Туатара всех переживёт

– Что же мне теперь от всех бегать? А если в Тюмени я нарвусь на подобных прощелыг? – но предложение Росинской Агате понравилось.

Она давно хотела сменить обстановку. И эта душащая боль. Эти кошмарные мысли…если бы не Куш – спаситель и успокоитель, действующий, как хорошее снотворное, то совсем невыносимо, отвратительно. Дождливо на душе…

– А знаешь, муж рассказывал, что Андреевы ездили к какому-то старику, якобы выманили у него твой Куш на время. Разобрали его, наняли специалистов. Теперь налаживают серийное производство! – Росинская произнесла информацию залпом, словно бы метнула на стол, мол, кушайте, Агата! Угощайтесь новостями досыта! И не хотите ли добавки?

– Разобрали Куш на детали? А затем собрали вновь? – Агата словно не удивилась. Она понмиала, что такие люди способны на всё.

– Именно так. До винтика! До гаечки!

– А кто же им дал разрешение на массовый поток?

– Нашлись люди…за взятку, наверно, – предположила Росинская.

– Дураки!

– Ты думаешь?

– Конечно. Просто собрать и разобрать – это значит, сломать! Куш больше работать не станет. Хотя все лампочки будут мигать. И ток по проводам будет продвигаться с нужными амперами. Но лечебного эффекта Куш не даст…

– О…секрет изобретателя! Узнаю Агату Поти!

– Юлечка…

снова имя Росинской прозвучало, как Ёлочка.

– Никакой тайны нет. Здесь нужно внутреннее чутьё. Я собирала свой первый Куш десять лет! Я подстраивала его под свой пульс. Мой большой палец вечно сдавливал запястье. Я искала свою пульсацию везде: во время похода в магазин, прогулок по парку, в трамвае, во время ссор с мужем, во время примирений. На свидании с Донжем. После свидания. Засыпая. Просыпаясь. Я изучала малейшие колебания. Я как последний онанист, занимающийся самоудовлетворением, занималась этим на лестничной площадке, в коридоре своего института, в туалете, в столовой. На изучение амплитуд и графиков ушло полжизни!

– То есть, просто подобрать детали, сложить пазы, ввинтить провода и включить в сеть – этого мало? – Росинская обрадовалась. – Нужно ещё что-то?

– Понимаешь, любая формула сборки, даже строжайшая строгость и точность её – не гарантирует врачебные качества! Их просто нет! Они появляются в том случае, когда вложена душа…и ну, словом, ты поняла?

– Молитва что ли?

Агата на мгновение замолчала. Ей не хотелось объяснять подробности. Какой смысл? Педагогу без технического образования говорить о фазах переменного и постоянного тока?

– Да, вроде того. Это некое подобие лунного календаря, когда можно сажать морковь, салат и помидоры! А когда можно зачинать сына. И когда выть на луну!

– А-а-а…Называй меня Ёлочкой, – Юлия ловко перевела разговор. Она совсем не разбиралась в технике. Даже в своём авто. Она всё время обращалась к мужу, называя педали резиновыми штуками под ногами, а ручку переключения скоростей – лаковой палкой между сидениями. – Луна это интересно! И посадка моркови! Надо будет посоветовать свекрови, чтобы она читала посевной календарь.

Бонифаций легко воспринял новость об отъезде Поти.

В конце концов – получить в подарок квартиру, хотя и крошеную, хотя в Тюмени, да хоть за полярным кругом бесплатно – это большая удача для мало зарабатывающей матери. И то, что Поти приоделась в стильную одежду, преобразилась внешне – Бонифацию, несомненно, нравилось. Он уже устал, что мать выглядит замухрышкой в её вечно балахонистых юбках, в широких брюках, в каких-то застиранных кофтах и растянутых свитерах. А тут ещё и квартира в подарок! Тем более, что Поти действительно прямо-таки грудью встала на защиту Росинской, что помогло поменять мнение об этой вороватой женщине в соцсетях, в обществе. А это в наши дни дорогого стоит!

Так подумал Бонифаций. Но в ответ он лишь кивнул. Улыбнулся. И по-доброму приобнял мать. А жизнь-то налаживается! – хохотнул сын, провожая в последствие Поти на вокзал.

Бонифаций проснулся от настойчивого стука в дверь. «Кому ещё не спится?» – подумал он и направился в прихожую. Это только в книгах бывает: накинул шёлковый халат, надел тапочки и шаркающей походкой в развалку пошёл открывать. Нет, Бонифаций по-спортивному ринулся в прихожую. Он подумал, что вернулась мать, что ей там, в Тюмени не понравилось, просто стало одиноко, вот Поти и вернулась.

