И то же самое касается чуть ли не любого нашего заявления. Ничего навеки данного нет и никогда не было – а также, разумеется, не возникнет, хотя в последнем есть некоторые сомнения, если закон увеличения энтропии верен, в какой-то момент меняться станет нечему или некуда. Из этого следует то, что и естественного тоже, по сути, нет и быть не может. Теперь нормально что-то одно, завтра это окажется иным, да и вчера всё обстояло не так.
Понятно, что это противоречит нашему повседневному – да и трансцендентному, что бы это ни означало – опыту. Мы привыкли к тому, что есть некие ориентиры, маяки, шаблоны, лекала и стандарты, в соответствии с которыми мы судим о том, адекватно ли что-либо или нет – и об остальных качествах, конечно, тоже. Это опять затрагивает вопрос критериев, который подробно изучается во второй главе, так что здесь нужно отметить вот что.
Возьмём иллюстрацию с сотовыми телефонами. Какое-то время назад увидеть разговаривающего с самим собой человека на улице было странно. После того, как появились беспроводные гарнитуры это не перестало быть удивительным – нельзя не подчеркнуть, что толерантность также повысилась, либо же возросло безразличие, как бы то ни было, но они оба позволяют нам игнорировать что-либо выбивающееся из общего фона, по крайней мере, до поры – но теперь мы не обращаем на это внимание, потому что всегда сохраняется возможность, что он или она общаются с кем-то с помощью этих устройств, и с психикой у них всё в порядке.
На это возразят в том духе, что всё-таки есть неизменные вещи, которые с течением времени остаются незыблемыми. Таковы, скажем, отношения между матерью и ребёнком, почитание старших, особое отношение к женщине и т.д. Но всё это лишь выдача желаемого за действительное, либо же непонимание того, о чём здесь идёт речь. Загвоздка состоит в том, что чуть ли не всё, что мы наблюдаем, либо в прошлом, либо в будущем было или окажется не таким, каким оно видится сейчас.
Опять же можно несколько смягчить позицию и постулировать только то, что якобы свойственно человеку, а не другим видам – и кому бы то или чему бы то ни было ещё. Или же есть вариант с тем, чтобы указывать на временный характер тех или иных наших свойств и зависимость их от текущих обстоятельств. Это отчасти помогает снять обострение, но, к сожалению, это не решение проблемы. При таком раскладе всё равно никуда не исчезают выборочность, ценности, критерии, да и субъективный взгляд не пропадает тоже. Однако какое отношение это имеет к определению естественности, данному в самом начале?
Начать надо с того, что было упущено в рассмотрении предыдущего возражения. Когда мы говорим о времени, то мы понимаем под этим именно причинные связи – конечно, не только их, но они первыми приходят на ум. Если что-то одно предшествовало чему-то другому, что появилось как реакция на первое, то мы заявляем о том, что последнее было вызвано этим чем-то, но не наоборот. Оставляя в стороне проблематичность определения триггера и реакции на него – не всегда очевидно, что именно вызывает тот или иной ответ, а также неясно, обязательно ли тот следует за спуском – мы можем спросить у себя, действительно ли время движется только в одном направлении или же тому есть альтернативы.
С первого взгляда это кажется странным, если не глупым. Нам всем прекрасно известно, что ничто не обратимо, и так называемая стрела всегда указывает в печально – ведь её нельзя развернуть, а так часто хочется – знакомую всем нам сторону. Нельзя из настоящего попасть в прошлое, как и невозможно пропустить какие-то этапы – как, скажем, при прыжке в будущее – но всегда приходится ждать и следовать тому маршруту, который заранее предопределён.
Но это тоже нынешнее состояние системы. Само время было порождено в момент – неточная формулировка, но будучи творениями этого пространства других у нас нет – Большого Взрыва – а то и позже – и стало частью материи после этого. Однако ничего не мешает нам вообразить – как это делают многие теоретики – что либо вектор его течения однажды изменится – не обязательно в противоположном устремлении, как указывалось, география или геометрия этого ландшафта не должны умещаться на линии – либо оно отправится вспять – не буквально, а следуя, скажем, Великому Сжатию из-за сил гравитации – либо же оно полностью трансформирует свою природу – вместе, например, с нашим физическим окружением и его параметрами – и в таком случае лишь математические модели, а не наша фантазия помогут нам представить, что это такое.
