И хлопнула дверью. Эхо разнеслось по огромной комнате. Глаша молчала. Кира достал из дивана старые выношенные кроссовки.
– Померяй. У тебя размер меньше, – протянул он их Глаше и добавил. – Иди к Полине одна, мне надо квартиру убирать.
– В океан вместе прыгали, и полы вместе отмоем, – бодро сказала Глаша. – Давай сюда тряпки, ведра, швабры!
Квартира оказалась огромной с длинным коридором с гнусными зелеными обоями, освящённым тусклой лампочкой. Комнат помимо Кириной было еще пять. И длинная узкая кухня с двумя газовыми плитами, одной раковиной и шестью кухонными гарнитурами.
Сначала Кира и Глаша вместе оттирали подоконники в кухне. Затем Глаша протирала тряпкой двери и дверные ручки общего пользования. «Общего пользования – это значит, что ими пользуются все соседи по квартире» – объяснил Кира. Кира тем временем подметал коридор и вытряхивал коврик у входной двери.
«Чтоб ни пылинки» – зорко следила соседка, периодически выглядывая из своей комнаты. Глаша намывала ванну и раковину, Кира драил унитаз. «Чтоб до блеска!» – наставляла Вера Александровна.
И дружно намывали полы, ползая по квартире на четвереньках. «Воды куда столько льёте!»
Наконец, дошла очередь и до ребят. Они отмылись в душе и переоделись. Кира погладил себе рубашку стареньким утюгом, который отдала ему Вера Александровна, и надел джинсы. Школьные брюки и пиджак остались на острове.
Заглянув в холодильник, Кира посмотрел на пустые полки и предложил сварить овсянку. Глаша кивнула. Есть хотелось, тем более что из кухни доносился аппетитный запах блинов. И тут дверь в комнату снова распахнулась. Вошла Вера Александровна с подносом в руках. На подносе возвышалась стопка блинов, вазочка со сгущенкой и две чашки чая.
– Нате вам, – хрипло сказала соседка, с грохотом ставя поднос на стол. – Посуду вымоете, на кухне оставите.
Кира благодарно посмотрел на Веру Александровну. Она всегда его подкармливала, научила гладить, готовить, стирать, мыть полы. И пусть она ругается и ворчит. Если бы не она, Кира даже представить боялся, что было бы тогда.
– Спасибо, Вера Санна, – хором сказали Кира и Глаша и накинулись на блины.
Глава 11. Поиски Полины
Ребята легко шагали по свежему осеннему городу, наполненному людьми и машинами. Настроение стало приподнятым, потому что темная квартира с запахами сырости и моющих средств осталась позади, а впереди светило солнце и начинался новый неизведанный день.
Кира думал о том, что Глаша единственная из его друзей побывала у него дома. И, пожалуй, ей одной он смог признаться в том, как он живет. А Глаша думала о том, что Кира не должен так жить, как он живет.
Задумавшись, они не заметили, как им перегородила дорогу классная руководительница.
– Инна Марковна! – едва успел притормозить Кира, чтоб не врезаться. Инна Марковна даже не посмотрела в его сторону, она буквально набросилась на Глашу:
– Полина, девочка моя, где ты пропадала? – заголосила учительница в сердцах. – Мамочка плачет, больницы обзвонила, полиция на уши поднята. Что ж ты мамочку не жалеешь?! Зачем связалась с этим оболтусом? – голос Инны Марковны с лебезения перестроился на грозное рычание. – А ты, Колбасников, опять школу прогуливаешь? Я до матери так и не дозвонилась. Завтра домой к тебе приду. Так матери и передай. Ты в джинсах в школу собрался? От рук отбился. Матери твоей все выскажу. Сегодня педсовет, а завтра, Колбасников, выскажу матери твоей.
Кира улыбнулся Инне Марковне, с отчаянием понимая, что в конце концов учительница действительно придет к нему домой:
– Приходите, Инна Марковна, я для вас пирог испеку.
– Не паясничай, Колбасников!
Под бдительным присмотром классной руководительницы Кира и Глаша были сопровождены к школе. Мама Полины со слов учительницы, взволнованная и неразборчивая, уже неслась по утренним пробкам то ли в машине скорой помощи, то ли верхом на машине скорой помощи.
