– Твой костюм для бала уже готов? – внезапно спросила Аня, обращаясь к гостю.
– А… Да. Готов.
– А вот мой до сих пор нет.
Аня указала направлением взгляда на стену, что дальше от окна, где в ряд стояли четыре портновских манекена. Алексей их до этого не замечал. Он все время сконфуженно смотрел в пол.
– Угадай, какое из них я хочу надеть на бал.
Юноша рассмотрел платья на манекенах: два из них вполне соответствовали канонам моды XVIII века – спокойные цвета, кружевные оборки, рукава с воланами; одно было черным и казалось легче остальных, из-под юбки виднелись пышные складки крупной черной сетчатой ткани, а на лифе с глубоким декольте в стороны плеч расходились золотистые и фиолетовые перья; последнее платье было кукольно-розового цвета, его украшали шелковые бантики на рукавах, на подоле и на лифе. При взгляде на последнее Алексей решил, что никто в здравом уме его не наденет. Отсюда просится вывод: Аня могла специально пойти на это, чтобы матери насолить.
– Я думаю, вон то, розовое, – предположил юноша.
Аня в голос засмеялась.
– Да ты что! В этом наряде Барби! Да ни в жизни! Почему ты выбрал его? – спросила Аня, все еще смеясь.
Юноша промямлил что-то невнятное.
– Но это все равно лучше, чем в похоронном идти! – возмущалась Елена Евгеньевна.
– Оно не похоронное – оно экстравагантное!
– Не важно! В черном ты не пойдешь!
Аня до этого сидела без движения, и стилист довольно быстро создавала на ее голове чудесное творение, но сейчас она резко развернулась, и стилист от неожиданности вскрикнула и выронила из рук пряди волос.
– Хочешь, чтоб я посмешищем выглядела перед всем городом?
Взгляд Ани, устремленный теперь на мать, казалось, мог испепелить любого, но Елена Евгеньевна дочери не уступала.
– Не нравится розовое – иди в этом! – Елена Евгеньевна напористо подошла к манекенам и дернула волан рукава платья, что казалось самым подходящим для новогоднего бала.
– Ну нет! В таких там будет половина гостей. Не хочу быть на них похожа!
– Это традиционный наряд!
– Я с толпой не сольюсь!
– Вздор! Я тебя из дома не выпущу, если ты это наденешь! – Елена Евгеньевна, вконец вышедшая из себя, грубо ткнула пальцем в жаккард черного платья.
Аня вскочила со стула, и девушка-стилист, только-только возобновившая процесс своей работы, снова выронила пряди.
– Это мы еще посмотрим!
Елена Евгеньевна затряслась от гнева. Она подошла вплотную к дочери и еле сдерживалась, чтоб не закричать.
– Такое поведение недопустимо! – процедила она сквозь зубы вполголоса. – Ты забываешь, чья ты дочь! Ты выставляешь весь наш род идиотами перед гостем!
– Леша, в отличие от некоторых, судит о людях не по фамилии! – так же напористо и тихо процедила Аня.
Алексей хотел сквозь землю провалиться. Он не должен был быть свидетелем приватного разговора.
Елена Евгеньевна выпрямилась, закрыла глаза и постаралась успокоиться. Подобные споры с дочерью были частью быта дома Чеканщиковых и, как правило, ни к чему не приводили. Чтобы не заработать репутацию семьи, члены которой грызутся по любому поводу, Елена Евгеньевна, сделав несколько ровных вдохов, улыбнулась и мягко произнесла:
– Давай обсудим это позже, Аннетт. Этот юноша хотел сказать тебе нечто важное.
Елена Евгеньевна, на вид абсолютно спокойная, отошла в сторону, чтобы дать наконец слово гостю, но там, где минуту назад стоял Алексей, теперь никого не было.
