Судьба цивилизации

Почему-то в западных культурах люди не едят насекомых – нехваткой это не объяснить, хотя там их и вправду меньше, климат не позволяет. Там воспитывается чуть ли не отвращение к этим созданиям, по крайней мере, в том, что касается употребления их в пищу. В других местах всё обстоит наоборот. Как бы вы лично ни относились к тому, чтобы подкрепиться каким-нибудь представителем этого класса, существенно не то, к чему вы привыкли, но лишь то, что они есть такой же источник белков, жиров и углеводов, что и мясо, растения и т.д.

В сухом остатке перед нами всегда калории и ничего больше. Мы вправе как угодно смотреть на конкретный их внешний вид, но внутри и по своему содержанию нет никакой разницы между ползучими, блеющими, летающими и т.п. творениями – и молчаливыми тоже. В этом смысле они все одинаковы – что, помимо прочего, реабилитирует химическую промышленность, которая пытается реплицировать или улучшить наши продукты искусственным путём, последнего, как выясняется, банально нет.

В этом вся соль. Мы принимаем наличное как должное и никак не рефлексируем на эту тему. Подобное положение вещей более чем естественно принимая во внимание то, что мир даётся нам в готовом виде, а самостоятельно думать мы вначале – да и потом тоже, большинство так и остаются рабами своих давно усвоенных ментальных и перцептивных привычек – не способны. Мы некритично усваиваем всё то, что нам скармливают окружающие, и верим в то, что это и есть истина в последней инстанции.

Именно поэтому нам кажется, будто наша культура резко отличается от всех остальных, ведь для её нормальной работы она как раз и нуждается в том, чтобы показывать и всячески поддерживать иллюзию своей уникальной природы. Будучи стадными животными мы всегда выделяем своих и чужих и выстраиваем между ними границу, которая бы чётко отделяла нас от них – или наоборот. Кроме того, в действие вступают нежелание что-либо менять, неохота учить что-то новое, ригидность мышления, стремление сэкономить на всём, на чём только можно, а также общая леность всего живого. Как следствие мы предрасположены видеть многообразие там, где его никогда не было, нет и вряд ли когда-нибудь будет – а если глобализация продолжится, то и вовсе надеяться не на что.

Не спасает ситуацию и географическая неоднородность Земли, а, кроме того, исторические случайности. Это всё-таки одна планета, для которой важную роль играют Солнце и Луна, а те чуть ли не идентично влияют на всех нас, в какой бы точке этого космического корабля мы ни находились. Что касается причуд прошлого, то они снова имели место быть тут, а не где-то ещё, с одним и тем же видом в качестве главного персонажа, реагирующего на те или иные не слишком разные стимулы.

Разумеется, существенна система координат, но в том-то и дело, что человек обладает не очень большим – и это мягко сказано – их количеством. Что бы ни оказалось под вопросом, всегда имеет значение с какой точки зрения мы на всё смотрим. Однако, как было показано выше, несхожесть позиций – это скорее миф, чем что-то из области действительного, а то, что мы привыкли думать иначе, лишь выдаёт нашу в высшей степени ограниченную – а ещё заносчивую и высокомерную – природу. Последняя создала нас весьма одинаковыми, так что не стоит особо обольщаться. И это плавно отсылает нас к проблеме масштаба, третьему возражению интуитивного определения естественности.

Зададим себе следующий провокационный вопрос. Насколько нормально насилие? Разумеется, первым вашим ответом будет – если, конечно, вы проживаете в так называемых цивилизованных странах, да и то ограниченных Западом и теми местами, где придерживаются сгенерированных им ценностей – тот, что оно не натурально – или же крайне нежелательно. Мы не должны причинять друг другу вред – особенно телесный, но и все прочие тоже – а потому оно неверно – это если вы будете спокойны. Но так ли это в действительности? Ещё одна иллюстрация.