Нет, на пороге стоял незнакомый мужчина.

– Если вы сосед снизу, то у меня ничего не течёт. Если вы слесарь, то идите спать. Если бомж за деньгами на бутылку, то выйдете, я вам дам опохмелиться! – выпалил Бонифаций незнакомцу.

– Не угадал! Я – Матвей Андреев, просто знакомый вашей мамы. Мне нужна помощь.

Глаза у мужчины блуждали, словно существовали отдельно от лица. Он дышал прерывисто. Что-то было в нём отталкивающее. Неприятное. Бонифаций вспомнил, что мама рассказывала о некой группе людей, с которыми она познакомилась на сайте, пытаясь заработать хоть какие-то деньги. И ещё Поти предупреждала Бонифация о неких аферистах, пытающихся завладеть её Кушем. В книгах обычно пишут: незнакомец был плотного телосложения. На нём была шляпа, пальто и кепка. Но перед Бонифацием стоял какой-то неприятный тип без опознавательных знаков. Некая субстанция, сыворотка, кефирная закваска в виде человека. Бонифаций понял, если он закроет дверь, сказав, что мамы нет. Уехала. То начнутся расспросы: куда, зачем, дайте адрес.

– Тогда выйдете на улицу. Сядьте на скамейку, я оденусь, присоединюсь к вам, и мы поговорим, – голос у Бонифация был спокойным. Даже чуть вялым. Это отрезвило Матвея Матвеевича.

– Захватите чертежи!

Бонифаций не стал спрашивать: какие? Для чего? Это было бы глупо. И неверно. С такими, как Андреев надо вести себя сдержанно. И попытаться извлечь хоть какую-нибудь выгоду. Или, по крайней мере, выйти сухим из воды. Из этой мутной жижи, в которую его пытается погрузить эта кефирная масса.

– Понимаете, я всё поставил на кон! – воскликнул Андреев, когда Бонифаций сел рядом на скамейку. Было раннее утро. Осыпались листья. Шуршал ветер. Ничего особенного, обычная среднестатистическая сентябрьская погода.

– А-а…ну и что? – кивнул Бонифаций, позёвывая.

– Вы молоды, и вам не понять! А у меня семья! – Матвей Матвеевич то и дело срывался на крик. – Я встретил вашу маму на презентации её разработок в кафе. Один старичок купил её Куш и излечился. Ещё многим людям, кто занимался этой практикой, полегчало. Я выпросил у старика Куш на время, потому что ваша мама наотрез отказалась изготавливать эти приборы, аргументируя тем, что это незаконно, ибо не утверждено в Минздраве. Мы с моей женой и приятелем Евгением – инженеры! Кое-что понимаем в технике. Мы разобрали прибор, составили схемы. Купили оборудование, сняли помещение. Изготовили около десятка опытных образцов, сделали рекламу. Продали. Но, увы, люди стали жаловаться на то, что Куш – это пустышка! Стали угрожать судом. Нас вот-вот повяжут…

– А причём тут я? – Бонифаций пожал плечами.

– Где ваша мама? – Матвей Матвеевич схватился за голову, затем вскочил на ноги и вцепился Бонифацию в куртку. – Я готов отдать любые деньги! Любые! Скажите, где она?

Двадцатичетырёхлетний юноша понял: тут одной улыбкой не отделаешься. Тут нужны радикальные меры. Бонифаций оттолкнул Матвея Матвеевича:

– Мамы пока нет.

– Где она?

Бонифаций махнул рукой, очерчивая ладонью круг над головой, заводя глаза и хмыкая носом.

– Она больна?

– Вроде того, – кивнул Бонифаций. – Но это не совсем болезнь. Там нечто иное.

– Она в психушке? – выпалил Матвей Матвеевич.

– Ну…

– Я так и знал! Она мне сразу показалась невменяемой! Но отчего же первоначально Куш помог некоторым людям?

– Совпадение. Ну, молитвы там…знахари. Обереги. – Бонифаций снова неопределённо махнул рукой. – Тем более Минздрав и прочие инстанции отказали.

– Дайте мне чертежи! Они у вас с собой?

– Ну…просто так я вам ничего не дам, – Бонифаций упрямо поджал губы.

– Сколько? – Матвей Матвеевич сунул руку в карман.

– Вы же сказали, что у вас ничего нет. Что вы всё поставили на кон…