Судьба на выбор

– Пффф! – махнула рукой Джесмин. – Ты ведь ещё не знакома с прежней учительницей? Так вот, её первенец родился через четыре месяца после свадьбы! И ничего. Вот если бы свадьба и вовсе не состоялась, её репутация пострадала бы. А так все довольны. Особенно родители мужа, которые убедились, что невестка не бесплодна.

– Не хочу даже слушать о таком! – зажала уши Гвен. – И настолько безнравственной особе разрешили работать в школе?!

– Привыкай, – хмыкнула дочь старосты. – Про моего милого тоже поговаривают, будто он одарил одну девицу из батрачек зелёной юбкой. Но мне кажется, брешут из зависти.

– Он… подарил другой девушке юбку? – растерянно переспросила Гвен. – С её стороны не слишком благопристойно принимать от молодого человека такие презенты до свадьбы. И почему именно зелёную?

Джесмин расхохоталась, согнувшись и обхватив руками колени, и долго не могла успокоиться.

– Ах, до чего же ты смешная! Не было никакой юбки! Это означает, что парень и девушка занимались этим на траве!

– Чем занимались?

– Ой, не могу! – снова рассмеялась Джесмин. – Из какого же яйца ты вылупилась? А ещё грамотная!

К её звонкому, как журчание весеннего ручейка, смеху присоединился громкий, похожий на звук трубы, хохот Талулы. Гвен перевела обиженный взгляд с одной на другую и встала с места. Выпрямила спину и гордо зашагала в комнату – проверить, хорошо ли там прибрала служанка.

Вид нового обиталища, пусть и ставшего чище, по-прежнему наводил тоску. На какое-то мгновение Гвендолин вообразила себя не на чужом, а на своём месте. В наверняка большом дядюшкином доме – почти таком же красивом, как особняк Карлиона Линтона. Представила полный новой одежды сундук с приданым, уложенные камеристкой локоны, белые свадебные перчатки.

И – чужого человека, который откидывал вуаль с её лица.

Вздрогнув, Гвен потёрла виски, прогоняя навеянную хандрой фантазию. Нет, она не усомнится в правильности своего поступка! Он был совершён, чтобы больше ни от кого не зависеть. Чтобы рассказать до конца историю Арчибальда. Чтобы стать наконец-то самой собой, а не приложением к фамилии, которую она носила.

– Что случилось? – раздался за спиной голосок Джесмин. – Ты обиделась? Ах, Гвен, я тоже далеко не так искушена, как пытаюсь показать! Даже целовалась всего-то пару раз.

Гвендолин вздохнула: её саму не целовали ещё ни разу.

– Пожалуйста, вернись к столу! – попросила дочь старосты.

Натянув на лицо улыбку, Гвен обернулась.

– Хорошо. Но, учтите, вам не удастся привить мне свою деревенскую мораль!

– И не нужно! Глядишь, и другие девицы станут на тебя равняться. А то так и бегают за ним, так и увиваются! Вертихвостки! – снова вернулась к предмету своего обожания Джесмин. – А ты любишь мясное рагу с картофелем? – вдруг сменила она тему. – Мама его готовит сегодня на ужин и будет рада, если ты придёшь. И я тоже.

Гвендолин с большим удовольствием провела бы вечер наедине с собой, но обижать новую приятельницу отказом не решилась.

И правильно сделала. Ужин удался. Староста был всё так же неразговорчив, но его супруга оказалась хлебосольной хозяйкой, не скупившейся ни на угощения, ни на комплименты новой учительнице. Поначалу Гвен смущалась, но затем почувствовала благодарность к едва знакомой женщине, встретившей её так радушно. Дочь очень походила на мать, и, глядя на жену старосты, можно было с лёгкостью представить, какой станет Джесмин через несколько лет, когда её пока гибкая фигура приобретёт пышность, а в густые тёмно-русые волосы белой лентой вплетётся ранняя седина.

– Вы уж не обижайтесь, я с вами говорю как с собственной дочкой, – шепнула Гвендолин хозяйка дома, улучив момент, когда гостья отошла от стола ополоснуть руки. – У нас тут новенькие девушки редко появляются. Так что вы будете на виду, и парни станут на вас заглядываться, ходить вокруг да около, пытаться свести знакомство поближе. Не ученики, конечно, те ещё не доросли, а вот их старшие братья… Да и отцы тоже.