Во многих – но не во всех, что показательно и поучительно и не может не радовать – культурах нас убеждают в том, что мы моногамны по самой своей природе – или же так нам кто-то, не очень нас, видимо любящий, завещал. На этом настаивают воспитатели, родители, педагоги, учёные, политические деятели и все остальные – исключения редки, но только в коммуникационной плоскости. Однако зачем тогда столь обширное законодательство, регулирующее данную сферу нашей жизни? Почему вокруг полно внебрачных детей и измен? Отчего вещать об этом на каждом углу, если и так всё понятно?

Как в первом, так и во втором случае мы выдаём – если делаем это вообще, надо признать, что не все общества придерживаются подобных мнений – желаемое за действительное. К сожалению – если кому-это не нравится – люди склонны к агрессивному поведению, а также к промискуитету, что и выливается либо в причинение насилия, либо в адюльтер и сопряжённые с ними вещи.

Никто не станет спорить с тем, что наносить какой-либо урон другому – а тем более, если мы являемся объектом воздействия – а также предавать доверие близкого человека не очень хорошо – впрочем, всё вытекает из отношения и предпочтений. Тем не менее, это не означает того, что подобные поступки нефункциональны и неоперациональны. При определённых обстоятельствах они могут быть даже полезными и желанными, а то и вовсе востребованными со стороны общества – и личности тоже.

Так, скажем, в некоторых культурах практикуются ритуальные бои – например, в русской в прошлом ходили стенка на стенку и били друг другу лица – и многожёнство – есть и случаи с несколькими мужьями, в основном родными братьями, но они редки – так что говорить об универсальности моногамности и некоей мифической доброй нашей природе – как об этом пишет С. Пинкер, с которым мы ещё не раз встретимся ниже – не приходится. Всё, как и всегда и везде, зависит от контекста, а он порой вынуждает нас совершать то, что мы не считаем правильным или оправданным – глядя, разумеется, извне, но не пребывая внутри, во втором случае всё воспринимается нормально. Однако при тут естественность и проблема масштаба? Связь в действительности более прямая, чем кажется.

Можно долго спорить о том, реальна ли глобализация или нет и каково её влияние на нас. Если мы предположим, что она носит универсальный характер и на всех воздействует более или менее одинаково, то мы вправе ожидать, что однажды она породит общую для всех нас культуру. На самом деле это будет плохо, потому что из всего потенциального набора воззрений мы в итоге выберем лишь скромную их часть, но это уже в некоторой степени произошло в науке, в политике, в международных отношениях, а также в области прав и свобод человека, и вряд ли кто-то станет спорить с тем, что мы не должны были достичь согласия в этих сферах нашей жизни. Как бы то ни было, но для разнообразия это не очень хорошо.

В принципе это обычный цивилизационный процесс. Гомогенизация в том числе и взглядов необходима, если мы хотим создавать крупные по своим размерам – а не те, что свойственны охотникам-собирателям – коллективы. Люди действительно должны думать, чувствовать и вести себя однотипно для того, чтобы столь большие общности состоялись. Однако, по сути, это характерно для любой социальной группы.

Для нас естественно считать, что наша культурная реальность и есть весь мир. Лишь в последние несколько столетий учёные, политики, деятели искусств и прочие подобные им лица начали смотреть вокруг с глобальной перспективы. Насколько они в этом преуспели, вопрос достаточно сложный и спорный – никаких особых продвижений на этом фронте не наблюдается, а то, что мы выдаём за них, просто есть наше мнение, обусловленное прошлым выбором, который необязательно был удачным – но ясно то, что наша собственная среда не в состоянии порождать универсальные смыслы, потому что, с одной стороны, она не способна на это в принципе из-за того, что и не предназначалась для этих целей, а с другой – она по определению локальна, что исключает возможность чего-то вселенского на корню.

Это крайне важно, ведь повсюду мы слышим о том, что мы избавились от старых ментальных привычек узкого взгляда на действительность и больше не страдаем от суеверий, когнитивных отклонений и искажений, заблуждений и размытого ракурса, которые мы испытывали прежде. Как утверждается, наука позволила нам покончить со всеми этими недоразумениями и обрести незамутнённый взгляд на вещи.