Разумеется, повседневный опыт убеждает нас в том, что время ригидно. Ни прожить какой-то миг заново, ни перескочить какие-то из них, ни возвратиться назад мы не в состоянии, как бы нам того ни хотелось. Однако само по себе это ещё ни о чём не говорит. К слову, нам сегодня известно, что не связанные между собой – хотя концепция тёмной энергии пока лишена какого-либо внятного и понятного содержания, и есть причины думать, что так оно и останется, сегодня считается, что именно она ответственна за разрастания Вселенной, такая же материя, напротив, сцепляет вещество – галактики разбегаются друг от друга тем быстрее, чем больше расстояние посередине – и это началось что-то около семи миллиардов лет назад, по нынешним представлениям – и оттого мы наблюдаем то звёздное небо, которое характеризуется данными процессами, но в прошлом картинка была бы совсем иной, и тогда мы бы заключили другое из того, что бы располагалось на небе над нами – и это не говоря о будущем, где естественным выводом было бы одиночество Млечного Пути и Андромеды – или же местного кластера, а то бы эти две и вовсе столкнулись, породив единственную, что вроде как и ожидается через множество световых веков.
То же самое касается и нас самих. Скажем, наше субъективное восприятие времени претерпевает постоянные метаморфозы на протяжении всей нашей жизни, что можно объяснить разными причинами – от общего количества проведённых здесь лет, которое уменьшает все последующие интервалы, до перемен в метаболизме – но мы принимаем это как должное. По сути, ничего в нём не случается – минуты и секунды длятся ровно столько же, как и прежде – однако это не заставляет нас смотреть на вещи в соответствии с, как нам кажется, незыблемыми законами.
Понятно, что всё это дикие спекуляции. Если время столь же податливо, что и пластилин, и из него можно лепить всё, что нам заблагорассудится – не совсем так, но усилим формулировку – то мир переворачивается с ног на голову с крайне неприятными для нас последствиями. Тем не менее, А. Эйнштейн уже сделал приблизительно то же самое, когда назвал его просто одним из четырёх измерений, так что мы вольны поступать так, как нам хочется. Как уже не раз подчёркивалось, наш взгляд на вещи слишком человечен – что не удивительно – так почему бы не отпустить свою фантазию из плотного загона рутины, в которой мы все намертво закреплены? Да и придумывать что-то новое, сколь бы странным оно вначале ни казалось, тоже не столь плохо тем более, что наука зачастую прогрессирует именно так.
Очевидно, что мы не в состоянии дать ответ на вопрос о том, куда и как движется время – или покоится, если уж на то пошло, но тогда ни направление, ни место не играют особой роли, оно просто есть, и это всё, что мы можем о нём постулировать. Наша перспектива изрядно ограничена нашей собственной эпохой – космической или хотя бы геологической, здесь нужны длительные промежутки – условностями культуры, воспитанием, физиологией, наконец, и нам чрезвычайно сложно судить о его природе, какой бы в действительности она ни была.
Как бы то ни было, но и утверждать, что наши воззрения на него абсолютно ложны, мы тоже не вправе. Сомнительно, чтобы всё пребывало в покое – настолько мы знаем, это не так – но из этого само по себе ничего не вытекает. Наши прошлое и настоящее – не самые лучшие помощники в том, чтобы определить, каково оно, они есть лишь момент в существовании Вселенной – или их множества, как в теориях мультиверса – и на их основе говорить о чём-то проблематично, хотя и не лишено смысла.
