Надежда

И они обе рассмеялись. Дуся крепко обняла за шею Кодиржон акя и поцеловав его, сказала.

– Я так Вас люблю бобо.

От чего у мужчины заблестели слёзы на глазах, но переборов себя, он сказал.

– Я тоже тебя люблю дочка.

Говорили они на узбекском языке. Очередь подошла и Мархамат прощаться.

– Кеное, желаю, чтобы у Вас родился хорошенький мальчик – сказала Дуся погладив немного выступивший животик невестки.

Мархамат смутившись, поцеловала быстро Дусю, попрощалась с Анной и убежала в дом. Все вышли за калитку и помахивая на прощанье руками, смотрели вслед уходящей в темноту Дусе. Анна и Дуся тоже помахали руками в ответ и растворились в вечерней темноте улочек.

Собиржон проводил Анну и Дусю до самого вокзала, как наказал отец. Там парень попрощался с ними и успев на последний автобус доехал до Урды. А до дома ещё, ой как далеко. Автобусов не видно, Собиржон оглядываясь назад, пошёл пешком. Было совсем темно и ничего не видно.

– Что ж, так к раннему утру, сразу на работу и дойду – прошептал Собиржон, как услышал позади себя фырканье лошади.

Парень обернулся и лишь успел чуть отойти в сторону, как перед ним возникла арба, запряжённая старой захудалой лошадкой.

– Собиржон? Ты что это так поздно здесь делаешь? – спросил пожилой мужчина, на узбекском языке, с тюбетейкой на голове и белым яхтаком, вместо рубашки.

– Ааа…это Вы Маматакя? Домой иду, автобусов нет, поздно уже. Гостей на вокзал проводил. За нашей Дусей мама из Ленинграда приезжала – отвечал Собиржон.

– Нашлась значит? Да, дела…а сколько Кодиржон ходил в облисполком? Сколько запросов оставлял? Надо же? Нашлась таки… А точно она, ну…мать Дуси? Ведь и ошибиться могли. А ты садись, вот на арбу садись, вместе то веселее будет ехать. Но! Но, давай! – восклицал, между разговором Маматака, сосед семьи Кодиржонакя из соседней махалли.

Собиржон дважды себя упрашивать не стал, подпрыгнув, он сел на край арбы и свесил ноги.

– Да нет, ошибки нет. Она и паспорт свой показала и метрику нашей Дуси. Даже старая фотокарточка Дуси есть у неё, где девочке года три наверное. Но узнать можно, по волосикам и глазкам. Мехринисо жалко, уж больно привязалась она к девочке – говорил Собиржон.

– Да…дела… А Мехринисо жалко, бедная. Ей бы замуж выйти, да своих детишек родить. Мать она была бы хорошей, да и хозяйка неплохая – говорил Маматакя.

– Ну Вы ведь знаете…у моей сестры глаза нет. А человек она прекрасный, сама доброта – ответил Собиржон.

– Знаю. А что? С лица воду не пить. Кому глаза сейчас нужны? – сказал Маматакя.

Проехав немного молча, Маматакя вдруг повернулся к Собиржону.

– Слушай, ведь в нашей махалле есть мужчина, ну ты его знаешь, Жура, он жену недавно потерял…умерла бедняжка. Так вот…у них двое малых детей осталось,

по – моему мальчик и девочка. Недавно я слышал, жену он ищет себе, детям мать. Он работает, они одни. Тяжело мужчине без женщины, да ещё с детьми. Может сказать ему про Мехринисо? А что? Девушка справная, руки, ноги целые. А что глаза нет…так не беда, не слепа же она совсем. Что скажешь, а Собиржон? – спрашивал Маматакя.

Собиржон пожал плечами.

– Что я могу Вам ответить Маматакя? Конечно было бы хорошо. Вы поговорите с Журакя, если согласится, с отцом моим поговорите. Вы же друзья с ним – ответил парень.

Маматакя закивал головой.

– Ты прав. Откуда тебе знать… А что, благое дело. Детишкам мать будет, Журе жена и Мехринисо была бы довольна – пробормотал про себя Маматакя.

Наконец доехав до дома, Собиржон спрыгнул с арбы.

– Спасибо Вам Маматакя. Что бы я делал, если не встретил Вас? До сих пор шёл наверное. Может зайдёте, чайку б попили, а? – из вежливости спросил Собиржон.

– В другой раз сынок, поздно уже. Отцу скажи, я на днях к Вам загляну. Ну, ну давай, пошла! – ударив лошадку кнутом, громко сказал Маматакя, отъезжая.

Было почти двенадцать ночи, когда Собиржон зашёл домой, на тапчане сидели родители.

– Ассалом аляйкум – поздоровался Собиржон с ними и присел рядом.

– Ва аляйкум ассалом. Садись сынок, ну как, отвёз их, посадил на поезд? – спросила Саломат хола.

