Жизнь, какой мы ее знали

Жалко ребят, у которых шаткая ситуация: им бы написать годовую хорошо – и курс не провален. К примеру, Сэмми. Я знаю, она весь год тянет французский чуть ниже проходного балла. Но я видела, как она зубрит и реально готова сдавать экзамен, – на него, видимо, и рассчитывала.

Впрочем, ей, возможно, плевать. И вообще, кроме по-настоящему продвинутых типов из Лиги плюща[11 - Ассоциация восьми частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке США.], пожалуй, всем плевать.

3 июня

Получила ведомость – оценки не удивили. По математике балл низкий из-за глупой контрольной (точнее, контрольной, где я сглупила), так что придется на выходных иметь беседу с мамой о дальнейших действиях.

На обед дали только черствый белый хлеб, намазанный арахисовым маслом и повидлом, каждому по одному куску.

Не хочу жаловаться на голод, потому что знаю – я нормально питаюсь по сравнению со многими другими. На завтрак у нас хлопья с разведенным сухим молоком. Оно, конечно, на вкус не такое, как настоящее молоко, но это хоть что-то, и все благодаря маме, скупившей эти коробки в День Безумного Шопинга.

И хотя меня уже тошнит от тунца, макарон и курицы из банок, нельзя сказать, что мы не ужинаем. Так что мой мир не рушится, если на обед всего один сэндвич с арахисовым маслом и повидлом. Надо быть благодарной и за это. Все знают, школа закрывается из-за того, что нас нечем кормить, и непонятно, что с этим делать.

Обедала вместе с Меган, Сэмми, Дейвом, Брайаном и Дженной. Меган для разнообразия ела не со своей церковной компанией. Половины команды по плаванию не было в школе.

Мы стояли в очереди за своими сэндвичами, и народ вокруг стонал и сетовал, а это действует на нервы. Потом сели за стол и, хотя следовало бы обгрызать хлеб по маленькому кусочку, чтобы было похоже на настоящий обед, проглотили бутерброды зараз. Три укуса, а потом надо как-то убить двадцать пять минут.

Но только не Меган. Она разломила сэндвич на две примерно одинаковые половинки и стала откусывать от одной, как благородная дама. Ела ее дольше, чем мы слопали свои целиком, а потом спросила, хочет ли кто-нибудь взять вторую половину.

Все (кроме меня) сказали да.

Она оглядела ребят за столом и вручила ее Дейву. Понятия не имею, почему выбор пал на него, но и он не спрашивал. Просто стремительно проглотил кусок, чтоб никто не успел дотянуться.

Не знаю отчего, но это меня беспокоит.

4 июня

Обсудила с мамой оценки. У меня 95 по английскому, 94 по истории, 90 по французскому, 91 по биологии и 78 по математике.

– Можно попросить переписать контрольную, – предложила я. – Если напишу хорошо, то подтянусь хотя бы до восьмидесяти.

– Какой в этом смысл? – спросила мама.

От радости, что она не вышла из себя, я просто сказала «ладно» и сменила тему. Но вечером до меня дошло. Я нашла Мэтта, и мы уселись под деревом бобовника. Мама зовет его большим сорняком, но оно такое красивое, когда цветет, и осенью облетает последним, так что я его очень люблю.

– Мэтт, а мама считает, что мы все умрем? – спросила я.

Ее саму я не могу спросить: она соврет, даже если правда так считает.

Мэтт молчал дольше, чем мне бы хотелось. Мне бы хотелось, чтобы он рассмеялся и сказал: конечно нет, и все будет в порядке, как только наладят электрические сети и придумают, как перевозить нефть, чтобы грузовики снова доставляли еду.

– Маме тревожно, – сказал он вместо этого. – Нам всем тревожно.

– Потому что мы все можем умереть? – спросила я, и голос у меня стал резким: – Типа с голоду или что-то такое?

– Не думаю, что маму беспокоит голодная смерть, – сказал Мэтт. – У нас есть огород и еще много припасов. Все может войти в нормальную колею к осени, может, чуть раньше или чуть позже. До этого времени нам всего хватит, если огород не загнется. Но даже если все будет не совсем как раньше, это не означает, что не станет лучше. Мама оптимист, я тоже.