В любом случае мы должны понимать, что время есть неотъемлемый атрибут, по крайней мере, данного этапа развития мироздания, которому оно в эту эпоху имманентно. Оно есть часть того, что мы наблюдаем вокруг, однако это всё, что мы в состоянии о нём сказать. Но при чём тут естественность и какое отношение оно имеет к тому, что нормально, а что – нет? Попробуем разобраться – как будто до этого мы занимались чем-то иным.
Натуральное, как и время – это местный и текущий феномен. Если речь идёт о нынешнем моменте – не мгновении, оно слишком кратко, но об эре – то мы обязаны согласиться с тем, что чего-то фундаментального и неизменного попросту нет. Открытые нами законы при таком раскладе – это описание теперешнего состояния системы, которому совершенно ни к чему всегда быть таковым – если подобное в принципе имеет какое-то содержание.
Как и в ситуации с видом, регистрируемая нами структура реальности – включающая в себя в том числе и рассматриваемый тут предмет, и хотя это порождает парадоксы и несостыковки, без них, по-видимому, никуда – носит временный и транзитный характер – хотя и стоит признать, что очень длительный – если наши теории верны. Это означает, что само оно меняется – не в себе самом, но как-то по-другому, проблема в отображении состоит в том, что мы есть часть этого целого, вне которого мы не представимы – а мы видим только то, что случилось – или ещё произойдёт или как-то иначе, возможности поистине захватывают. Что и как будет дальше нам неизвестно, по понятно, что не так как до сих пор – или нет, мы излишне невежественны чуть ли не в любом вопросе.
Естественно здесь то, что предыдущий ход событий определил способы наших мышления и восприятия своей среды, которая нас и конституирует. В силу того, что время – это часть пространства, мы, будучи физическими объектами, по определению подчиняемся его ходу, а потому для нас вполне нормально полагать, что всё следует тому же маршруту, что и мы сами. В таком случае оно есть неотъемлемый атрибут естественности как таковой, а это указывает на то, что последняя столь же непостоянна, как и всё, что мы зачисляем в эту категорию. И это подводит нас к тому, чтобы сделать некоторые умозаключения из этой главы.
Стоит напомнить, что выше рассматривались такие возражения интуитивному пониманию нормальности как наша антропоморфная – а какая ещё? – природа, проблемы с системой координат и масштабом, непрозрачность причинно-следственных связей и, конечно, время. Хотя это и следовало бы указать в самом начале, но теперь настала пора объяснить, почему при изучении столь далёкого от указанных недостатков определения интересующего нас здесь феномена мы сосредоточились именно на них, а не на том, что имеет более прямое отношение к нормативному. Пусть отчасти это и было выполнено раньше, пришёл черёд более детального ответа.
Несмотря на то, что на первый взгляд это и не кажется очевидным, но саму по себе естественность для полноценного её понимания подвергать тщательному обзору ни к чему. С одной стороны, это заняло бы у нас слишком много времени и места – и так бы никуда не привело – с другой – это бы ничего толком о ней не сказало, но лишь затемнило бы суть дела.
Проблема состоит не столько в том, что она собой представляет, сколько в том, что мы за ней видим – и что при этом совершаем, чувствуем, думаем. То, что мы определяем, как входящее в данную категорию, зависит от качеств и свойств последней, но ничего не сообщает о том, что мы в неё помещаем. Выражаясь иначе, сами по себе предметы и явления не обладают вообще никакими качествами до тех пор, пока мы не посмотрим – фигурально, задействуются все доступные инструменты перцептивного и когнитивного аппаратов, а не только зрение – на них и не оценим их в соответствии с заранее созданной нами системой координат и соответствующей терминологией. Как мы это делаем – это вопрос второй главы, но то, что мы так поступаем, было уделом этой.