– Спасибо за предупреждение! – Гвен вспыхнула. – Но, я приехала сюда не для того, чтобы с кем-нибудь познакомиться. А для того, чтобы работать.

– Так-то оно так, но вы же ещё молодая. Соблазнов очень уж много. А приглядывать за вами некому.

От старосты Гвен уходила затемно. Хозяин провёл её до дверей школы и, пожелав доброй ночи, оставил одну, ведь Талула, закончив дела, давно ушла. В пустом доме властвовала тишина, нарушаемая только редкими шорохами, и Гвен от всей души надеялась, что их издают не мыши или крысы.

Поднявшись в свою комнатку, она зажгла свечи, чтобы разогнать темноту и страхи, и переоделась ко сну. Но тот всё не шёл, и Гвен достала толстую тетрадь, которую не открывала уже несколько дней, и собралась продолжить историю Арчибальда.

Однако не успела она начать, как внимание отвлекли какие-то звуки, поначалу невнятные и негромкие, но спустя минуту превратившиеся в бойкую слаженную мелодию. В удивлении Гвен подошла к окну и откинула занавеску. Взору открылось презабавнейшее зрелище: перед стенами школы собралось несколько мужчин, облачённых в традиционные костюмы жителей данной части королевства. Аккомпанируя себе на народных инструментах, они хором выводили незнакомую девушке задорную песню. Заметив внимание Гвендолин, необычный оркестр заиграл энергичнее. Она в ответ улыбнулась и помахала рукой. Вот так приветствие!

Разглядывая незваных гостей, Гвен увидела среди них молодого человека, выглядевшего немногим старше её самой. Он, не отрываясь, смотрел на неё, и она задержала пальцы на занавеске, почти физически ощутив на себе этот взгляд. Остальные музыканты тоже с любопытством глазели на новую учительницу, но по-другому, от их взглядов не теплело в груди и не хотелось улыбаться.

Гвендолин не знала, сколько времени продолжался импровизированный концерт, но, когда она отошла от окна, улыбка всё ещё оставалась на её губах.

Глава 4

Ночь после ухода музыкантов прошла тихо, зато первый рабочий день начался шумно и суматошно. Ученики, вопреки представлениям Гвендолин о пунктуальности деревенских жителей, осаждали школу задолго до начала уроков. Стоило Талуле открыть дверь, как пестрый гомонящий поток хлынул внутрь и застопорился в дверях классной комнаты. Дети, одни довольно чисто умытые, другие с чумазыми лицами, некоторые одеты неплохо, но большинство в поношенных ботинках и дырявых чулках, с опасливым интересом рассматривали новую учительницу. Под их взглядами Гвен ощутила пугающую неуверенность. Она знала, чему ей следует научить этих детей, знала, что лишние премудрости им не нужны – лишь самое необходимое. Так им говорили в пансионе, но годы учёбы не могли подготовить будущую преподавательницу к тому, как найти общий язык с деревенской ребятнёй. Гвен заставила себя улыбнуться и указала рукой на парты.

Классная комната была достаточно просторной, чтобы вместить всех учеников, а тех, как сосчитала Гвендолин, было двадцать четыре. Правда, двое из них, милая белокурая девочка и мальчуган в штопаных одёжках были ещё малы, чтобы чему-либо учиться. Их привели старшие братья, и Гвен не стала с этим спорить, поняв, что детей просто не с кем оставить дома. К тому же малыши сидели тихо и хлопот не доставляли, в отличие от настоящих учеников. Прежняя учительница не привила им понятия дисциплины, а что ещё хуже – практически не дала никаких знаний. Видимо, она и сама не являлась в достаточной мере образованной и компенсировала этот недостаток тем, что помнила большое количество интересных историй. Их она, как выяснилось, и рассказывала на уроках. Неудивительно, что дети ждали того же от Гвен и были недовольны, поняв, что теперь придётся учиться по-настоящему. Гвендолин с трудом удалось их утихомирить, пообещав, что в конце учебного дня, если они станут прилежно заниматься, она, так и быть, почитает или расскажет им что-нибудь.

