Второй Саладин

* * *

На шестой день русский потерял терпение.

– Черт бы вас побрал, Пол! Черт побери, Чарди, позывные! Позывные, черт тебя дери! Частоты.

Чарди висел на веревке. Перед ним была стена. Он слышал, как проскрипели колеса тележки – в камеру ввезли тяжелую ацетиленовую горелку. Он никогда не видел ее, но слышал, как она лязгает о стены, слышал скрежет, с которым металлические колеса катились по каменному полу. Он понятия не имел, кто управляет горелкой, кто непосредственно орудует ею, но все, что происходило, безусловно, происходило по распоряжению Спешнева.

Теперь они регулировали сопло горелки; он слышал, как негромко звякнули вентили, и ацетилен начал смешиваться с кислородом. Как всегда, он ощутил запах газа, и его рефлекторно затошнило, он начал задыхаться и корчиться на своих веревках, извергая наружу несуществующее содержимое желудка.

– Она здесь, Пол. Горелка. Время пришло. Вы готовы, Пол? Горелка здесь, ее уже зажгли. Голубое пламя горит, Пол. Боль от него неописуема. Мой человек еще немного подождет, подрегулирует пламя.

Чарди безвольно уронил голову на грудь. По подбородку протянулась ниточка слюны. Для него не существовало ничего, кроме горелки, он чувствовал ее приближение всем своим нутром. Веревка впивалась в руки. Пальцы его превратились в синие сардельки. По рукам сочилась кровь. Он висел на том, что от него осталось.

– Пол, не вынуждайте меня снова унижать вас! Не надо!

Чарди пустил в ход свое последнее оружие. Свою игру. Он пытался думать о баскетболе. Пытался заслониться игрой. Он пытался вспомнить все то, что больше всего любил в ней: шершавый бок мяча под ладонью, ликование от того, что удар достиг цели, в особенности под конец последнего периода, когда команды шли ноздря в ноздрю; спортивная злость, физический азарт борьбы под щитами. Он перенесся в просторный темный спортзал. Он не знал, есть ли на трибунах зрители; их было не разглядеть. Не различить было и противников: они казались тенями, и эти тени били по нему, налетали на него. Зато он видел кольцо, единственное светлое пятно на этой бескрайней арене, оранжевый круг, четкий и безупречный, с натянутой на него белой сеткой. Он не мог промахнуться. Он забивал и забивал. Он бросал мяч в это кольцо, и тот послушно ложился в цель. В нос бил запах собственного пота, от усталости перед глазами стоял туман. Ноги его не слушались, от утомления движения получались смазанными. Но он был способен забить мяч. Ему казалось, что он способен на это.

– Пол, она уже работает. Горелка работает. Мы готовы. Мне сказали, что вы кричали всю ночь, Пол. Вас лихорадит, вам очень больно. Вы так отчаянно боролись. Но у вас ничего не выйдет. Ничего у вас не выйдет, Пол. Я победил. Вы же знаете, что это так, Пол, это всего лишь вопрос времени. Только времени. Горелка готова.

Чарди услышал, как два человека, крякнув, подкатили тележку, услышал скрип колес.

– Пол?

– Пожалуйста, – попросил Чарди. – Пожалуйста, не надо.

– Вы готовы, Пол?

– Пожалуйста. Помогите мне. Не делайте мне больно. Прошу вас, пожалуйста, господи. Не делайте мне больно. Пожалуйста. Не делайте мне больно. Не делайте мне больно.

– Начинайте.

– Нет. Не-е-ет! Пожалуйста, о господи, пожалуйста, не делайте мне больно! Пожалуйста! Прошу вас! Черт, я не могу этого вынести! Пожалуйста!

– Ну что, будете говорить?

Чарди повис на своих веревках. Он пытался молиться. «Боже милосердный, спаси меня. Спаси меня, Господи, пожалуйста. Молю тебя, Господи, помоги мне. Пожалуйста, помоги мне».

– Пол. Отвечайте.

Чарди прошептал что-то.

– Что? Громче, Пол, громче.

Чарди попытался найти нужные слова. Язык прилип к горлу. Он почти ничего не видел. Ему было очень страшно. Сердце у него колотилось о ребра.

– Да, Пол? Да?

– Я сказал, пошел к черту, ублюдок.

На его спине выжгли шестую дырку.

* * *

Чарди висел на веревках. Сколько времени прошло? Времени боли или настоящего времени? Время боли течет по-другому. Медленнее. По времени боли прошли года, десятилетия. По настоящему времени – часа три. Была ночь. Он уставился на крошащийся камень. В темных углах возились невидимые крысы. Он понимал, что завтра сломается. Это случится завтра. Он не был уверен даже, что дотянет до утра.

Он услышал, как дверь камеры открылась. Не по расписанию. Неужели они решили дать ему седьмую дозу прямо сейчас и лишить его удовольствия поразмышлять в ее предвкушении? Обернуться, чтобы посмотреть, он не мог. Шея почти не двигалась.

Грубые руки срезали его. Не чувствуя ни рук ни ног, он упал на солому. Его потащили на свет. Потом подняли.

– А-а-а-а-а!

– Спина, осторожнее с его спиной, идиот.

– Слушаюсь, ага.

Похоже, его усадили.

– Дай ему воды.

Появилась вода в глиняной чашке, которую поднесли ему к губам, потому что его посеревшие руки не действовали. Губами и языком он ощутил шероховатый край посудины, в рот полилась восхитительная вода.

– Довольно.

Чашку убрали.

– Пол? Вы меня слышите?

Чарди не мог сфокусироваться. Он прищурился и узнал голос. Он почти разглядел лицо, а потом оно вдруг обрело резкость. Русский внимательно смотрел на него.

Чарди глупо улыбнулся, и кожа у него на губах тут же натянулась и треснула. Изо рта вывалился зуб. Голова мотнулась вперед, он снова вскинул ее. Потом потряс ею.

– Пол, послушайте меня. Мы захватили еще одного курда из группы Улу Бега. Дезертира. Несколько минут назад мы заставили его говорить при помощи горелки.

Чарди задумался. Сознание ускользало. В рот ему снова полилась вода, пока он почти не захлебнулся.

– Я-я-я… я единственный, кто знает час-час-час…

– Частоту, Пол. Частоту.

– Частоту.

– Пол, ему незачем было рассказывать нам о частоте и позывных. Он и так достаточно рассказал. Он рассказал нам о вашей женщине.

Чарди мутным взглядом уставился на своего палача. Спину объял жгучий огонь, и его закрутило в водовороте боли.

– Джо-джо-джо… – начал он слабым голосом.

– Да. Слушайте меня внимательно. Второго такого предложения не будет. И времени на размышление тоже. У вас есть секунд тридцать. Пол, либо вы даете нам информацию, либо, клянусь, я принесу вам ее голову. Если вы будете говорить, возможно, нам удастся ее вытащить. Во всяком случае, мы можем попытаться. Никто другой ей уже не поможет. Управление не в состоянии ей помочь. Иранцы тоже. Она вместе с курдами, мы сжимаем вокруг них кольцо, и в считанные дни, от силы через неделю, они будут у нас. Ей может помочь только один человек, Пол. Это вы. Решать вам, Пол. Жить вашей женщине или умереть. Говорите, Пол, а не то, клянусь, ровно через неделю, в этой самой камере я вручу вам ее голову. Я собственноручно сниму ее с плеч.