Французский перец

От денег Елизарова осталось совсем немного. Этого хватит на месяц, но лекарства стоят безбожно дорого. Мне нужны деньги. Нужны, как воздух. Без них мой малыш умрёт. Без проклятых денег его не станет. Есть ли цена у человеческой жизни? Сколько стоит материнское счастье? Никогда не думала об этом раньше, но сейчас я знаю точную сумму.

Я соглашаюсь на предложение доктора, обещая платить по частям. Где я возьму недостающую сумму, не знаю. Знаю только, что мне придётся её где-то взять. Начну оформлять сыну российское гражданство и попытаюсь выбить квоту на лечение. Но квота – это запасной вариант, на него не стоит возлагать больших надежд.

Арно очень слаб. Его помещают в палату интенсивной терапии, расположенную в реанимационном отделении. Посторонним вход туда строго воспрещён. Сейчас я посторонняя для Арно. Меня аккуратно выпроваживают, оставляя Арно одного. Я ещё долго стою у дверей реанимации, не в силах уйти. Там за дверью осталось моё сердце. Маленькая копия Жильбера. Мой Арно.

Прихожу в себя, когда слышу в сумочке пиликанье телефона. На экране номер Елизарова. Ещё неделю назад я бы забилась в истеричном рыдании при виде его номера. Но не сейчас. Сейчас я даже рада, что он объявился. Я рассчитываю на него. Мне всё равно, что он будет делать со мной. Оказывается, за последние несколько дней во мне многое изменилось. Я уже не считаю проституцию мерзким способом заработка. Если Елизаров даст мне денег, я готова выполнить любой его приказ. Лишь бы дал. Теперь мне безразлично, какой ценой достанется жизнь Арно. Лишь бы у Арно был шанс на выздоровление, на долгую, счастливую жизнь. Лишь бы был.

– Соскучилась? – хрипло смеётся в трубку.

– Да, – я не узнаю своего голоса, он словно выцвел, подёрнулся затхлой плесенью.

– Это хорошо, что соскучилась. Жду тебя через два часа. Если хочешь, могу прислать Егора.

– Не надо.

– Как знаешь, – отключается.

Иду, пошатываясь, к выходу. Чувствую себя древней старухой. Мрачной и седой. С всклокоченными, растрёпанными волосами. С момента последней встречи с Елизаровым я постарела на добрый десяток лет. Надо собраться и привести себя в порядок. Мне нужны деньги Елизарова. Нужны, как никогда. На секунду задумываюсь о Жильбере. От этой мысли внутри холодеет. Если я попрошу помощи у Пуавра, то никогда больше не увижу Арно. Никогда. Он отберёт у меня сына. Как я смогу жить без Арно? Нет. Звонить Жильберу – это не выход. Я сама справлюсь. Сама. Жильбер не должен ничего знать. Подправляю макияж и укладываю волосы, стоя перед зеркалом в больничном туалете. В торговом центре покупаю нижнее бельё и чулки. Переодеваюсь и еду к Елизарову.

Как и в прошлый раз, дверь мне открывает Егор. Окидывает недовольным взглядом. Хмурится и ведет в кабинет. Елизаров сидит в кресле, сложив ноги на стол, как в старых американских фильмах. Курит, попыхивая точно паровоз. При виде меня довольно щерится, не выпуская изо рта сигары.

– Пришла. Молодец! – отодвигает в сторону пустую кофейную чашку. – Свободен! – небрежно кидает Егору. – Чё встал, истукан?! Смотреть будешь, как я её трахаю?

Подается вперёд, видя замешательство Егора. Когда Егор исчезает, снова смотрит на меня.

– Ну? Чё сидишь, барышня на выданье? Сто раз вам всем объяснять надо!

Понимаю, чего хочет Елизаров. Встаю и начинаю раздеваться.

– О! Стоило один раз поучить! – хвалит мою сообразительность. Раздеваюсь до нижнего белья. Смотрю холодным безразличным взглядом. Что сегодня мне приготовил Александр Васильевич?

Встаёт, подходит. Гладит рукой по груди, вынимает изо рта сигару и прижигает её об меня. Зажмуриваюсь и шиплю на выдохе. Внимательно наблюдает за моей реакцией, по лицу расплывается самодовольная ухмылка.

– Ну? Взбодрилась? А-то сегодня, как вобла, неживая.

– Взбодрилась, – киваю. Сжимаю челюсти, пытаясь совладать с болью. Ожог саднит.