Был более простой и быстрый способ добиться послушания. Наставницы пансиона, где воспитывалась Гвен, не тратили бы время на уговоры, и в ответ на возмущение тут же последовало бы наказание. Но Гвендолин ещё по дороге в Трелони решила, что обойдётся без жёстких мер, ведь ей хотелось, чтобы дети относились к ней так же тепло, как она сама – к самым терпеливым и добрым своим учителям, и большее, что она позволяла себе, – постучать указкой по столу, призывая к тишине.

Стучать приходилось часто. К концу занятий голова у Гвен раскалывалась от гомона, и даже когда ученики наконец разошлись по домам, в ушах ещё звенели их голоса.

– Строже с ними надо, – то ли укоризненно, то ли сочувственно сказала Талула, когда Гвен появилась у неё в кухне. – Обедать будете?

Гвендолин так проголодалась, что проглотила всё, что подала служанка, не чувствуя вкуса. Но сытная еда вернула силы, а хорошее настроение принесла с собой Джесмин. Дочь старосты, сегодня выглядевшая ещё наряднее и довольнее жизнью, чем вчера, влетела в кухню вихрем оборок и лент и тут же забросала вопросами:

– Как прошёл день? Как дети? Не слишком озоровали?

– Как сказать, – неопределённо растянула Гвен. – Похоже, моя предшественница не достигла особых успехов. Только не передавай ей мои слова, пожалуйста!

– Ей сейчас не до того, – отмахнулась Джесмин. – А что до детей, вряд ли кому-то из них пригодится твоя наука. Им ведь придётся, как родителям, работать на земле, никто не станет доктором или адвокатом.

– Отчего же? – не согласилась Гвен, хоть и понимала, что собеседница права. – Возможно, у кого-то из них появится шанс продолжить образование и освоить другую профессию. Но знания в любом случае не бывают лишними.

– Ты говоришь как альд Линтон. Это он велел, чтобы в деревне открыли школу. Ты ведь с ним знакома, да?

– Знакома, – подтвердила Гвендолин. Должно быть, староста рассказал дочери о том, что новую учительницу привёз в Трелони сам сквайр. Хорошо бы данный факт не оброс нежелательными домыслами, и Гвен поспешила сменить тему: – Что за люди поют и играют на народных инструментах? Вчера, когда я уже вернулась от вас, они выступали прямо под моим окном!

– А, есть тут такие! – рассмеялась Джесмин. – Обычно они играют на праздниках и ярмарках, но перед тобой, видно, решили отдельно покрасоваться.

– Мне понравилась их музыка, – улыбнулась Гвен.

– Я передам. Среди этих старичков-трубадуров затесался и мой дядюшка.

– Старичков? Но я заметила среди них молодого человека.

– Молодого? – Джесмин нахмурилась. – Вот уж не знаю. Может, родственник к кому-нибудь приехал? Надо выяснить! – она подскочила с места, явно уязвлённая тем, что новой учительнице известно что-то, чего не знала она сама. – Я ещё попозже загляну! – крикнула уже от двери и, захлопнув её, побежала по лестнице, грохоча каблуками.

– Вот егоза! – проворчала, заглядывая в кухню, Талула. – Ничего, замуж выйдет – будет ходить медленно и степенно, как и положено хранительнице очага. Глядишь, скоро и её деток учить будете!

Поблагодарив служанку за обед, Гвендолин отправилась к себе в комнату, где наконец-то смогла посвятить несколько часов исключительно Арчибальду. Никто не потревожил писательницу. Слова кружевной вязью ложились на бумагу, и Гвен казалось, будто герой её истории тоже здесь, совсем рядом, неслышно стоит за спиной. Она даже чувствовала запах прелых листьев, налипших на подошвы его сапог за время долгой дороги.

А к закату вернулась Джесмин – влетела прямо в комнату Гвен, взбудораженная и горящая желанием немедленно поделиться новостями.

– В самом деле, родственник! Одного человека, который тут уже не живёт, а домишко его остался, так тот прислал сына своей кузины приглядеть за хозяйством и подыскать покупателя на дом! Ума не приложу, как парень так быстро втёрся в доверие к нашим и начал петь с ними! Не иначе настоящий талант! А до чего же хорош собой!