– Выдай пропуск, Иван Петрович.
– Пропуски. Тут человек пятнадцать. По распоряжению Андрея Семёновича, всех с Корнилово направляю к вам.
– Прекрасно, просто прекрасно, – сказал я, выключая селектор.
Когда вся делегация прибыла в кабинет, стало ещё душнее и жарче.
Старики, бабушки, молодые с детьми, мамочки с грудничками… О чём вести разговор, я очень слабо представлял, но жутко хотел оказаться на месте Матвея Саныча – «по собственному».
– Михаил Сергеевич, когда всё это закон…
– Почему нам выдали разрешение на строит…
– На каком основании…
– Почему не были предупреж…
– Вы спокойно смотрели, пока мы строились, и вот…
– Куда с детьми-то?!
– Другого жилья вообще нет…
– СТО-О-О-ОП! – я не выдержал и повысил голос. – По очереди можно?! Меня только десять минут назад назначили на ваше направление! Прошу вас. Давайте по очереди, или просто хотя бы говорите не одновременно. У меня времени вагон просто, аж до среды! Как раз всех выслушаю.
– Михаил Сергеевич, нас сто шестьдесят шесть семей! Я понимаю, что суд мы уже проиграли и против закона не пойдёшь… – начала женщина с оранжевыми волосами. – У меня корова! У меня свиньи! Как мне освободить жилплощадь до конца июля? Они снесут мой дом! Этот дом стоял с сорокового года, тогда газа вообще не было даже в Томске. Дом, в котором моя мама родилась! Почему тогда можно было строиться, а сейчас мы все вдруг стали в санитарной зоне и жить нельзя? Почему газопровод нельзя было спроектировать дальше?!
– Я понимаю ваше негодование.
– Все понимают, но никто ничего не может сделать, – проворчал старый дед в клетчатой рубашке.
– Сегодня начну писать представление в банк о выплате компенсаций, к пятнице вам переведут оговорённые суммы, и до сентября есть время переехать в другой дом.
– Какие оговорённые суммы? – перебила меня «оранжевая причёска».
– Которые прописаны в основном реестре, по оценке землевладений и имущества.
– Стоимость моего дома там в разы занижена! Посмотрите! Раздольная, пятьдесят шесть. Откройте реестр, посмотрите!
– Хорошо, – устало сказал я, открывая реестр. Стояла гробовая тишина, лишь пыхтение старика и бульканье грудничка в розовой шапочке прерывало наше молчание.
Реестр, как обычно, грузился так долго, насколько только мог, растягивая пребывание моих визитёров до бесконечности.
– Вот. Раздольная, пятьдесят шесть. Реестровая стоимость земельного участка 259 тысяч 394,9 рублей, – я поперхнулся.
«Двести шестьдесят тысяч в черте города, недалеко от центральной улицы, с газом. Чушь какая» – я вывел сайт на стоимость дома по данному адресу. – «587 тысяч 364,2 рублей. Ещё большая чушь».
Нажал на обновление страницы в надежде увидеть более правдоподобные цифры. Суммы не изменились.
– Чушь какая… – уже вслух пробормотал я.
– Вот! – резюмировала мамочка с булькающим младенцем. – О чём мы Вам и говорим! Да у меня забор вокруг участка только на двести тысяч рублей! А мне всего за дом и участок шестьсот семьдесят тысяч дают! А знаете, какой у меня зимний сад в теплице?!
– А корову-то куда? – вмешалась оранжевая голова. – Корову-то куда мне деть?!
Я ещё раз пять за это время обновил сайт и посмотрел соседние дома по Раздольной. Ситуация была однотипная. Стоимости домов и земельных участков были смешные и нереальные, ведь через две улицы от Раздольной вглубь посёлка дома стоили по миллиону и даже полтора, с аналогичными площадями.
– Можно, сегодня после обеда приеду к вам на дома посмотреть? – спросил я моих гостей.
– Без проблем! – почти хором сказали посетители.
– Отлично! Тогда в два у вас! – я посмотрел на девушку с ребёнком. – Сразу и забор с теплицей оценю.
***
До обеда я успел сделать предписание на выплаты на двадцать домоуправлений. Все стоимости были как на подбор, в районе шестисот тысяч рублей. Мой внутренний Мишка отчаянно хотел встретиться с Матвеем Александровичем, чтобы чисто для себя узнать, отчего вдруг у почти пенсионера за два года до заслуженного отдыха возникло желание уволиться с хлебного места.
Позвонив в квартиру бывшего коллеги, мне и не представлялось, в каком он состоянии: Саныч пил. Пил по-чёрному.
– Почто без закуси? – выпалил я с порога.
– Кончилась.
– Тогда сразу к делу, пока ты меня тоже не споил. Почему уволился?
– Уволили.
– Так ты же по собственному желанию написал.
– Написали, – хмыкнул Саныч.
– Тогда начнём с начала. Почему?
– Скотиной не захотел быть. Предписание на выплаты отказался писать.
– М-м-м… – задумчиво замычал мой внутренний молчавший я.
– Тебе передали дела?
– Да.
– Тоже писать не хочешь?
– Да.
– Совесть не позволяет?
– Да.