», оказалась крепкой, папа быстро втащил меня обратно на борт. В порт «Ника» заходила изрядно потрепанная. Мы тоже были потрепанные. У меня были ободраны руки и ноги, страшно болело всё тело, и я так устала, что проспала почти два дня. Проснувшись, я стала одеваться – мне очень хотелось в город. Я много слышала о Гавайях и хотела поскорее увидеть всё своими глазами. Искала вторую кроссовку, но никак не могла найти.

– Что ты там шебуршишься, солнышко? – окликнула меня мама.

– Я ищу вторую кроссовку!

– Правую? – мама заглянула ко мне в каюту.

– Правую, – согласилась я.

– Не ищи, – мама вздохнула и обняла меня.

И тут я вдруг вспомнила, что, когда волна накрыла нас, оторвала меня от «Ники» и повлекла в океан, мама бросилась ко мне и крепко схватила за ногу. Несколько мгновений сквозь обувь я чувствовала её цепкие пальцы, а потом нога выскользнула, и… Вот и всё. Нет теперь у меня обуви. Я вздохнула.

Мама поцеловала меня в макушку:

– Не переживай. К новому учебному году мы купим тебе всё-всё!

– Так мы останемся на Гавайях? На целый год?

– Да, Софи, тебе надо учиться.

Я фыркнула:

– Для этого можно было и не пересекать целый океан. Я прекрасно училась на Таити!

– Папа хочет, чтобы ты закончила американскую школу.

Я была настроена скептически:

– Папа сам говорил, что самое лучшее образование – французское!

Мама не слушала меня:

– …и научилась рисовать, раз у тебя так хорошо получается. Он записал тебя в художественную студию.

Я не знала, как реагировать. Мне нравилось рисовать, это правда. Но когда заставляют рисовать по принуждению, это ведь совершенно другое. В прежней школе, например, мне приходилось рисовать яблоко на тарелке, а хотелось – летающих в небе чаек.

Мама удивилась:

– Ты не рада, деточка?

– Ещё не знаю, – честно сказала я.

На Гавайях мы задержались на целый год. Когда меня протестировали при поступлении в школу, оказалось, что я могу посещать занятия с детьми старше меня. Может быть, дала о себе знать французская школа с её «высокими стандартами». А может быть, перестарался сам папа. Ведь мы занимались с ним все каникулы, не делая перерывов. Я постоянно решала задачи на скорость и даже сама рассчитывала и прокладывала простенькие маршруты. Учиться со старшими было не интересно: они считали меня маленькой и не брали в свою компанию. Но я особо не переживала. Свободного времени всё равно оставалось крайне мало.

Оказалось, что на берегу у меня очень много дел: школа (туда надо было ходить каждый день), художественная студия (я посещала её дважды в неделю и ещё были пленэры по выходным) и библиотека (там можно было брать целую уйму книг). Кроме того, были ещё разные праздники, и конкурсы, и спортивные состязания – везде хотелось побывать. Мы целыми днями пропадали по своим делам и встречались только по вечерам. Папа работал на строительстве яхт, весь был в чертежах, цифрах и расчетах. Мама тоже не скучала. Пока я была в школе, она работала полдня на детском пляже – следила за детьми туристов. Кроме английского, она говорила на французском, итальянском и немного по-испански. Но даже если слов не хватало, с любым малышом она могла найти общий язык. Малыши ходили за мамой, как цыплята за курицей, и висели на ней гроздьями, пока их родители купались, отдыхали или развлекались в баре. Мама была так счастлива с ними и словно наполнялась жизненной силой и так молодела, что казалась вовсе подростком. Она вся расцветала, возясь с малышнёй, мне и в голову не приходило ревновать.

Целый год прошел незаметно. В художественной студии я научилась рисовать карандашами, фломастерами, гуашью, акриловыми красками, и понемногу мы начали осваивать акварель. Мне с ней не хватало терпения. Надо было ждать. Пока краска высохнет и только после этого класть следующий слой. Я спешила, накладывала одну краску по ещё влажной другой, они у меня смешивались и получалась грязь. Я злилась и швыряла краски. То ли дело акриловые краски! Яркие, чистые цвета, быстро сохнут, не смешиваются и не выползают из-под нижнего слоя неожиданным разочарованием. У меня хорошо получались наброски витражей. Яркие лепестки цветов или оперение птиц в черной окантовке выглядели эффектно и привлекали внимание. А вот акварель… Она вся мне казалась нервной, капризной и непредсказуемой. Учитель говорил, что с помощью акварели можно передать самые тонкие оттенки настроения и эмоций. Но мои эмоции и душевные переживания от тонких были очень далеки. Они были яркими, сочными, наполненными событиями и радостной суетой, как и вся наша жизнь на Гавайях.

Мы были вместе, каждый занимался своим любимым делом, и все мы были счастливы.

Когда мне уже стало казаться, что мы нашли своё место на земле, точнее, ту землю, возле которой нам бы хотелось жить, нас снова сорвало с места и, подхваченная ураганом, «Ника» опять пустилась в плавание. Это произошло и в прямом и в переносном смысле.

За день до шторма папа получил какое-то неприятное известие, пошептался с мамой, за полдня снарядил яхту, и «Ника» вышла из порта, когда небо стремительно темнело и где-то вдали уже полыхали молнии.

Мне так жалко было покидать Гавайи! Новый учебный год должен был вот-вот начаться, я запаслась красками и специальной бумагой, чтобы хоть в новом году освоить сложную технику акварели. Но все мои планы рухнули. С друзьями я тоже не успела попрощаться…

Я сидела в своей каюте и дулась на родителей. Зачем нам снова куда-то плыть? Ведь на Гавайях у нас было всё. Папа зарабатывал хорошие деньги, я – училась, мама тоже не сидела без дела. Платили ей немного, но зато её все любили. Мы все чувствовали свою нужность и значимость на берегу. Даже я. На выпускном в школе меня наградили грамотой, как лучшую ученицу по естественным наукам. И в художественной студии тоже – объявили победительницей в конкурсе проектов.