Совершенно неважно, что конкретно окажется в рамках нормального. Критично то, почему мы проводим данную процедуру так, как это и наблюдается. И ответы – той или иной степени полноты – были даны выше. Во-первых, мы люди и как-то по-другому, кроме как по-человечески мы глядеть вокруг попросту не в состоянии. Во-вторых, мы всегда соизмеряем свои действия – и всё прочее – с тем, что нам знакомо, но это не обязательно имеет универсальный характер. В-третьих, мы слишком локальны для того, чтобы судить о чём-то, что выходит за пределы наших масштабов бытия и опыта. Поэтому, в-четвёртых, мы не замечаем всех – или всех существенных, не стоит забывать, что это не одно и то же – причинно-следственных связей. Наконец, в-пятых, мы не совсем корректно воспринимаем время, а нередко и вовсе упускаем этот фактор, как не очень значительный несмотря на то, что он таковым является.
В совокупности это говорит о том, что наше понимание естественности само таково только если мы примем во внимание указанные факторы и усвоим их как отправные точки для выяснения причин того, почему мы столь неправы – отчего это так станет ясно ниже – в отношении в том числе – или главным образом, если вы не забыли, как называется эта книга – цивилизации, а также всего того, что она породила, какими нас создала, что нас ожидает в будущем и из-за чего нечто произошло в прошлом и имеет быть прямо сейчас именно из-за действия рассмотренных причин.
Хотя изначально эта глава и не предполагалась в высшей степени теоретической и абстрактной, она получилась таковой – или нет, судить, разумеется, читателю – вследствие неизбежности, а не по произволу случайных флуктуаций многочисленных раздражителей и стимулов, которые оказывают влияние на всех нас – формулируя более прозаично, логика её развёртывания склоняла её именно в данном направлении. Осознать, почему мы находимся там, где мы актуально есть, как так получилось и что из этого ещё выйдет, невозможно без того, чтобы оставить без внимания столь важную категорию, в которую мы записываем – или исключаем из неё – всё, что нам захочется – это не совсем так, мы поступаем не тотально произвольно и по своей воле, но как было показано выше, человеку свойственно заблуждаться по поводу правоты своих обычно давно усвоенных выводов.
Пусть пока не совсем ясно, зачем нужно было в таких подробностях рассматривать не относящиеся вроде к делу детали, в действительности поступить так было строго необходимо. Несколько забегая вперёд нужно отметить, что цивилизация – это то, что следовало бы ожидать от нашего вида в определённых обстоятельствах, которые мы и обнаруживаем как в прошлом, так и в настоящем – и с огромной долей вероятности в увидим в будущем. Слово «судьба» плохо в том смысле, что оно мало, если вообще научно, но оно как нельзя лучше подходит для того, чтобы описать в каком положении мы оказались – и ещё очутимся, а равно были прежде – и почему именно это и произошло. Стоит только посоветовать быть чуть терпеливее, чтобы собрать всю эту разрозненную картину в единое целое без швов и щелей и тогда всё сразу станет на свои места.
Проблема критериев
Эта глава задаёт самые сложные вопросы из всех возможных. Сразу необходимо отметить, что ответы на них носят лишь приблизительный и очень поверхностный характер. Так получается вследствие того, что у нас нет приемлемых и оправданных принципов суждения, по которым мы были бы способны определить степень – впрочем, не совсем ясно, что это такое, это станет понятно ниже – их адекватности. Всё, что мы в состоянии сделать – это, по сути, поинтересоваться чем-то подобным, это всё, что нам доступно.
Загвоздка заключается в том, что при попытке найти решение мы неизбежно попадаем в порочный и бесконечный круг не кончающейся регрессии, из которой нет никакого выхода. Скажем, если мы хотим определить, что лучше А или Б, у нас должны быть критерии, по которым бы мы сумели сравнить то и другое – по тем или иным параметрам, они тоже выбираются произвольно, читайте дальше – однако сами по себе они в свою очередь нуждаются в неких метастандартах, благодаря которым мы бы склонились в их пользу, но это опять же вынуждает нас искать какие-то над-категории, которые фундировали бы их, и которые, что не удивительно, требуют своих причин, и так без шанса на то, чтобы когда-нибудь и чем-нибудь завершить.
