И вообще сегодня это был открытый сэндвич, без куска сверху. Видимо, хлеб в столовой кончился: чем не причина завершить школьный год пораньше?
Меган разрезала свой открытый арахисово-повидловый сэндвич на четыре части. Она предложила четвертинку мне, но я отказалась.
– Я возьму ее долю, – сказала Сэмми. – Я не гордая, могу и умолять.
– Тебе не надо умолять, – сказала Меган и отдала ей две четвертинки. Другие две получили Брайан и Дженна.
Сэмми слопала свои полтора сэндвича, как свинья.
После обеда большинство учеников разошлись по домам. Зачем оставаться в школе, если еда кончилась.
Я пошла домой, переоделась в купальник и отправилась к Мельникову пруду. Достаточно теплая для купания погода стоит уже пару недель, но вода все еще прохладная. Заплывы в холодном пруду отвлекали меня от чувства голода.
Но, когда я вылезла из воды и вытерлась, в голову мне полезли банки арахисового масла и повидла. Остались ли они еще? Вдруг в столовой кончился хлеб, но арахисовое масло и повидло в банках все еще стоят на полках? Может, их раздали учителям? Или уборщицам? Или работникам столовой? Или банки с арахисовым маслом и повидлом забрала администрация? Чего осталось больше: арахисового масла или повидла? Может, повидла совсем не осталось – одно только арахисовое масло, а может, куча банок с повидлом и ни одной с арахисовым маслом. А может, у них там еще куча батонов, просто они не хотели раздавать хлеб ученикам.
На ужин у нас сегодня банка тунца и банка зеленого горошка. Я не могу перестать думать об арахисовом масле и повидле.
Лето
Часть шестая
11 июня
Папа позвонил. Точнее, смог дозвониться. Он говорит, что набирал нас по несколько раз в день в течение последних двух недель. Мы поверили, потому что и сами пытались позвонить ему и никак не могли пробиться.
Здорово было услышать его голос. Он сказал, что у них с Лизой все хорошо, беременность протекает нормально. И сказал, что в Спрингфилде все супермаркеты закрыты, но у них в доме достаточно еды. «Пока грех жаловаться».
Еще маме позвонили сегодня из бейсбольного лагеря, его все еще планируют провести. В общем, план прежний: Джонни поедет в лагерь, потом мы с мамой приедем туда, и она отвезет нас обоих в Спрингфилд. Папа спросил Мэтта, не хочет ли он присоединиться, но Мэтт ответил, что, наверное, понадобится тут маме в августе, поэтому останется дома.
Я знаю, папе обидно, хотя, скорее всего, Мэтт говорит правду и, скорее всего, папа это понимает. Короче, он предложил Мэтту хотя бы приехать вместе с нами повидаться с ним и Лизой. Можно будет поужинать вместе. На минуту мы забыли, что все рестораны закрыты. На минуту все как будто стало нормально.
Мэтт сказал, это хороший план. И мама добавила, что ей будет веселее на обратном пути.
Джонни спросил, не слышал ли папа чего о «Ред Сокс»[13 - Бейсбольная команда из Бостона.]. Папа ответил, что, наверное, с ними все в порядке, но на самом деле он не знает. Мне кажется, ему следовало догадаться, что Джонни будет спрашивать, и надо было подготовиться и узнать. Мог ведь и просто соврать, сказать, что все у них хорошо.
Хотя, учитывая, какой Джонни фанат «Янки», папе, пожалуй, следовало бы просто сказать, что «Фенуэй»[14 - Домашний стадион «Ред Сокс».] смыло в открытое море.
12 июня
Сегодня днем заехал Питер, привез нам банку шпината.
– Знаю, он очень полезный, – сказал он, – но я просто не выношу его.
Мама рассмеялась, как раньше.
– Оставайся на ужин, – предложила она. – Обещаю, шпината не будет.
– Не могу, – ответил он. – Мне сейчас вообще нельзя уходить с работы, я просто сбежал на часок, очень надо было.
Мы все сидели на веранде, радовались гостю. Но было заметно, что Питеру никак не расслабиться.
В конце концов мама сказала:
– Если ты приехал как врач, то хоть скажи, чем мы тут больны.
Питер хохотнул, но как-то невесело: я все чаще слышу такой смех в последнее время.
– Вы ничем не больны, – сказал он. – Но я и правда собирался дать совет: начинайте использовать «Офф» или любой другой репеллент, если у вас есть. А если знаете место, где их можно купить, – купите. За любые деньги.
– Почему? – спросил Джонни.
Мне кажется, ни мама, ни Мэтт, ни я не хотели знать ответа на этот вопрос.
– За последнюю неделю я видел целых три случая лихорадки Западного Нила. Другие врачи сообщают, что у них то же самое. Ходят слухи о малярии. Истории про каких-то знакомых знакомых, но все может оказаться правдой.
– Это все переносят комары, – сказал Мэтт.
– Именно, – подтвердил Питер. – Комары, похоже, счастливы, хотя все остальные не очень.
– У меня точно оставалось немного «Офф» с прошлого лета, – сказала мама, – но надолго ли хватит?
– Закрывайте кожу, – посоветовал Питер. – Надевайте носки, штаны, рубашки с длинным рукавом, когда выходите на улицу. Никаких духов. И даже если померещится комар, прихлопните его.
Уверена, это все прекрасные рекомендации, однако я таки планирую плавать в Мельниковом пруду. Не знаю, что я сделаю, если мама попробует меня не пускать.
15 июня
Последние два дня поливает. Жуткие грозы. Но без вырубаний. Вырубать нечего: электричества нет совсем.
Сегодня утром ток появился на несколько минут, и Джонни говорит:
– Эй, да у нас тут вруб!
Такие теперь шутки.
В дождь, на самом деле, довольно уютно. Раз нельзя никуда выйти, мы сидели дома, читали книжки, играли в настолки и притворялись, что все хорошо. Так бывает, когда снегом заваливает, только сейчас без снега.
Но сегодня вышло солнце, и, хотя светящая днем луна сбивает всех с толку, солнце по-прежнему приносит приятное облегчение. Не влажно, температура где-то 27–28 – в общем, идеальная погода.
Так что, ничего не сказав маме, я надела купальник, а сверху джинсы и рубашку и пошла на Мельников пруд. Пришла туда около десяти, и там уже был народ по случаю хорошей погоды.
Дэн тоже – здорово было его повидать. Мы сделали несколько заплывов, устроили гонку (он победил, но с небольшим отрывом) и поиграли в водные догонялки с еще несколькими ребятами.
Совсем как летние каникулы.
Мы вылезли из воды и обсохли на солнце. Вокруг пруда довольно болотистые места, пришлось отбиваться от комаров, но даже это ощущалось как лето.
Мы с Дэном улеглись на берегу и болтали. Сначала пробовали поговорить о всяком несущественном, но, само собой, всякого несущественного сейчас почти не осталось.