Алексей сбежал от накала страстей, чтобы не стать частью семейной ссоры. Он вышел в коридор. Из открытой двери спальни Ани ругань была слышна на всем этаже, и при всем желании спрятаться от нее можно было, лишь запершись в другой комнате. Алексей отошел на несколько дверей по коридору и присел на тахту, заполняющую пустое пространство в небольшом углублении. Его взгляд падал вперед – за окно, что выходило из комнаты за открытой дверью. Он не задавался вопросом, что за комната перед ним, просто смотрел насквозь, на пушистые хлопья снега и широкие белые рамы, которые на фоне яркого снегопада казались темными. Алексей старался сосредоточиться на этом красивом природном явлении, чтобы не быть невольным свидетелем чужих ссор. Как ни старался, ему это не удавалось, но когда гневные голоса вдруг стихли, снег его заворожил. Он стал вглядываться в движения каждой снежинки, плавные и элегантные, словно эти движения были заготовлены и тщательно отрепетированы, чтобы любой ценитель прекрасного мог ими насладиться…
Перед окном пронеслось нечто темное, отвлекшее на себя внимание юноши. Окно находилось довольно далеко: его отделяли от тахты широкий коридор и просторная комната, но Алексей так увлекся наблюдением за снежным вальсом, что мысленно перенесся к этому окну, и нечто, пролетевшее будто у него перед глазами, заставило его вздрогнуть.
– Рубашка сидит как влитая! – раздался из комнаты знакомый голос.
Неужели в этой комнате кто-то был?
– Сожалею, но она мала, – сказал другой голос, которого Алексей прежде не слышал.
Ближе к двери подошел Григорий Макарович. На нем были надеты выходные брюки и белая рубашка, пуговицы которой разъезжались в стороны. Тучный мужчина с напрягом втянул живот, чтобы пуговицы не натягивались, и стал крутиться на месте, очевидно разглядывая себя в зеркале на стене, которого Алексею с его ракурса не было видно.
– Да неужто! – усмехнулся Григорий Макарович в ответ второму голосу. – Посмотри, как хорошо! Тащи жилет.
Мигом появился второй участник диалога – дворецкий дома Чеканщиковых с жилетом в руках. Он попытался натянуть жилет на своего босса, пуговицы сошлись, но с большим трудом, лишая образ джентльмена всякого изящества.
– Не пойдет так, Григорий Макарович! Нужно перешить костюм, пока время есть.
Хозяин дома старался втягивать живот, чтоб зрительно казаться стройнее, и при этом думал, как поступить. Вид у него был при этом как у задумчивой гориллы.
– А может, с фраком незаметно будет? – выдал он в итоге мысль, с которой сам же и поспорил почти сразу.
– Так он ведь даже не застегивается, – возразил дворецкий, недоуменно глядя на хозяина.
– Ну, может, хоть внимание отвлечет! – Григорий Макарович направил дворецкого жестом подать ему фрак. Тот поднял с тахты брошенный предмет одежды, который, оказывается, и был тем самым «нечто», пролетевшим прямо перед зимним окном.
Фрак не дал желаемого эффекта. Григорий Макарович долго крутился перед зеркалом, вдавливая руками свой необъятный живот.
Наблюдая за этой комичной картиной, Алексей не мог не улыбнуться. Он чувствовал себя зрителем в театре комедии и с нетерпением ждал развязки. Он считал неприличным смеяться над недостатками людей, но Григорий обладал хорошим чувством юмора и самоиронией. Он похлопал себя довольно по животу и сказал:
– Каково пузо отрастил! А! – Григорий Макарович добродушно усмехнулся, но тут же тяжело вздохнул. – Его ведь уже перешивали! Не могу допустить, чтобы Леночка моя узнала, что я еще поправился. Расстроится же!
– В таком случае я отнесу костюм в ателье, – сказал дворецкий. – Если Елена Евгеньевна будет про него спрашивать, скажете, что я забрал почистить, так-то и так-то, несчастный случай с пылесосом.
– Митенька! – просиял Григорий Макарович. – Ты будешь моим спасителем!
Наблюдая за приятным весельчаком, Алексей забыл про скандал Ани с матерью, но быстрый стук каблуков снова напомнил ему об этом. Быстрые шаги и шуршание ткани стали приближаться с невероятной скоростью со стороны комнаты Анны. Пара-тройка секунд, и перед Алексеем пронеслась высокая женская фигура, оставив за собой след дорогого парфюма. Юноша сразу его узнал – этим ароматом пользовалась Елена Евгеньевна. Она пролетела мимо гостя, не заметив его, и при этом что-то бубнила себе под нос. Алексей решил, что скандал себя исчерпал, и неуверенно направился к спальне девушки.
Когда он вошел, то испытал чувство дежавю: Аня сидела перед зеркалом, стилист заново начинала прическу. Ее ловкие руки быстро перемещались по локонам девушки, в каждом движении чувствовалось мастерство. Аня легко улыбнулась, бросив взгляд через зеркало на дверь.