Храни меня на вираже

От чая Андрей деликатно отказался. Серафима проводила его до двери, поблагодарила, сунула ему в дорогу пакетик с выпечкой. Парень с неподдельным интересом посмотрел на девушку Тараса, вздохнул, поздравил с наступающим и вышел.

Серафима переоделась в домашний халатик и заперлась на кухне. Вера Ивановна занималась Тарасом: вымыла голову, помогла с гигиеническими процедурами. Волчок сидел рядом с кроватью и подглядывал.

– Ладно, ты мальчик, тебе можно, – добродушно разрешил Тарас.

Наконец сиделка освободилась, оставила Остапенко одного и пришла к Серафиме на кухню. Та заварила ей чай, сделала бутерброд с маслом и сыром.

– Вера Ивановна! Трудно быть сиделкой?

– Ну когда как. Сложно в эмоциональном плане. Обычные больные рано или поздно выздоравливают. А такие, как Тарас, с переломами позвоночника, навсегда к кровати и инвалидной коляске прикованы. Им очень сложно это принять, а нам – видеть их отчаяние. С Тарасом вначале было трудно: он жить не хотел, замкнулся, апатия началась. Ты его к жизни вернула. Все его жалели, а его не надо жалеть. Его надо просто любить и относиться как к мужику. Многие пытались взбодрить. У тебя одной получилось.

– А в плане ухода за больным? – не унималась Серафима.

– Ты это к чему спрашиваешь? Он тебя не примет в качестве сиделки. Тарас очень стеснительный. Сейчас, конечно, большой выбор разных приспособлений: памперсы, ванночки, кремы, масла. Многое он сам делает, он просил – я ему показала. Он вообще очень дисциплинированный: лекарства вовремя пьёт, тело, где достаёт, массирует, гимнастику делает. Знаешь какие больные бывают? Весь мозг тебе вынесут. И то не так, и этак не так. Я считаю, мне с ним повезло.

– Спасибо вам, Вера Ивановна! Это нам с вами повезло.

– Я сегодня поздно вечером уйду, а утром вернусь. Хорошо, что ты рядом! А то в темноте да одному тоскливо.

– Главное, что плита с духовкой работают.

– Что это так вкусно пахнет?

– Курочка с картошкой в фольге.

Время от времени Серафима забегала к Тарасу, сидела у него на кровати, смотрела, как он читает, и снова убегала к плите. Волчок тоже сделал попытку забраться на кровать.

– Куда?! – пристыдила она пса.

Волчок умильно посмотрел на хозяйку, не понимая: «Тебе можно, мне нельзя?!»

– Тебе – нельзя! Ты – собака, умная и породистая!

Пёс послушался, спрыгнул с кровати и лёг на полу.

– Вот это дрессировка! – поразился Тарас.

– Нет, это не дрессировка, – пояснила Сима, – это – взаимопонимание. Вот смотри!

Она села на пол и сказала:

– Мамочка пришла с работы, мамочка устала. Кто её пожалеет?

Пёс подошёл, прижался боком и лизнул хозяйку в лицо.

Тогда Серафима вытянула ноги и пожаловалась:

– Как у меня ножки замёрзли! Кто ножки маме согреет?

Волчок подошёл и лёг на ноги сверху, согревая их своим мехом.

Тарас был в шоке:

– Вам можно в цирке выступать!

– Волчок! Пошли на кухню, курочку проверим!

Пёс, опережая хозяйку, ринулся на кухню, девушка поспешила за ним.

Электричество так и не дали. Салаты Серафима нарезала уже в сумерках, а сервировала стол при свечах. Когда праздничный стол был готов, она переоделась и вышла в нарядном платье, которое Тарас сразу узнал. Волчок тоже выглядел франтом: на его шее красовался чёрный галстук-бабочка.

– Слушай, а почему ёлку не нарядили? Если б знала, принесла бы.

– С некоторых пор у меня на ёлки аллергия, – поменялся в лице Тарас.

– А искусственную?

– На искусственные – тем более!

Серафима не стала больше расспрашивать, принесла шампанское.

– Давай открывай! Будем старый год провожать… Он был сложный, но хороший. И пусть все проблемы и беды останутся в нём!

Остапенко не стал ничего говорить, он просто взял её руку и поцеловал ладонь. Приближалась полночь. До Нового года оставались считаные минуты. Бокалы были снова наполнены до краёв.

Серафима стала отсчитывать:

– Один… Два… Три…

После каждой цифры Волчок громко лаял. Тарас смеялся до слёз.

– Одиннадцать… Двенадцать! – досчитала она под звон бокалов. – С Новым годом!

Тарас наклонил девушку к себе и поцеловал. В соседних домах на балконах затрещали ракетницы. Во дворе с шумом и свистом рвались в небо стрелы салюта, раскрываясь в вышине ослепительными цветами. Они лежали рядом, обнявшись, смотрели, как ярко горит пламя, как плавится воск, и не было ни прошлого, ни будущего – только здесь и сейчас…

* * *

Второе января она никогда не забудет… Утром, оставив Волчка дома, Серафима поехала к Тарасу. Сырники она напекла дома и привезла собой. И не зря: в прихожей стояли чужие ботинки, у Тараса был гость.

«Кто-нибудь из ребят заехал поздравить…» – подумала она.

Микроволновка не была включена в сеть, как телевизор, и поэтому уцелела. Серафима подогрела сырники, переоделась в длинное домашнее платье, приготовила чай. Водрузила всё на поднос и, толкнув дверь ногой, вошла в комнату. Гостем оказался Стас Бородин.

– Привет гоночной элите! – поприветствовала она мужчин и поставила поднос на столик. – А я вам чай принесла.

Реакции не последовало. Она посмотрела на обоих: и Стас, и Тарас были напряжённые.

– Сима, выйди, пожалуйста. У нас тут мужской разговор, – сухо попросил Остапенко.