В поисках шестого океана. Часть первая. Безмятежность

Солнце с красными лучами
Убежит за небосвод,
Успокойся, милый мальчик,
Сладкий сон к тебе придет.
Завтра мы пойдем на пристань,
Только солнышко взойдет
Корабли домой вернутся,
Их молитва приведет.

Когда в комнату вошли полицейские, врачи, какие-то мужчины и увели мальчика с собой, он уже не буянил, а шел с ними сосредоточенный и угрюмый. Он оказался высоким, выше меня на две головы. В дверях он обернулся и посмотрел на меня долго и пристально. Глаза у него были голубые и пронзительные. В них было столько горя, что я не выдержала и отвела взгляд.

Я потом много думала об этом мальчике. Как его поделят? Как он будет жить дальше? Он сказал «убегу». Может быть, он прав? Я вспомнила тот день, когда мои родители поссорились, и я хотела уплыть от них за горизонт. Если бы мне пришлось выбирать между мамочкой и папочкой, я бы лучше умерла. Я люблю их вместе. Их нельзя делить!

Ещё я впервые задумалась о смерти. Ведь папа запросто мог умереть. И мы с мамой тоже, если бы не подошла береговая охрана с Пуэрто-Рико.

А что бы там было, после смерти? Мы были бы все вместе или каждый в отдельности? Я обязательно сказала бы Богу, что нас нельзя разлучать, потому что мы любим друг друга так сильно…

С той страшной ночи, когда мы чуть не потеряли наши жизни, у папы остался сломанный нос и белый шрам на животе. А у мамы лицо снова стало красивым и засеребрились волосы у висков. Она злилась и выдергивала их пинцетом у зеркала, а папа шутил, что если и дальше так пойдет, Гленн останется вовсе без волос и придется сделать её иудейкой. Ведь они бреются наголо и носят парики.

– Ты и сам теперь похож на еврея! – парировала мама. – С таким-то носом.

– Ну, уж нет! – смеялся папа. – У меня есть аргумент, что к иудеям я не принадлежу.

– Я сейчас как стукну по твоему аргументу! – сердилась Гленн.

– Попробуй сначала догони!

И они начинали носиться и, в конце концов, забыв, кто кого догоняет, падали на палубу, утомленные весельем. Я веселилась вместе с ними, мне было радостно видеть папочку снова здоровым, а мамочку – красивой. Все стало по-прежнему.

Вот только по ночам я внезапно просыпалась и в навалившейся со всех сторон темноте слушала бешеный стук своего сердца.

8. Роберт

Если описывать нашу жизнь дальше в подробностях, то выйдет довольно интересный и красочный путеводитель по разным странам и островам. Мы петляли, словно запутывая следы. Теперь я понимаю, что это так и было.

Я слышала, как ещё в здании суда папа говорил, что собирается пройти Панамским каналом и обосноваться в Калифорнии. Но шли мы на юго-восток, снова через Атлантический океан, приближаясь к берегам Африки. Я в это время читала «Пятнадцатилетнего капитана».

«Африка! Колониальная Африка! Страна работорговцев и невольников!» – восклицала я вслед за Диком Сэндом.

Я обожала этого героя! Меня не смущало, что он не знал навигационных приборов и прокладывал маршрут, полагаясь только на компас. Дик Сэнд был отважный, честный, мужественный и красивый. Я потребовала у папы карты, и мы с ним прокладывали маршрут «Пилигрима». Вернее, два маршрута. Как он шел по представлениям Дика и как его реально вел негодяй Негоро. Когда Дика приносили в жертву чернокожим богам, я рыдала и не хотела засыпать, пока не узнаю, что же было дальше.

Так вместе с героями книги мы совершенно незаметно для меня пересекли Атлантический океан и оказались у южной оконечности «черного» континента.

До Кейптауна на парусах мы не дошли. Кончился ветер, и пришлось запускать дизель. Когда показались огни большого города, папа предупредил:

– Сегодня стоим на рейде. Завтра – десантом в город, возьмем, что нужно, и прочь из него.

Мама вздохнула, но спорить не стала. Если в океане нам было спокойно и совсем не вспоминалось, что нас ищут, то здесь, в шумном Кейптауне, снова стало тревожно и возникло ощущение опасности.

На следующий день мы очень долго проходили таможенные процедуры, и у нас не вышло закупить продовольствие. Тогда мы наняли такси и поехали в город. Мне было поначалу непривычно: всё время казалось, что машины едут не так. Но мама мне объяснила про левостороннее движение. Мы отправились на Сигнал-Хилл. Это такая гора с обзорной площадкой наверху. С одной стороны – город, с другой – город и море. Мне было удивительно, что такой огромный город Кейп называется Таун, а не Сити.