Разумеется, мы вправе оставить эти затруднения и остановиться на некоем вольном уровне абстракции и довольствоваться тем, что зашли так далеко – если, конечно, мы были достаточно честны с самими собой. Однако, естественно, это не то, что мы все – кто как, всё зависит от личных предпочтений и взглядов – желали бы достичь. Если нам действительно нужно добраться до сути мы просто обязаны идти и углубляться всё сильнее, но из-за того, что финишной ленты нигде не проглядывается – как и в случае с вычислением пи и многими прочими математическими задачами – наше предприятие изначально обречено на провал. Но значит ли это, что всё, что нам остаётся – это опустить руки? Не совсем так – хотя в этом и есть огромная доля истины.
Последующие рассуждения как раз и призваны, с одной стороны, показать тщетность всех наших попыток найти окончательное решение – как бы временами на ни нравилось думать иначе, включая и нынешнее самодовольство по этому поводу – а с другой – попытаться утешить нас всех тем, что мы не столь беспомощны, как кажется на первый и все остальные взгляды. Но давайте вначале сформулируем саму проблему, а затем уже приступим к поискам более или менее адекватных ответов. Рассмотрим пример.
Представьте себе, что вы выбираете, какой новый смартфон – если вам не по душе этот товар, вообразите любой иной, конкретные вещи и явления никакой роли не играют, только сам принцип – себе купить. Как вы будете оценивать возможное приобретение? Почти наверняка вы заострите своё внимание на их характеристиках, прочитаете отзывы обладателей таких же изделий, изучите рекламу и что-нибудь ещё. Но почему именно это, а не что-либо другое?
Обычно на это отвечают в том смысле, что для каждой вещи критичны свои плюсы и минусы – это лишь привычная фразеология, как станет ясно ниже, она бессодержательна, однако альтернативной у нас нет – которые вытекают из того, к чему и для чего они предназначены – тут тоже множество пробелов, но пока опустим их. Оставляя в стороне узость такого рода мышления – есть знаменитое упражнение, которое призвано придумать новые способы использования знакомых нам предметов и тем самым показывающее насколько развито наше воображение – весьма сомнительно, чтобы мы смогли учесть все качества, которые по тем или иным причинам для нас – и вообще, если подобное имеет хоть какой-нибудь значение – важны.
Не надо даже перечислять точные величины. От них слишком мало проку. Скажем, если все вокруг считают, что процессор – нельзя вскользь не заметить, что скажи вы это ещё несколько декад назад, вас сочли бы сумасшедшим – у вашего будущего телефона должен быть мощным, то отчего они так решили? Неужели есть какая-то внутренняя ценность у того, чтобы выполнять большее количество операций в заданный период времени? Какое отношение это имеет к выбору? И даже если некая связь прослеживается, то далеко не очевидно, что даже в наших собственных критериях что-то более предпочтительно, а другое – менее.
Кроме того, нелишне будет заметить, что существуют социальные конвенции по самым разным поводам, которые во многом определяют в пользу чего мы склонимся. Это поднимает вопрос о свободе воле – которой нет – и нашем действительном участии в принятии любого на самом деле решения – оно чуть ли не нулевое, обе эти оговорки обязательно надо запомнить, они очень пригодятся нам в будущем – и, значит, здесь шаблоны оценки в принципе становятся нерелевантными. Есть огромное число других соображений, которые способны подорвать всякий и каждый наш выбор, но и озвученного довольно – это не дано явно, но в скрытом виде совершенно определённо – для того, чтобы поставить вопросы, решить которые и призвана это глава. Итак.
Во-первых, мы должны понять зачем нам вообще что-то сопоставлять. Несмотря на то, что это звучит странно, в действительности это не праздный интерес. Существует масса ситуаций, когда такой потребности не возникает – потому что от этого нет никакого прока или по другой причине – но самое главное состоит в том, чтобы выяснить, откуда такая необходимость берётся как таковая. Как будет показано ниже, по сути, это витальная черта всего живого.