– Ты смотри, какая умная стала! На пользу, значит, порка пошла. Снимай трусы и ложись животом на стол, – деловито расстёгивает брюки, вынимая ремень. – Ну? Долго ждать?

Делаю всё, как он говорит. Ложусь на стол, упираясь взглядом в картину, висящую на стене. В ожидании боли каждая мышца тела напрягается, будто вибрируя. Елизаров не заставляет себя долго ждать. Кожаный ремень хлёстким ударом обжигает ягодицы. Вздрагиваю, до скрежета сомкнув зубы. Надрывно мычу. Из глаз сочатся слёзы. Тут же прилетает ещё несколько ударов. До побелевших костяшек вцепляюсь пальцами в крышку стола. Тело точно деревенеет от звенящей, натягивающей мышцы боли. Подходит ближе и гладит по вспухшим свежим рубцам. Проводит ладонью по спине, там, где растеклись светлой зеленью следы предыдущей экзекуции.

– Смотрю, на тебе как на кошке заживает, – приставляет член ко входу и вталкивается в меня. Зажмуриваюсь, стараясь отвлечься от происходящего. Жёстко вбивается, ухватив меня за волосы. Минут через десять отваливается, жадно хватая ртом воздух. Блаженно выдыхает. Тяжело дышит.

– Чего-то ты… – сглатывает, – как муха сонная. Случилось что?

Не уверена, что рассказывать Елизарову о своих проблемах – хорошая идея.

– Ну? Скажешь или мне вышибить из тебя дурь? – хмурится.

Подтягиваю трусы. Сегодня Александр Васильевич – сама любезность. Не довёл меня до полуобморочного состояния. Садится на край стола, громко шмыгает и достает из коробки еще одну сигару.

– Семейные проблемы.

Обрезает сигару гильотинкой и прикуривает. По комнате плывет сладковатый, тошнотворный аромат, обволакивая облаками сизого дыма.

– У-у-у, – тянет Елизаров, не выпуская источник неприятного запаха изо рта. Я переминаюсь с ноги на ногу в неуверенности. Наверное, сейчас самый подходящий момент, чтобы заговорить о деньгах.

В этот раз он не спешит разбрасываться ими. Виновато опускаю глаза в пол. Откашливаюсь.

– Мне нужны деньги, – голос хрипит, словно я только что проснулась.

– Деньги всем нужны! – поднимает голову и выдыхает колечко дыма. – Сегодня ты, можно сказать, тоже удовольствие получила, так что… В прошлый раз тебя надо было поучить вежливости, но и на лекарства, согласись, я тебе оставил. А сегодня нет. Сегодня не тот случай.

Затягивается и смотрит на меня с прищуром. Закрываю глаза и набираю побольше воздуха в легкие. Мне сложно произнести то, что вертится на языке.

– Я согласна на всё.

– Хм! И что ты можешь такого мне предложить?

– Себя, – сердце ухает в утробу.

Встает и обходит меня, внимательно разглядывая.

– Думаешь, что такая ценность?

– Думаю, что Вас это предложение может заинтересовать.

Встаёт передо мной и поднимает мое лицо за подбородок. Пристально смотрит в глаза. Растекается в неприятной ухмылке.

– Я и так тебя имею, когда захочу.

– Мне показалось, Вы хотите большего. Если нет, то-о-о…

– А ты не совсем дура, – хмыкает. – Быстро просекла, что мне нужно. Почему решила, что у меня нет женщины?

– Мало кто надолго согласится… – нервно сглатываю, боясь получить затрещину за свою дерзость, – даже за больше деньги…

– Считаешь меня чокнутым садистом? – выдыхает дымом в лицо.

Молчу, опуская веки. Зачем лишний раз озвучивать то, что Александр Васильевич и так про себя знает?

– Молчишь? – ухмыляется и одобрительно кивает. – Правильно понимаешь, что тебе лучше молчать.

В глазах сверкают молнии. Губы вытягиваются в струну. Он готов сожрать меня с потрохами только за одни мои мысли. Ни капли не сомневаюсь, где Елизаров раскрыл свой творческий потенциал садиста. Всё слишком очевидно. Мне страшно представить, какие за ним числятся грехи. Возможно, на его руках кровь не одного человека.

– Сколько ты хочешь? – отходит от меня и встает у стола, перелистывая деловой журнал.

Я называю сумму, озвученную врачом. Его глаза распахиваются, одна бровь удивленно ползёт вверх. Кривит рот, покачивая головой.