Я очень боялась, что на африканском континенте будут только чернокожие. Огромные черные руки на моей шее и потные ладони, зажимающие рот, все еще оставались в моей памяти. Но выяснилось, что и белокожих людей в Африке тоже достаточно.

Ко всему прочему, оказалось, что недалеко от города живет папин друг, бывший моряк, с которым долгие годы они общались в радиоэфире. Забавно, но они ни разу не видели друг друга.

На «Нике» мы обогнули Кейп-Пойнт и причалили в бухте. Потом папа нанял такси, и мы отправились в горы, в городок Вустер. Дорога по красноватой пустыне показалась мне утомительной. Так долго в такси я не ездила никогда в своей жизни. Вустер оказался совсем небольшим городком, вроде деревни. Там, в маленьком красно-коричневом домике, жил Роберт.

Он оказался дивным лохматым стариком, похожим на Эйнштейна. Его голубые глаза, казалось, выцвели, но смотрели из-под седых бровей внимательно, готовые каждую минуту заискриться неподдельной радостью. Кроме того, Роберт всюду разъезжал на легкой блестящей коляске. Его белые, тонкие ноги в хлопчатобумажных шортах лежали неподвижно. Зато плечи и руки были мускулистыми и крепкими. В его гостиной вперемешку стояли какие-то приборы с проводами и сооружения для спорта, из стен на разном уровне выходили хромированные ручки и наоборот: куда-то в потолок уходила целая коса из проводов. Ни кресел, ни стульев в гостиной не было.

– Извини, Ник, – оправдывался Роберт. – Ко мне надо приходить со своей мебелью.

Дверей в его доме тоже не было, разве что входная.

Мы вышли из затруднительного положения – разместились на циновке на полу.

Роберт угощал нас вкусным чаем из каких-то африканских трав, расспрашивал папу, рассказывал сам. Казалось, они знают друг друга целую вечность.

– Дочка вот уехала. Не хочет она в Африке жить. Притеснение чувствует, белая госпожа. Хе-хе… – Роберт засмеялся.

– А ты? – папа смотрел на старика.

– А мне что? Место своё надо в жизни иметь. Людям помогать, пользу приносить – тогда и уважать будут. Вне зависимости от цвета кожи. Я вот не слышал, чтобы мать Терезу где-нибудь «притесняли».

Он снова засмеялся.

Папа с Робертом долго разговаривали, шутили и смеялись, и казались мне ровесниками, несмотря на морщинистое лицо Роберта.

Позже папа рассказал мне, что Роберт – известный спасатель. По пятнадцать часов в день он проводит в эфире, выискивая, кто подает сигнал о помощи, и на его счету много спасенных жизней. Это сейчас и портативные рации, и радиотелефоны, а Роберт занимался этим делом, когда ещё и компьютеров не было. Он спасал не только тела, но и души. Поддерживал отчаявшихся, утешал несчастных, разделял с радистами их тревоги и радости.

Пока взрослые разговаривали, я рассматривала приборы и картины на стенах.

В гостиной висели старинные карты и современные фотографии. На одной из них была молодая женщина с малышом на руках. У женщины были белые-белые волосы, ярко-красные губы и шляпа с широкими полями. Малыш, как ангел на картинах Рафаэля, смотрел куда-то вверх и сосал палец. Ещё один портрет женщины, только черно-белый, стоял в рамочке на рабочем столе. Женщина тоже была со светлыми волосами, но совсем другая, и глаза у неё были грустные. Она была гораздо старше и улыбалась как-то виновато. А ещё висела фотография самого Роберта. Он стоял на берегу океана в одних шортах, и ветер трепал его светлые волосы. Фотография была черно-белой и, наверное, очень старой, потому что Роберт на ней казался ровесником папы.

Меня поразила одна карта. Я никак не могла понять, что же изображено на ней, а потом вдруг меня озарило: карта была вверх тормашками! То есть наверху, где обычно север, располагалась Антарктида и все материки были непривычно изогнуты. Я вначале подумала, что её неправильно повесили, а потом, присмотревшись, увидела, что и все названия подписаны так же: вверх тормашками. От этой карты я не могла оторваться долгое время. Поворачивала голову, стараясь разглядеть привычные очертания материков, пока Роберт не сказал:

– Смотри, Ник, как бы твоя девчонка себе шею не свернула!

Папа одобрительно погладил меня по спине:

– Ничего, иногда очень полезно менять точку зрения и смотреть на мир другими глазами.

Рассмотрев все карты и рисунки, я решила поваляться на циновке возле мамы и, кажется, даже вздремнула, потому что то ли слышала, то ли придумала разговор папы и Роберта о каком-то картеле.

– «Ника» не иголка, Роб, её не спрячешь в стоге сена.

– Да, Ник, нажил ты себе врагов. А почему от программы-то отказался?

– Независимость, Роб. Это единственное, что у меня есть. И «Ника». От них я не могу отказаться.