Понятно, что это не так – и учёных это тоже касается, причём зачастую больше, чем кого-либо другого. Как и с глобализацией мы всего лишь сделали выбор в пользу чего-то одного и в ущерб всему остальному. Какими бы критериями – им целиком посвящена следующая глава – мы при этом руководствовались, никто не знает – конечно, заявляется обратное, но обычно озвучиваемые проблематичны ровно также, как и любые иные, все они не без греха – а потому у нас нет и не может быть – причём в принципе – никакой надежды на то, чтобы выяснить, правильно ли мы поступили или нет – и ещё что-то предпримем.

Естественно на это возразят в том смысле, что научные процедуры верификации, фальсификации, стандартизации и т.д. помогают нам обнаружить, что ложно, а что – нет, но это чуть ил не тотально пустое заявление. Проблема состоит в том, что у учёных нет никаких инструментов – как их нет ни у кого – для того, чтобы выйти из собственной парадигмы и посмотреть на мир объективно – если нечто похожее осуществимо как таковое.

Вопрос даже не в том, что всегда есть определённый набор взглядов на реальность, которая исповедуется в данный момент – как об этом говорил Т. Кун – но в том, что существует универсальный – в науке и где-либо ещё – подход к постижению, восприятию и пониманию действительности, за рамками которого никто не в состоянии оказаться. Суть в том, что учёные нашли бы – точнее он у них уже давно есть – общий язык в любую эпоху – когда они уже существовали, разумеется – ведь он не менялся с самого её зарождения.

Конечно, люди пытались быть беспристрастными и непредвзятыми. Загвоздка, впрочем, в том, что какой-то пакет допущений и аксиом об устройстве этого мира нам необходим, но любой будет более или менее случайным выбором среди всех доступных – здесь легко усугубить, ведь у нас есть исключительно человеческие воззрения, а никакие другие. Всякий из нас, как следствие, должен склониться в пользу чего-то одного, но у нас нет никакой уверенности ни в том, как это надо делать – это тоже очень проблематичная категория – ни по каким критериям, ни что считать важным, а что – второстепенным и т.п. Учёные в этом ряду не исключение, и они подпадают под описанную логику также, как и все остальные.

Злая ирония – хотя и более чем ожидаемая – однако, состоит в том, что зачастую говорилось о том, что объективность достигнута. Более того, это вообще нормально заявлять. Мы искренне верим, что наши взгляды верные, а те, что практикуют другие, нет, и это по нашему представлению даёт нам моральное право судить о чём бы то ни было со своей колокольни, к чему мы охотно прибегаем. Что из этого получается легко увидеть в истории, которая полна столкновениями и конфликтами на идеологической почве, когда обе стороны утверждали, что на их стороне истина. Но давайте вернёмся к примерам с насилием и изменой, однако взглянем на них с нового ракурса.

В христианской теологии – очень странное название для того, что абсолютно ненаучно – по крайней мере, в эпоху Средневековья шёл долгий и так и не разрешившийся до сих пор спор о том, зачем нужно зло. Аргументация была следующей. Если бог добр и всех любит – а так оно и постулировалось – то довольно неожиданно наблюдать вокруг так много горя и страданий. В таком случае либо он не таков, либо что-то не так с нами, и мы неправильно и не туда смотрим, а также неправильно оцениваем ситуацию.

Предлагалось множество разных ответов. У нас нет никакой необходимости рассматривать их все, за исключением одного. Он утверждает, что мы просто мало знаем, но если бы нам было известно столько же, сколько и ему – а именно всё в его тотальности – то всё встало бы на свои места. В каком-то смысле зло нужно нам для того, чтобы картина мира была полной.