Во-вторых, нам нужно выяснить, откуда берутся критерии. Источники их происхождения не столь уж и многочисленны и сводятся всего к трём – или двум, смотря как считать – основным линиям. Для сохранения интриги они не приводятся прямо сейчас, но очевидно, что виной всему история, которая имеет не одно, но несколько – или много, в зависимости от того, на что именно мы обращаем внимание – проявлений или направлений, которые и определяют, как в итоге мы станем что-либо оценивать.
Наконец, в-третьих, нам необходимо вникнуть в то, по каким параметрам мы выносим суждения. Далеко не все – впрочем, отдельные из них не вызывают сомнений в своей естественности, разумеется, с поправкой на предыдущую главу – они даны нам в явном виде, что требует некоторого обсуждения и, соответственно, их обнаружения и рассмотрения. Наши вердикты не одинаковы по тому, на каким процедурам и на каких основаниях они проводятся, и это нуждается в осмыслении.
В принципе мы можем говорить – как это сегодня модно обозначать – о трёх П. Это потребность, происхождение и параметры – в последнем случае также приемлемо вести речь о проблемах, отчего это так тоже расследуется дальше. В связи с этим возникает вопрос о том, почему не предлагается дать определение интересующему нам тут предмету, но как опять же станет отчётливо ниже, в этом нет особой нужды. Кроме того, оно слишком тавтологично, чтобы его приводить – завуалированно это уже было сделано – а потому от него есть смысл отказаться – не совсем, но на данный момент. Теперь имея перед собой поставленные задачи мы приступаем. Итак.
Зачем нам что бы то ни было оценивать? Казалось бы, довольно странный вопрос. Нам это надо для того, чтобы уметь различать, что для нас вредно, что полезно, что желанно, а что – нет и т.д. Если бы у нас не было никаких предпочтений, мы бы не знали, как нам поступить в следующее мгновение и выбирали бы те или иные варианты наугад с довольно непредсказуемыми для нас исходами. Понятно, что это не самая лучшая стратегия выживания, и оттого неудивительно, что мы не видим ничего подобного вокруг.
Начать стоит с самых азов. Представим себе ситуацию или условия, при которых вердикт не имеет никакого значения. Хотя на первый взгляд и создаётся впечатление, что такие положения редки, на самом деле они довольно частотны. Скажем, между двумя апельсиновыми соками сегодня почти нет никакой разницы – в содержательном плане, а не во внешнем виде – ведь производятся они на одинаковом оборудовании и с применением всем известных технологических процессов. Разумеется, есть ещё ценовые соображения, но оставим их в стороне.
Но давайте продолжим. Вообразим себе сугубо гипотетический сценарий, при котором абсолютно все категории лишаются смысла. Т.е. нет не только сугубо субъективных суждений и мнений, но и даже тех, которые вроде бы заданы самой природой вещей. Возможно ли такое? Конечно, но лишь в том случае, если мы имеем дело с неживой материей, которая всюду одинакова.
Как уже указывалось в первой главе, любой химический элемент на фундаментальном уровне представляет собой ядро и электроны, вращающиеся вокруг него – или размазанные на его орбите. Несходство между ними достигается с помощью увеличения или уменьшения количества последних и протонов с нейтронами в первом, но сами по себе эти составляющие идентичны друг другу – несколько портит общую картину наличие спина, но мы пренебрежём им ради простоты и доходчивости изложения – так что этим частицам, по сути, всё равно где и когда они окажутся из-за чего оценка ими их положения – а также скорости – теряет какое бы то ни было значение.
То же самое можно сказать в отношении точки. С какой бы стороны мы на неё ни посмотрели во всех своих проекциях она будет одной и той же, и потому для неё не важны такие наши категории, как право и лево, верх и низ, близко и далеко и т.д. Понятие глубины исчезает в двухмерном пространстве – а, кроме того, у тех, кто, как, например, некоторые племена в джунглях не имеют дела с перспективой, отчего далёкие объекты для них просто малы – на линии же надо отказаться от высоты. Но реализуемо ли то же самое – не по исполнению, а по сути – среди живых существ? Вряд ли и вот почему.
