Острая кромка

– Я тебя не понимаю. Ты красивая, цельная, уверенная в себе и обеспеченная. Такие, как ты, обычно не выбирают парней, как я.

– С чего ты взял? – удивилась я.

– Я писатель, дурочка. В пару такой героине я поставил бы совершенно другого мужчину.

– Благо, в этом романе ты не автор, а герой. Дим, я тоже писатель – хотя бы в связи с этим оставь за мной право видеть в тебе то, чего ты сам не признаешь. И вообще, что на тебя нашло?

– Ничего. Просто не могу привыкнуть. Ты лучшее, что со мной случалось в жизни. Я до безумия боюсь тебя потерять и понятия не имею, как и чем тебя можно удержать.

– Давай договоримся. Меня не нужно держать: ты мне нужен. Хотя бы потому что без тебя я не смогу сказать, что в моей жизни есть все.

Но мы не договорились. Он был почему-то уверен в собственной заурядности, и переубедить его было невозможно. Я всерьез считала его одним из тех мужчин, которые безусловно нравятся женщинам: развитый ум, умеренный цинизм, красивое тело, – как минимум. А еще это страшное мужское умение – посмотреть восхищенно и лукаво, мол, ты хорошенькая, так что берегись. И даже у нас на курсе я вовсе не была единственной, кто неровно дышал при его появлении, так что у меня было много аргументов для спора о его великолепии, только вот толку от них было примерно никакого.

Я ценила его ум, чувство юмора, мне нравилось его читать и слушать. Но кроме всего прочего я всегда чувствовала, что он глубокий и искренний человек, который умеет по-настоящему любить: свою семью, меня.

Однажды я спросила его:

– Почему ты так редко ездишь к родителям?

– Папа в Крыму, у него другая семья, в которой мне нечего делать. К тому же, он пьет, и я уже не могу ему помочь. Мама живет с моим отчимом в Москве, и в его доме мне тоже особо делать нечего.

– Почему ты не любишь своего отчима?

– Да много причин – что он говорит, что делает… Может, нет в этом ничего страшного. Может быть, это нормально между людьми в паре. Но ты знаешь – мы всегда хотим лучшего для своих мамы и папы, если они в разводе. Лучшего мужчину, лучшую женщину. Может, я просто ревную. Может, нет ничего такого в ссорах отчима с мамой. Просто она моя мама.

* * *

Я вела ЖЖ. «Живой журнал» – публичный дневник, в котором можно было сколько угодно долго и изощренно создавать собственную персону, твердо веря, что она никак не влияет на твою реальную жизнь.

«На выходные уехала из города.

– Не забывай про бедра… Воот… Хорошо! – слышу я голос Камиля у меня между колен. – Хорошо. Теперь отдыхай. – Я послушно ложусь на спину и закрываю глаза.

Через несколько минут я смотрю в пол, упершись макушкой ему в живот, и снова слышу голос – теперь уже над своей головой. Камиль напоминает про бедра. Я сильнее упираюсь пальцами ног в пол. Когда он решает, что достаточно, он поддерживает меня за плечи и помогает подняться.

И так по шесть часов в день. В общей сложности 12 часов за эти выходные.

В субботу мы проснулись в 6 утра, чтобы продолжить то, что начали в пятницу вечером. В Подмосковье, в прекрасном Сосновом бору, по которому мне было почти некогда гулять.

Я укладывалась спать по три раза в сутки и с удовольствием тут же проваливалась в сон.

Затем все повторялось снова.

– Все хорошо? – спрашивает он, наливая чай в кафетерии.

– Да, все отлично.

– Чувствуешь себя хорошо?

– Замечательно, спасибо, – улыбаюсь я.

Он молодец. Редкий человек, про которого можно сказать: быстро и аккуратно. Подумать только, с пятницы по воскресенье 12 часов сплошной акробатики (с перерывами на «поговорить», но сути это не меняет) – а тело совершенно не болит.

Я стою на четвереньках, затем выпрямляю ноги и прогибаюсь, упираясь руками в пол. Камиль говорит, что в этот момент у меня красивая спина. Он ставит мои ноги шире.

Все это время за нами наблюдают 20 человек.

Я стою в очередной неестественной позе и дрожу всем телом. Метроном отсчитывает четыре щелчка, я делаю глубокий вдох, Камиль командует «пауза», затем я так же на четыре щелчка выдыхаю.

В общем, выездной семинар по йоге со стороны может выглядеть забавно. Какими только местами я не дышала в эти дни, из каких только мест не выдыхала, и что только не подтягивала мягко вверх! Но кто пробовал, тот знает, как это здорово.

Камиль говорит: «Одно из значений слова йога – это контроль. За собой и своим состоянием. Когда вы задаете себе вопрос, все ли сейчас в порядке, и что вы можете сделать, чтобы это улучшить».

Затем он добавляет: «Ключевое слово – сейчас. Суть теряется, когда вы сосредотачиваетесь на результате, совершенно забыв про процесс. Отношения, любовь, жизнь – это процесс. Вы не узнаете, что будет дальше, пока не проживете сейчас. Пребывайте всегда здесь и сейчас, фокусируйтесь на том, что делаете в это мгновение, и тогда вы сможете прожить настоящую, свою жизнь».