Это чрезвычайно полезный подход. Он позволяет нам допускать, что реальность непостижима, а то, что мы о ней думаем – это лишь часть всего полотна, причём вовсе не обязательно сколько-нибудь соответствующая тому, что есть на самом деле. Т.е. даже в том, что мы имеем, у нас не может быть никакой уверенности, что мы не заблуждаемся – иногда теологи прозорливее учёных. По сути, речь идёт об агностицизме, который хотя и тупиковый сам по себе, но зато не заводящий нас в ложном направлении – вообще никуда не ведущий. Какое отношение это имеет к агрессии и сексуальной сфере нашей жизни? Более непосредственное, чем кажется.

Людей нередко интересует вопрос о должном. Считается, что оно есть то, что требуется делать. И это не тавтология. Если мы кого-то ударили или допустили интрижку на стороне, то насколько мы ошиблись? Проблема состоит в том, что мы верим в то, что на эти вопросы есть конечные или абсолютные ответы, не допускающие дополнительных толкований. Т.е. истина в последней инстанции не просто существует, но ещё нам доступна – а вот тут теологи оплошали, у них есть вечная и неизменная мораль. Но действительно ли мы столь беспомощны или всё-таки имеются какие-то универсальные нормы и правила, которым мы обязаны – допустим, что мы того желаем или нас к тому принуждают – следовать?

На первый взгляд может показаться, что ответ лежит на поверхности. Если отбросить культуру – в которой мы до сих пор пребывали и которая столь сужает наш кругозор – и сосредоточиться на нашей биологии – которая у всех нас более или менее одинаковая за небольшими и некритичными исключениями – то ответы возникнут сами собой. В таком случае мы увидим, что свойственно человеку как животному, и начнём руководствоваться эволюционным императивами, записанными в наших генах. Всё прочее окажется наносным и, по сути, лишним, так что его легко будет отбросить или забраковать, тем самым достигнув дальних горизонтов и увеличив масштаб охвата наблюдаемых нами явлений и их вроде бы объективного понимания. Но так ли это? К сожалению, но такое тоже сомнительно.

Во-первых, камень преткновения состоит в том, что вид – это транзитное состояние, а не некая навечно установленная данность. Если сегодня для нас типично поступать так и эдак, то спустя некоторое – хотя и довольно внушительное – количество мутаций и флуктуаций, а также времени норма может ощутимо измениться, тем самым поставив под вопрос выявленную универсалию. Пусть это и очень долгие процессы, игнорировать их нельзя, но нам доступен следующий вариант.

Мы можем договориться о том, что в отсутствие чего-то стабильного либо сами эти преображения, либо же текущая их конфигурация и есть то искомое, что фундирует наш взгляд на вещи. В силу того, что по этим параметрам мы очень слабо – различия имеются, но они не важны ни в перцептивной, ни в когнитивной сфере – отличаемся как между собой, так и даже от наших далёких предков – включая предшествующие виды, но до определённой степени – у нас нет оснований усомниться в том, что универсальная человеческая перспектива действительно существует.

Увы, но тут мы сами себе роем яму – нельзя не заметить, в полном соответствии с повестью «Котлован» А. Платонова. Даже если бы отбрасываем культуру, мы всё ещё остаёмся в рамках нашего вида, а, значит, у нас нет гарантий того, что мы учли все потенциально воплощаемые воззрения – их, кстати, не так уж и много, как обычно себе представляют, реализуемы далеко не все. Не спасает ситуацию и дальнейшее инклюзивное движение. Расширяя свой горизонт вначале до приматов, затем до млекопитающих, после до позвоночных и т.д. мы всего лишь указываем на специфичность и случайность эволюции на Земле и не более того – т.е. вглубь мы вгрызлись, но здания так и нет. Поэтому, во-вторых.

Хотя это ещё станет темой отдельного разговора, непростительно не указать на то, что жизнь на этой планете уникальна. Из этого не следует, что где-нибудь ещё нет чего-то подобного или сходного по сути, но это свидетельствует в пользу того, что ожидать встретить точно такое же в другом месте Вселенной – это сродни надежды на чудо. Т.е. тут всё сложилось так, что повторить то же самое не просто проблематично, но крайне маловероятно – и всюду, надо подчеркнуть, любые одушевлённые существа специфичны.