– Как удачно разрешился мой план – шепнула довольная Глаша Кире по дороге. – Теперь я легче легкого верну в Лисофанже солнце, когда попаду к Полине в комнату. А потом сбегу.
– А ты не думаешь, что если Полина не найдется, то твое Лисофанже вынесут на помойку. Поверь мне, так бывает.
– Дельное замечание, – закивала Глаша и продолжила рассуждения Киры. – А если Полина вернется, и ее снова заставят держать Лисофанже под кроватью? – Глаша нахмурилась, но ей быстро пришла в голову идея:
– Придется захватить Лисофанже с собой. Одолжишь рюкзак?
– Я лучше коробки раздобуду. Знаю места.
Занятые этим разговором, они подходили к школе. Глаша заметила, как навстречу ей несется растрепанная женщина с красными глазами. Девочка слегка попятилась, но почувствовала, как ее мягко подтолкнула в спину Инна Марковна.
– А вот и мамочка! Не расстраивай ее, девочка.
– Понимаю, почему Полина сбежала, – мысленно ужаснулась Глаша и шепнула на прощание Кире:
– После уроков жду тебя с коробками!
Кира несся по лестничным пролетам к квартире Полины изо всех сил. Он запыхался, в боку кололо. На его беспорядочный трезвон и стук Глаша резко распахнула дверь и грозно шикнула:
– Ты чего шумишь? Мама, наконец, заснула! Где коробки?
Кира согнулся пополам и пытался отдышаться.
– Где коробки, Кира?
– Дом, – с шумом ответил Кира. – Дом разрушили. На моих глазах.
– Что? – переспросила Глаша и, остолбенев, уставилась на Киру.
– Осталась стена по фасаду и через окна видно небо. И куча пыли. И битые кирпичи, – рассказывал Кира и, наконец, озвучил то, во что Глаша не могла поверить. – Ты не сможешь вернуться в Лисофанже.
На клетчатой скатерти валялись, наверное, все продукты, которые нашла Глаша в шкафах и холодильнике. Порубленные ножом большие куски хлеба, разломанный сыр, помидоры, огурцы, яблоки, груши, варенье, орехи, сухофрукты были разбросаны по столу. Центром натюрморта являлась пустая банка из-под шоколадной пасты, тщательно вычищенная ложкой.
– Угощайся, – широко обвела рукой стол Глаша. – Правда шоколада не осталось.
Она хмуро уставилась в окно в невеселой, несвойственной ей, задумчивости. «Ты больше не сможешь вернуться в Лисофанже» – вертелось в голове.
– Зато тебе есть, где жить, – будто подслушал ее мысли Кира. – Ну и Полину можно не искать.
– Полину надо искать, – твердо ответила Глаша, – потому что ее надо искать. Ее любит мама. А я не Полина. Я не смогу долго притворяться. И, в конце концов, может она попала в беду!
Кира удивился перемене в Глаше. И Глаша принялась рассказывать, какая была суматоха, и скорая, и полиция, и слезы, и расспросы, и успокоительные капли, от которых до сих пор пахло травами по всей квартире.
Кира слушал, отрезал ножом тонкие ломтики от поломанных кусков и сооружал бутерброд. На хлеб он уложил тонкие полоски сыра, на сыр – сочные кружочки помидора, а сверху легла хрустящая веточка укропа.
– Хорошо бы отыскать Полину, – повторила Глаша.
Кира, не отвлекаясь от бутерброда, согласно покивал.
– Когда я признаюсь, что я не она и сбегу от заботы, мне будет жаль ее маму.
«Куда же ты сбежишь? – подумал Кира, но не стал перебивать Глашу. – Только в детский дом».
– Знаешь, она бывает доброй, – Глаша вспомнила, как мама Полины долго расчесывала ее волосы, и как ей удалось распутать Глашины колтуны, как мама обнимала ее, как никто и никогда не обнимал. И как мама тихо почти беззвучно вздыхала, вздрагивала, засыпая, когда выпускала руку Глаши. А Глаша сидела рядом, и ей было грустно от мысли, что когда мама проснется, ей придется снова искать Полину, потому что Глаша уйдет.