Уже не раз указывалось на то, что для питания и выделения нужны соответственно два отверстия – рот или его аналог и анус, что делает двумерных созданий не воплощаемыми в действительности, потому что в таком случае они разделяются надвое. На самом деле это не совсем справедливо. Довольно легко вообразить себе, как вначале что-либо из внешней среды захватывается, затем полость с добычей замыкается, после чего происходит переваривание, и только потом создаётся новая пазуха, через которую наружу выбрасывается лишнее. Если кишечник не обязателен – т.е. нет нужды связывать оба прохода – то всё в порядке.
Однако все мы – все животные, а не исключительно люди – есть трёхмерные творения вследствие чего пищевод у нас есть. Это означает, что у нас также имеется некие – умозрительные, конечно – начало и конец, линия симметрии – или её отсутствие – верх и низ – тоже, естественно, произвольные. Хотя это и звучит более чем обыденно, в реальности оно таковым не является, свидетельствуя о том, что три измерения более чем натуральны, и, следовательно, по ним можно делать оценку.
На это возразят в том духе, что, скажем, у камней или скальных пород тоже отчётливо выделяются эти направления. И это бесспорно. Но столь же несомненно то, что ничего из этого никаких суждений не выносит банально из-за того, что в этом нет никакого прока. Тот же булыжник никак не ощущает себя в пространстве и времени, и оттого для него нет никакой разницы между различными положениями в том и другом – а для его составляющих и вовсе безразлично, часть они его или нет.
Это подводит нас к тому, что у всего живого есть ещё одна общая особенность, заключающаяся в том, что все они испытывают – как-то совершенно определённо – два отличных – в смысле разных, а не замечательных или прекрасных – момента, а именно рождение и смерть. Между ними пролегает некий промежуток, на котором при желании всегда можно разместить зарубки и насечки, демонстрирующие те или иные интервалы. В силу того, что они носят произвольный характер появляется чуть ли не бесконечное число отрезков, которые легко сравнить – и то же самое, между прочим, касается их ширины, длины и высоты.
Конечно, было бы неплохо обозначить более существенное различие между живым и нет, но эта тема заслуживает отдельного исследования, а, кроме того, излишне обширна для того, чтобы рассматривать её здесь в заслуживающих того деталях и подробностях, сколь бы незначительными они ни были. Впрочем, для наших целей это не критично. Достаточно будет и того, чтобы сказать о неважности для второго любых категорий несходства и двигаться дальше.
Разумеется, всеми тремя – а также временем – измерениями – если их больше, то соответственно и возрастает количество шкал сравнения – дело не ограничивается. Все одушевлённые создания также различают то, что для них полезно, а что – вредно, что желательно, а что – не очень. Для этого не обязательно обладать сознанием и уж тем более разумом. Даже простейшие избегают одного, но стремятся к другому, и этого вполне довольно для того, чтобы постулировать у них наличие каких-то предпочтений. Но есть ли что-либо сверх этого? Иными словами, существует ли в их мире нечто нейтральное, не требующее от них никакого внимания?
Очень маловероятно. Мы живём в такой реальности, у которой очень много параметров. Это и давление, и влажность, и температура, и химический состав среды, и сила гравитации, и сезоны, и много чего ещё. Понятно, что на крошечных существ далеко не все эти величины оказывают сколько-нибудь заметное влияние. Тем не менее, пренебречь ими полностью они не вправе, ведь в противном случае им грозит смерть или неприятности поменьше – а равно и отсутствие чего-то хорошего. Пусть, например, вода для них и вязкая, степень показателя последней крайне важна, а потому можно и ввести различение.
При таком раскладе предоставить исчерпывающий список переменных, от которых они зависят, довольно проблематично, но ясно, что он шире и больше, чем кажется на первый взгляд, а потому нам стоит перейти ко второй половине вопроса, а именно к тому, есть ли что-то для них полностью никакое, т.е. не представляющее никакого интереса, или же всё для них так или иначе приобретает некоторый оттенок, вкус, цвет и т.д.