Скажем, несколько десятков миллионов лет назад на Землю бы не упал тот гигантский астероид или метеорит – впрочем, есть и альтернативные версии, но не в этом соль – и динозавры бы остались, а у млекопитающих так и не появилось бы шанса занять однажды доминирующее положение на этом голубом шаре. Неясно, развили бы первые высокий интеллект или нет, но история, очевидно, была бы иной со всеми отсюда вытекающими.

И снова нам не поможет ни включение прочих небесных тел – тогда уж всех – на которых развилась жизнь – ни остальных форм организации материи, вообще ничего. Если уж на то пошло, то сама Вселенная основывается на определённых принципах, и надо играть с её настройками для того, чтобы вообразить все возможные миры и сознания. Нельзя, конечно, отбрасывать данные варианты, но они выглядят как последняя соломинка, которая то ли обнадёживает, то ли ломает хребет.

Потенциально – на самом деле нет, наша фантазия ограничена, как и всё прочее наше снаряжение, что бы мы об этом ни думали – мы способны представить себе альтернативные умы – или какие-то воспринимающие своё окружение сознания – но кроме самого их постулирования больше ничем мы порадовать себя не в состоянии. Впрочем, это и ни к чему. Как бы те ни были устроены и организованы – или же они отсутствуют вовсе – они окажутся столь же зашоренными, как и наши собственные из-за того, что реализовать в данной области нечто космическое, а не планетарное вряд ли возможно, и это требует некоторого прояснения, так что, в-третьих.

Порой странно слышать о том, как кто-то говорит о покорении – непременно в будущем, настоящее нас обычно разочаровывает и его избегают – космоса, заселении других планет, выходе на какой-то новый – обычно энергетический – уровень цивилизации, создании целых миров – в порядке убывания вероятности – либо же об искусственном интеллекте, биоинжиниринге, нанотехнологиях и т.д. – это более реально, но тоже больше из области фантастики, чем чего-то по-настоящему осуществимого – тогда как действительность куда более обыденна и тривиальна.

Давайте попытаемся быть честными с самими собой. До сих пор мы были – за исключением, конечно, Земли – лишь на Луне, т.е. спутнике нашей планеты, а наши аппараты только выбрались за пределы Солнечной системы. Громкие слова о том, что мы якобы чем-то повелеваем, в этом плане – это выдача желаемого за действительное. Даже выход на орбиту – это довольно небанальное мероприятие, так что и его нельзя назвать чем-то рутинным.

То же, но в меньшей степени касается нашего технологического оснащения. Никто не станет спорить с тем, что за последние несколько веков мы серьёзно продвинулись в данном направлении и создали многое из того, что в прошлом бы сочли волшебством, но, как и всегда, надо принимать во внимание масштабы происходящего, а те по космическим меркам, мягко говоря, скромны, если не больше – пренебрежительны малы. И это вполне прогнозируемое, хотя и не принимаемое в таком виде положение вещей.

Суть состоит в том, что мы являемся приматами с планеты Земля. Ни в каком значении этого слова мы не предназначались для чего-то более внушительного, чем выживание в локальной области на просторах Африки – последующее приспособление к другим условиям на генетическом уровне почти ничего в нас не переформатировало, по крайней мере, в интеллектуальном нашем багаже, а, кроме того, протекало с помощью подручных средств, а не в наших головах или в ДНК, впрочем, есть исключения, которые мало что меняют – и то, что мы совершили что-то сверх того, ещё ни о чём не говорит.

Стоит это повторить опять. Земля – это рядовая планета, вращающаяся вокруг более или менее обычной звезды где-то на задворках галактики с миллиардами таких же систем. Тот факт, что здесь возникла жизнь – или была занесена, не важно – свидетельствует лишь о том, что она местечкова по самому своему определению, но также, естественно, по содержанию. На нечто более серьёзное рассчитывать в таком случае нельзя – но это не мешает нам это пробовать.

