«Я это сделаю!»
И отправила негритянку к Бахлулу просить навестить её.
«Ради Аллаха! – вскричал тот. – Ответь тем, кто кличет тебя[19 - Это цитата из «Хадисов», или преданий о об острых высказываниях и о жизни Пророка.]».
И согласился.
Хамдонна приветствовала его и сказала:
«Бахлул, я уверена, ты зашёл, чтобы слышать, как я пою».
Он ответил:
«Истинно, о моя госпожа! У тебя сладкий голос».
«Я думаю, что после песен ты рад будешь и угощению».
«Истинно», – отвечал тот.
Она пела так, что внимавшие умирали от страсти.
Принесены были яства; Бахлул ел и пил. Она молвила:
«Почему – я не знаю, но думаю, ты будешь рад подарить мне своё одеяние».
И Бахлул отвечал:
«О, моя госпожа! Я поклялся отдать это той, с кем я сделаю то, что устраивают муж с женой».
«Можешь ли ты?» – вопросила она.
«Я?! – вскричал он. – Я, кто наставляет в сём деле других слуг Аллаха?! Я пробуждаю восторги, которые дарит женщина, я показываю, как ласкать её, научая тому, что приносит блаженство! Кто знает искусство соития, если не я?!»
Дочь Мамума, Хамдонна была и женой визиря великого. Стройный стан, соразмерные формы её отличали. И ни одна современница не превзошла бы её в совершенствах. Героев при виде её брали робость и трепет, они отводили глаза, опасаясь соблазна. Такой обольстительной создал её наш Владыка! А те, кто смотрел на неё, повреждались в уме. Много героев стремились к опасностям ради её благосклонности. И Бахлул, избегая любовных мучений, страшился встреч с нею; тревожась за ясность рассудка, он никогда до тех пор не являлся пред нею.
Они препирались. Он, посмотрев, моментально вперял очи долу, страшась распалить свои страсти. Хамдонна пыталась заполучить его мантию – он не давал без награды.
«Скажи мне, какая цена подойдёт?» – вопросила она.
«Сочетание, – отвечал он, – о, яблоко глаз моих!»
«Знаешь ли ты это дело, Бахлул?» – говорила она.
«Ради Аллаха! – ответствовал он. – Жёны – моё бытие. Нет того, кто знаком с ними лучше! Слушай же, госпожа: вот, мужи выбирают занятия по наклонностям и талантам, один продаёт, а другой покупает, и прочее. Я же себя посвятил обладанию лучшими жёнами. Я исцеляю, кто страждет любовным недугом, и напояю их алчущие вагины».
Хамдонна поражена была пылом и сладостью его речи.
«Можешь ли ты привести мне стихи, подходящие случаю?» – требовала она.
«Несомненно», – он уверял.
«Так позволь же услышать, что скажешь, Бахлул».
Он сказал следующее:
Нравы с делами мужей различают.
Тот вдохновенный, этот горюет.
Есть и такие, чья участь плачевна,
Хоть их собратья следуют к счастью,
Избранны роком, вечным везеньем.
Я же отличен от тех и этих.
Что мне арабы, турки и персы[20 - Идейные расхождения мусульман, подпитываемые национальными противоречиями, привели к тому, что уже в середине VIII века в исламе выделились пять основных религиозно-политических группировок: хариджиты, шииты, мутазилиты, сунниты и мурджииты. Бахлул жил к эпоху халифа Мамуна (813—833), пытавшегося ввести систему общего государственного вероисповедания на основе мутазилитских догматов.]?
Жажда соитий – вот моя вера!
В ужасе я, если близ нет вульвы,
Сердце моё жжёт огонь негасимый.
Глянь на мой уд, вознесённый в славе!
Он укрощает женские страсти,
Двигаясь взад и вперёд меж бёдер.
Роза! Моя несравненная пери!
Если приёма не хватит на пыл твой,
Я повторю, и его остудим.
Если мы вместе, будь мягкой речью,
Не уподобь слова свои сабле.
Я приближаюсь. Что отстраняться?
Ибо ты жаждешь; я ж – водонос твой.
Алчущим взорам выстави перси
И уступи без опаски страсти.
Воля Аллаха на то, что будет.
Оный исполнил меня сим жаром,
Не указавши средства иного.
И подчиняюсь я повеленьям.
Внимая, Хамдонна утратила разум и возжелала бахлулова уда, что воздымался под складкой одежды. Она говорила себе: «Отдамся…» Потом: «Не отдамся…» Она колебалась, меж тем как в её естестве зарождалось желанье услады, и грешный Иблис[21 - Иблис – дьявол, сатана. Восставший против Аллаха, этот ангел низвергнут был с неба, возглавил шайтанов и джиннов и стал совращать людей.] увлажнял её формы. Она не могла устоять, убедив себя мыслью: «Если Бахлул и расскажет кому, кто поверит?»
Она попросила Бахлула снять мантию и пройти в её комнату; он ответил:
«Я не разденусь, покуда не утолю голод, о, персик глаз моих!»
Трепеща от волнения, Хамдонна встала, и расстегнула свой пояс, и двинулась пред Бахлулом, который гадал: «Бодрствую я или сплю?» Он за нею вошёл в её комнату. Она села на шёлковое сидение, что походило на арку, и подняла одеяния с трепетом. И красота, коей Аллах одарил её, оказалась во власти Бахлула.
Он глянул на лоно её, уподобленное совершенному куполу, и на пупок, что казался жемчужиной в золотой чаше, а также на низ её лона, являвший бесценнейший угол творения, а точёность и белизна её бёдер его изумили.
И, сжав Хамдонну в объятиях, он увидел, что краска сошла с её лика и что она обезумела: взяв уд Бахлула, она волновала его и ласкала его.
И Бахлул ей сказал: «Почему ты дрожишь?»
«Прочь, сын дрянной женщины! – отвечала она. – О, Аллах! Уподобил меня кобылице и продолжает расспрашивать, и о чём! Ты зажжёшь страсть в любой женщине, будь она самая целомудренная на свете». Бахлул вопросил:
«Разве я не похож на твоего мужа?»