Иногда мне кажется, что я не живу, а регистрирую собственную жизнь. Чувствую себя журналистом: вроде как, жизнь – это спектакль, и я могу общаться с режиссером и актерами, хожу за кулисы, сижу в зрительном зале – но я не участвую в самой постановке. Я наблюдаю за происходящим, рассуждаю, узнаю много нового, рассказываю другим, но не участвую.

Чтобы напомнить себе и другим, чтобы засвидетельствовать: «Эй, смотрите, я существую!», я с каким-то даже остервенением веду этот чертов блог и выкладываю фото в соцсети. Причем, чем большую пустоту ощущаю, тем активнее выкладываю в сеть любые свидетельства о том, что в моей жизни есть еще что-то кроме страха.

«Живой Журнал» – не паханное поле для тех, кто живет очень скучно, но обладает неплохой фантазией. Здесь можно создавать куклу, играть ею, переодевать. Описывать только приятную часть событий собственной жизни. В результате чего у читателей будет создаваться какой-то образ тебя. А там, глядишь, у кого-то начнутся с тобой отношения. Со мной такое случилось, и в моей жизни появилась Катя.

* * *

Про Катю мне рассказала петербургская подруга Саша, давно подписанная на ее ЖЖ. Говорила, что она удивительная, и до того хорошо излагает, что мне в самом деле стоит почитать ее тексты. Я так и поступила. Тексты оказались действительно отличные.

Образ автора, сложившийся в моей голове после прочтения нескольких постов Катиного ЖЖ, был такой: довольно резкая, умная, экзальтированная, независимая тридцатилетняя женщина, которая любит хорошее кино и здорово в нем разбирается. Я бы сказала, из маргиналов. Примерно так. Асоциальной ее не назовешь, но слишком уж дружелюбной тоже. Катя была холодная, но она мне нравилась. Было в ее этой резкости и независимости от чужого мнения что-то крайне привлекательное. А еще Катя делала браслеты – очень стильные кожаные браслеты в технике декупаж.

Она тоже подписалась на мой ЖЖ, и несколько месяцев мы читали записи друг друга, комментировали, что-то активно обсуждали.

Например, однажды Катя написала пост про условности. Ее подруга Маша стеснялась заходить в бутики, так как ей казалось, что продавщицы там смотрят на нее с высокомерием. На психологических курсах Маше объяснили, что это у нее будто бы «синдром кастрации».

Мне это показалось забавным. Я написала Кате, как однажды попала на первый в моей жизни модный показ, где от крутизны публики пресловутый синдром кастрации мог возникнуть даже у того, кому штаны вечно жмут. Человек, пригласивший меня туда, пришел на это мероприятие в полинявшей черной рубашке с воротником-стойкой и винтажной пуговицей на шее. У него была своя художественная галерея в Питере, и он всерьез заявлял, что сегодня правильно одеваться так, как это делает он. С этой мыслью он ходил там павлином, а я ему призналась, что окружающие люди мне неприятны. Он ответил: «Самое жестокое, что ты можешь с ними сделать – это не позволить им увидеть тебя еще раз. Пожалуйста, держи это в своей головке все время, девочка».

В мои девятнадцать он, пятидесятитрехлетний мужчина, казался мне тщедушным дедушкой в щетине, застиранных штанишках и ореоле самомнения, которое покрывало его тощий зад не хуже павлиньего хвоста. Но спустя шесть лет я все еще склонна его цитировать, а на том модном показе он с одинаковым успехом целовал руки именитым дизайнерам и первой попавшейся припевочке, – и все как одна делались от этого счастливыми. Я, кстати, тоже была горда собой в связи с тем, что он выбрал меня в спутницы.

С тех пор я всегда спокойно заходила в бутики и рестораны, и если на меня там кто-то смотрел косо, я вспоминала своего замечательного спутника и смотрела на них в ответ так, будто они вообще – чернь, но обращалась очень ласково, покровительственно так. И еле сдерживалась, чтобы не произнести это «милочка» в конце. Оказалось, это очень полезное умение, особенно в Москве при моей нынешней работе. Катя ответила, что она с такими людьми редко разговаривает, и что на этот случай у нее есть просто «специальное лицо».

Однажды она выложила в своем ЖЖ фотографии браслетов. Сказала, что продает. Лучшего шанса познакомиться с ней лично придумать было нельзя, так что я выбрала один и сказала, что хочу его усыновить. Вечером мы договорились встретиться у выхода из метро «Красные ворота»: Катя снимала комнату неподалеку, а мне было, в общем, все равно, куда ехать.

В метро я написала ей смс: «Я большая женщина в маленьком платье, сверху на мне черный кардиган, голова кудрявая, сумка бежевая». Катя ответила: «Я стою перед входом, ты меня сразу узнаешь. Белая скандинавская богиня, и росту во мне метр восемьдесят четыре».

Выйдя из метро, я действительно сразу ее узнала. Высокая, причудливо одетая: мешковатая длинная юбка, пыльного цвета футболка с огромным самодельным вырезом сзади и лоскутами спинки, повязанными на шее на манер американской проймы. Кожаные браслеты на запястьях, конечно же. Она выглядела странно, но стильно. На редкость цельный образ, не имевший ничего общего с модой или чем- то еще навязанным или общепринятым. Я была в восторге.

– Ну привет, большая женщина, – улыбнулась Катя, когда я подошла ближе.

– Да, это я, пожалуй, погорячилась, – ответила я, со своим средним ростом оказавшись гораздо скромнее Кати по части габаритов. – Рада с тобой познакомиться.

– Да, мне тоже приятно. Вот твой браслет.