Можно чуть ли не биться об заклад, что любой иной – т.е. не земной – интеллект столь же локален, что и наш собственный. Довольно сложно представить себе, что где-то обстоятельства потребовали бы того, чтобы существо стало космическим по своим характеру и масштабам деятельности. Тому есть множество причин, но смысл заключается в том, что гораздо проще и легче – да и логичнее – развить местный разум, а не вселенский – если в принципе себя этим утруждать, когнитивные экзерсисы чрезвычайно дороги в энергетических терминах, а потому лучше без них, это, между прочим, касается и человека.

Даже если это не так, то это верно в отношении нас самих. Мы можем сколько угодно восхищаться собственными достижениями и фантазировать по поводу тех, что ещё грядут, но это не изменит самой нашей сущности. Мы вполне обычные животные, которые приспосабливаются к окружающей среде и отчасти её трансформируют – не стоит обольщаться, это свойственно любому организму, например, кислород, которым мы дышим, произвели бактерии или водоросли, версии разнятся – и сверх этого постулировать что-то, по меньшей мере, недальновидно, а то и наивно.

Да, несколько последних столетий показали довольно ощутимый прогресс – пусть и понимаемый в таком качестве исключительно нами – и мы сделали, казалось бы, невозможное, но нет, из этого не вытекает то, что сколько-нибудь изменилась наша природа, а та пригвождает нас намертво к Земле – причём не только метафорически, но и напрямую, через гравитацию. Мы способы сегодня отчасти вмешиваться в свои гены, но на фундаментальном уровне приматами мы быть не перестаём.

В отношении нашего интеллекта это говорит о том, что мы не сумеем приобрести ту перспективу, к которой мы так стремимся, а нередко и постулируем её достижение. Мы есть довольно тривиальные создания, которые просто возомнили о себе то, что нам не присуще. Вероятно, покорение космоса или разумные личные помощники-роботы – а равно и многое другое – и звучат увлекательно и будоражат наше весьма ограниченное и не особо интересное с точки зрения результатов его деятельности воображение, но им вряд ли суждено когда-либо сбыться – впрочем, последние всё-таки более реальны хотя бы оттого, что они уже с нами, пусть и не такие интеллектуальные, как это преподносится. Это не мешает нам продолжать мечтать, но надо понимать, что кроме фантазии здесь больше ничего нет.

Всё это говорит о том, что расширение масштабов нашей перспективы проблематично по достижении порогового значения, в которое мы, судя по всему, уже упёрлись – или очень к тому близки. Дальше идти невозможно – присутствует шанс того, что мы ещё в пути, но он довольно мал, учитывая то, что с некоторых пор мы движемся количественно, а не качественно, т.е. банально увеличивая число исследователей и соответствующих центров, а не совершая настоящие научные революции, но не обозначаемые в таком качестве. Это не значит, что больше не будут появляться новые гаджеты и технологии, а также свежие идеи и гипотезы, но это свидетельствует о том, что уровень сложности наших теорий и предположений больше – почти наверняка – не растёт.

Этому отчасти и по видимости противоречит то, что вроде бы наблюдается как раз обратное. В действительности, однако, важен не внешний их вид или математический аппарат, который их обслуживает, но потенциал нашего мозга, который мы скорее всего используем уже по максимуму – или очень близко к тому. Помимо прочего, очевидно, что сегодня учёных как никогда много, но при этом мы не видим истинных прорывов. Дальнейший прогресс станет осуществляться постепенно, через накопление и систематизацию, и это вполне резонно ожидать принимая во внимание то, что мы по своей сути обычные приматы. Однако при чём тут понятие естественности и наше его интуитивное понимание?

Как и всегда, надо иметь в виду, что нам доступно, а до чего бы добраться не в состоянии. Примеряя на себя роль беспристрастного наблюдателя, мы должны отдавать себе отчёт в том, что сколь бы объективными – в нашем представлении, разумеется – мы ни были, будучи животными мы ограничены этой своей звериной – без негативных коннотаций – природой. Выяснить в таком случае, что нормально, а что – нет, можно только на определённом уровне, на котором мы потенциально способны пребывать.

