Успеть сказать до тридцати

живая стать, долька заморского фрукта в дешевом чае,
я покажу ей, кем она сможет стать, стоит ей только
вспомнить, что там, в начале.

Девочке пять.

Любить никого

Грустно смотреть даже на алфавит.
Каждый из нас состоит из воды и букв.
И если речь заходит вдруг о любви –
с именем заносится сор в избу,
так что не вымести. Вынести все сложней,
как буква N будет напоминать
все, абсолютно все – о нём, или нёй.

Так что пока не сказаны имена,
смелей обнимай, отнимай у всего и всех.
Целуй, обретая целостность или цель.
Имя звучит не так хорошо, как смех,
даже если он становится злым в конце.
Я влюблена в твой запах. Картинку. Звук.
Копейка к копейке, складывается рубль.

А если тебя, как кого-то из них, зовут?
Я не люблю ни рефрен, ни повтор, ни дубль.
Ни отголосок, ни даже подобье их.
А если ты – А, а я бы хотела – Б?
От имен слишком больно – после.

Давай без них.
Я безымянно все расскажу тебе.

И если мы вдруг расстанемся (несмотря
на то, что еще и нету понятья «мы»)
мне не придется врать потом, говоря
имя твое как имя тюрьмы, чумы
и прочих ассоциаций не про добро.
Любить Никого – никого не любить совсем.

Я назначу тебе свидание у метро
несуществующей станции. Завтра, в семь.

Бродская и Басманов

Вакансия Музы, в принципе, хороша: живи в центре
сердца, плюй в форточку для души, волосы старой
памяти вороша, на шею садись и приказывай:
«нннуу, пиши!». Автор не платит ни ломаного гроша;
её гонорар – ни больше, ни меньше – Жизнь.

Муза имеет право, мозги и вид на жительство между
самых красивых строк. Правда, она бесправна в своей
любви к Автору. Автор должен быть одинок, капельку
инвалид и тем – индивид. Как балерина, что не имеет ног.

Муза должна собой воплощать огонь, вечно цитируя
«Не для тебя зажглась». Если она и хочет подать ладонь,
надобно сжать в кулак и ударить в глаз, пока придуман –
ный Автором белый конь в голос ржёт за воротами
битый час.

Муза – равновелико добро и зло, прижатый к виску
заряженный пистолет. Сотрудничество плодотворно,
когда залог – это оставленный лёгким дыханьем след.
Бродскому в этом с Басмановой повезло.
Тысячи строк, мучительных надцать лет…

Даже не знаю, чего я больше хочу.
Муз или Муж?
Звёзды или цветы?

Гамма, палитра, спектр сумасшедших чувств –
это свеча в краю любой темноты.

Если я стану Бродской – хотя б чуть-чуть,
я обещаю, Басмановым будешь ты.

That's all

Было столько лиц. Не помню ни одного.
Было столько света, что, кажется, я ослеп.
Было столько всего. Столько было всего:
зрелища были яркими, свежим – хлеб.
Было столько звука, что, кажется, я оглох.
Было столько бумаг, что хватит ли мест в печах?
Было столько звонков, и я отвечал: «Алло»,
а иногда, быть может, не отвечал.

Было столько слёз, как только не стёр щёк.
Было столько зла, забыть всё – уже добро.
Было столько женщин, что я потерял счёт.
Ни одна из них не являлась моим ребром.
Надвое сломан меч и расколот щит.
Доспех стал платьем, забрало стало чадрой.
Было столько всего, что память по швам трещит.
Всё, что было, мы сотворили из ничего.

Было столько у нас ничего, и ещё есть.
Если хочешь, отдам. Вечером приходи.