– Да ойижон, отвёз. Не беспокойтесь, Анна опа сказала, что, как приедет в Ленинград, письмо напишет нам. Устал я, спать пойду. Хорошего Вам сна – сказал Собиржон, вставая с тапчана.

– И тебе хорошего отдыха сынок. Иди, ложись, поздно уже – ответил Кодиржон акя.

Следующим вечером, Маматакя зашел к Журе, днём то тот работал. Мужчине было лет под сорок, когда жена вдруг заболела и внезапно умерла, оставив ему двоих маленьких детей. Девочке было одиннадцать лет, мальчику девять. Жура воевал, писал жене письма, она отвечала, парень мечтал о семейном счастье с женой, которую любил по –  своему. Вернулся, ну пожили они всего три с половиной года и тут такое. Что был за недуг, он так и не узнал, а тихо похоронил жену.

– Как поживаешь Жура? – садясь на тапчан, спросил Маматакя.

– Ассалому аляйкум Маматакя. Спасибо, живём помаленьку. Сами как? – спросил Жура, подавая мужчине пиалку горячего чая.

– Спасибо сынок, хорошо. Хм…я что зашёл то…жениться тебе надо Жура. Одному без жены тяжело. За детишками присмотр нужен.  – сказал Маматакя.

– Да на ком? У меня же дети – с удивлением и надеждой, спросил Жура.

– В соседней махалле девушка есть, дочь Кодиржонакя ну ты знаешь, сапожником работает. Правда…она в детстве один глаз потеряла, но добрая и работящая. Ну и что, что глаза нет? Тебе что, с её лица воду пить что ли? – тихо посматривая на реакцию Журы, сказал Маматакя.

Тот с удивлением посмотрев на говорящего, ответил.

– Да какая девушка за мужчину с двумя детьми пойдет? Мне бы и вдова подошла. А то,что слепа на один глаз…так что ж, не по её вине это. Аллах так захотел. Если девушка согласна, то и я не против. И правда тяжело с двумя детьми – ответил Жура.

– Ну вот и хорошо, я завтра же с Кодиржоном поговорю, думаю он согласится. Пойду я, до завтра сынок – вставая с тапчана, сказал Маматакя, уходя со двора Журы.

Не откладывая дело, Маматакя не стал дожидаться утра, Кодиржониакя сидел как всегда возле дома и чинил обувь, чем и зарабатывал. Присев рядом, Маматакя сразу задал ему вопрос.

– Замуж дочь отдашь Кодиржон? – спросил Маматакя.

У мужчины от неожиданности и обувка из рук выпала.

– О чем это ты? Она же…слепа на один глаз – ответил Кодиржонакя.

Потом, узнав, что мужчина который просит Мехринисо, вдовец и у него двое детей, обещал подумать и поговорить с дочерью.

Тем временем, Анна с Дусей сели на свои места, обозначенные в билетах. Вагон был плацкартным, людей было много, заняв одну полку, Анна с дочерью расположились, придвинув сумку с едой ближе. Видимо поужинали сытно, есть им не хотелось, Дуся только печенье поела и положила в рот конфетку. Поезд ехал с небольшими остановками на станциях, Анна старалась не отходить от дочери и когда нужен был кипяток из титана, она просила кого-нибудь принести. Ехали несколько дней, не осталось ни плова, ни картошки с мясом, ни кислого молока, положенные Саломат хола для них и даже конфеты и печенья кончились, а ехать ещё целых два дня. На небольшой станции, прямо на платформе, бабульки продавали пирожки и блины с картошкой, Анна наказав Дусе, чтобы та не двигалась со своего места, вышла из вагона, чтобы купить на дорогу пирожков и блинов. Когда молодая женщина вернулась, Дуси на месте не оказалось. У Анны внутри будто всё оборвалось. Она положила свёрток с едой на сумку и побежала искать дочь. Анна спрашивая у сидевших пассажиров о дочери, прошла весь свой вагон, Дуси нигде не было. Анна запаниковала.

– Господи! Где же она? – бормотала себе под нос Анна и уже громко стала кричать. – Дуся! Ну где ты? Дусенька!

Анна металась по вагону, потом выскочила из него на платформу, едва заскочив обратно, чуть не опоздав, поезд тронулся с места и начал набирать скорость. Анна была в отчаянье, она побежала в соседний вагон, откуда раздавалась игра на гитаре и пение молодых людей. Дуся стояла облокотившись о стойку плацкартного места и качая головой внимательно слушала Марсельезу. Увидев дочь, Анна беспомощно села на свободное место и не отрываясь смотрела на Дусю. Вдруг молодая женщина истерично рассмеялась, чем привлекла удивлённые взгляды пассажиров. Анна огляделась и извинившись, медленно поднялась и подошла к дочери.