Даже если мы и превзошли своих предков охотников-собирателей в когнитивной области, мы не перестали при этом быть людьми со всеми ментальными – и всеми остальными – недостатками – и достоинствами – характерными для нашего вида. Мы не должны думать о себе как о ком-то, кому не поставлены никакие пределы – неважно, в какой сфере, печально, что в отношении интеллекта наш здравый смысл перестаёт работать, и мы начинаем верить в сказки, хотя по поводу всего прочего вполне трезвы – но как о тех, кто является представителем местной фауны, не больше и не меньше. Из этого вытекают многие следствия и выводы, о которых ещё пойдёт речь ниже, но здесь нужно отметить только одно.

Мы не в состоянии понять, что естественно, а что – нет – и многое другое, ради справедливости необходимо отметить, что только в своём невежестве мы поистине прекрасны. Дело даже не в том, что мы можем ошибаться, заблуждаться и самообманываться – и об это не стоит забывать – но в том, что нам навеки уготовано оставаться людьми – весьма сомнительно, чтобы мы сумели однажды проводить генетические манипуляции такого уровня, который бы перечеркнул этот императив, но и в таком случае наша локальность никуда не исчезнет, у нас в принципе нет какого бы то ни было космического материала, чтобы вырваться с Земли. Что бы это в реальности ни значило, очевидно, что этого мало для того, чтобы получить настоящую картину действительности. Однако давайте двигаться дальше. Следующее возражение нашему определению естественности касается либо нашей невнимательности, либо неспособности видеть все или же все важные причинно-следственные связи.

Начать следует с того, что вряд ли найдётся тот, кто сможет точно определить данные их характеристики. Что означают полнота и критичность никто не знает, но зато мы, по крайней мере, способны – или нам нравится так думать, это не исключено – осознать, что это существенные оговорки, которые нуждаются в том, чтобы их озвучили. Во многом решение – или, что более вероятно, их совокупность – упирается в наши представления о мире, но нужно хотя бы отдавать себе отчёт в том, что и то, и другое качество триггеров и их следствий важны для понимания нормальности. Всё это очень интересно, но что нам делать со всем этим?

Очевидно, наша задача разбивается на две части. Во-первых, мы должны понять, что значат тотальность и существенность и почему их достижение нам недоступно, причём вообще. Одно с другим – что бы это ни было – соединяется множеством нитями разного качества и количества – если вам нравится это сравнение, то и несхожих толщины, упругости, длины, материала и т.д. – и учесть их все необходимо для того, чтобы выяснить, что надо учесть, а что – нет. Кроме того, не совсем понятно, что является следствием, а что – причиной, так что это дополнительно усложняет нашу работу.

Во-вторых, нам следовало бы узнать, откуда проистекают наши затруднения с тем, чтобы либо снять их – это наиболее желательно, хотя и по всей видимости неосуществимо в принципе, впрочем, некоторый прогресс всё-таки возможен или уже был достигнут до сих пор – либо иметь в виду как нечто данное и непреодолимое, но оттого не менее реальное. С последним почти наверняка возникнут сложности, ведь нам неизвестны все препятствия, а те, что нам знакомы, вовсе не обязательно таковыми являются или же имеют те качества, которые мы замечаем – включая и их потенциальное форсирование. Начнём по порядку.

Зададим себе вот такой вопрос. Из чего состоит материя – или более конкретно мы сами? Современный ответ гласит, что есть элементарные – или с приставкой «суб» – частицы – лептоны, бозоны, фермионы, адроны, кварки и т.д. – и взаимодействия между ними, которые и определяют характер и свойства этой реальности – ведь осуществимы и альтернативные, по крайней мере гипотетически, или нам так нравится считать. Зная положение каждой из них и их характеристики мы способны предсказывать будущее и выявлять прошлое – что, между прочим, не менее важно.