– Тогда почему она говорит, что мои оценки по математике не имеют значения? С каких это пор маме плевать на наши оценки?

Мэтт расхохотался:

– Так вот из-за чего весь сыр-бор?

– Мэтт, не смешно. Я не ребенок, но мама скорее станет разговаривать с тобой, чем со мной. Что будет дальше, как она считает? Ты с ней целыми днями. Она же должна что-то говорить.

– Прямо сейчас ее больше всего занимает Джонни и его бейсбольный лагерь, – сказал Мэтт. – Ей хочется, чтобы у него получилось как можно более нормальное лето. Кто знает, что будет следующим летом? И… – Он посмотрел на меня. – Слушай, это строго между нами, ладно?

Я кивнула.

– Если Джонни в лагере, маме не придется его кормить. А пока вы с Джонни будете в августе у папы, не придется кормить вас обоих. Мама уже ест меньше. Она не завтракает и съедает обед, только если я ее заставляю. Что происходит в половине случаев. Из-за окончания школы на две недели раньше прибавляются обеды для вас с Джонни. Сейчас для мамы это гораздо важнее, чем оценки по математике.

Я потеряла дар речи. Смотрела на небо. Начинался закат. Раньше это было мое любимое время суток, но сейчас на закате луна такая огромная, что кажется, будто она все-таки врежется в нас. Я вообще почти перестала смотреть в небо.

– Слушай, – Мэтт взял мою руку и сжал в своей. – Если жизнь вернется в норму, университетам будет плевать на твои семьдесят восемь баллов. Все будут в курсе, какой бардак творился этой весной. Семьдесят восемь в десятом классе никак не помешают тебе поступить в колледж.

– А если жизнь не придет в норму? – спросила я.

– Тогда все это тем более неважно, – ответил он. – Обещай, что не расскажешь маме, о чем мы тут болтали.

– Обещаю.

– И не пытайся экономить еду. Нужно, чтобы ты была сильной, Миранда.

– Обещаю.

Но я все думаю, что никакая я не сильная. Отдам ли я свою порцию Джонни, если до этого дойдет? Ведь Меган именно это сделала за обедом в пятницу?

Будет ли все как раньше?

5 июня

Сегодня около пяти заехала миссис Несбитт. Я уж и не помню, когда в последний раз видела ее такой счастливой и сияющей.

По нынешним временам даже визит миссис Несбитт – хоть какое-то разнообразие. Электричества нет большую часть дня и ночи, так что перед теликом и в Интернете не потупишь. Домашки нет, и никто не в настроении ходить по гостям.

– У меня тут чу?дное лакомство, – сказала она, неся в руках миску, прикрытую кухонным полотенцем.

Мы столпились вокруг. Она одним взмахом сорвала полотенце, словно фокусник, который сейчас достанет кролика из шляпы, но в миске оказались какие-то тряпки. Увидев выражения наших лиц, она расхохоталась. И осторожно развернула тряпицы. А там было два яйца.

Не очень больших, но самых прекрасных из всех, когда-либо виденных мной.

– Где вы их раздобыли? – спросила мама.

– Один из моих учеников принес, – сказала миссис Несбитт. – Мило с его стороны, правда? У него ферма в десяти милях от города, и все еще есть корм для кур, так что они несутся. Он привез пару яиц мне и еще нескольким людям. Говорит, у его семьи достаточно, и он решил, что нам придется по вкусу небольшое угощение. Не могла же я съесть их в одиночку.

Яйца. Самые что ни на есть настоящие яйца. Я потрогала одно, просто чтобы вспомнить, какая у них на ощупь скорлупа.

Мама взяла две картофелины, луковицу и пожарила все это в оливковом масле. У нас закружились головы от одного только запаха жареной с луком картошки. Пока все это готовилось, мы обсудили возможные блюда из яиц. Четырьмя голосами против одного выбрали омлет. Стояли вокруг и смотрели, как мама заливает немного сухого молока и разбивает яйца. Сливочного масла у нас, конечно, нет, и мы все проголосовали против рафинированного растительного, так что мама просто использовала сковородку с антипригарным покрытием и чуть-чуть сбрызнула ее какой-то штукой.