Надежда

– Тебя как зовут сынок? – ласково спросила Саломат опа.

– Бекмет – опустив голову, ответил ребёнок.

– А родители твои где? – спрашивала женщина.

Бекмет лишь ниже опустил голову и промолчал. А было ему девять лет и так он остался жить в этой семье. Потом уже они взяли ещё троих детей, мальчика и двух девочек, Дуся в этом доме оказалась последней и самой младшей. С ней часто возилась Мехринисо, полюбив её, ну как дочь родную. Может материнские чувства в ней проснулись? Не имея возможности иметь своих детей, девушка привязалась к маленькой Дусе и та постоянно ходила за ней следом, держа ее за подол  длинного, узбекского покроя платья.

А ранней весной, Мехринисо будила девочек, брала старую наволочку и они все вместе ходили на речку, Анхор, протекавшей недалеко от дома. Там, на берегу Мехринисо и девочки, названные её сестрёнки, собирали мяту, молодую, душистую, с фиолетовым оттенком, собирали подорожник и другие травы. Сложив всю собранную траву в наволочку, они приходили домой, Мехринисо делала постное тесто, потом промывала траву, мелко нарезАла и пекла в тандыре самсу из зелени. Наверное вкуснее ничего и не было. Все садились за дастархан, на большом айване, (террасе) с большими окнами и глиняным полом, застеленным циновкой и вокруг стола с короткими ножками, называемый хантахта, курпачой. Заваривали чай, из сухих листьев смородины, которую собирали летом и сушили и с горячей самсой ели, запивая этим горячим чаем. Как назвать дни, которые проходили во время этой войны? Выживанием? Не думаю, люди жили полной жизнью, пусть не доедали, не носили красивой одежды и драгоценности…но ходили в библиотеки, зачитываясь приключениями пиратов, капитанов и Робинзона Крузо. Бывало, раз в неделю, Кодиржон акя давал детям восемьдесят копеек и они со счастливыми лицами, бежали к старенькому кинотеатру, покупали билеты и смотрели любимые фильмы. "Весёлые ребята" был любимым фильмом и смотрели дети его уже в который раз, каждый раз весело смеясь, будто впервые смотрели. В свободное от работы время, Кодиржон акя стругал для мальчиков деревянных солдатиков, а Саломат хола, сшила из старых лоскутков мячик, а девочкам небольшие куклы. Наверное для детей и игрушек дороже не было. Шли дни, шли разговоры, что войне скоро конец. Кодиржон акя и Саломат хола часто обсуждали вопрос о детях.

– Ведь наверняка у каждого из наших детей, есть родители или хотя бы родные и они после войны начнут искать их. Надо будет запрос с данными детей оставить в облисполкоме. – говорил Кодиржонакя.

– Как же мы с ними расстанемся? Они же нам родными стали за эти три года – отвечала Саломат хола, вытирая слёзы краем платка.

– Так нельзя жена. Ведь и родители или родные тоже очень любят их. Они искать будут, а мы должны помочь – говорил Кодиржонакя, гладя жену по голове.

И однажды, по всем репродукторам, висевших на столбах города, громко объявили о полной капитуляции немецких войск. Надо было видеть радость людей, которые плакали от радости и обнимались, совершенно не зная друг друга. А дети, которым был не понятен всплеск радости взрослых, просто смеялись, подплясывая вокруг взрослых и радовались лишь потому, что радовались их мамы, если были папы и вообще, все взрослые вокруг, совсем не понимая значения слова война. Вскоре стали возвращаться с войны мужчины и даже молодые женщины. Встречи были радостные, со слезами и объятиями. Было трогательно смотреть, когда шёл солдат и показывался в своей махалле, все оборачивались на него и вглядывались в знакомые черты. И когда узнавали, то бежали в дом из которого уходил сын, отец, дочь и сообщали с радостными лицами, что идёт их долгожданный с войны родственник. Потом в этом доме собирались все родственники, соседи и даже незнакомые, чтобы порадоваться вместе с хозяевами их радости. С собой несли всё, кто яблоки, кто немного риса, лепёшки и самсу, в общем всё, что находили в доме и устраивали общий праздник. Но были семьи, в которых слышался плач, от пришедшей похоронки, тогда люди опять собирались и скорбели вместе с теми, в чей дом пришло горе. Понемногу, люди стали оправляться от войны, начали работать в общем режиме заводы и фабрики. Вернулся и сын Кодиржонакя и Саломат хола, Собиржон, совершенно здоровый и невредимый. Только он не стал рассказывать родителям, что был тяжело ранен и спас его русский военврач, женщина, в звании майора и дала свою кровь, чтобы этот узбекский парень, из далёкого Ташкента выжил и продолжил воевать против общего врага, против немцев. Он не стал рассказывать, что спас девочку, заслонив её собой от пули…он просто скажет.

– Мама, папа, я вернулся.

И всё, эти слова будут дороже всяких богатств мира. Кодиржон акя в неделю раз наведывался ковыляя на деревянной ноге до остановки и там добирался на автобусе до облисполкома, чтобы узнать ответ на свой запрос. Наконец за двумя мальчиками из Белоруссии и Украины приехали родные и со словами благодарности, забрали своих детей. Фамилию Дуси, Кодиржонакя не знал, девочка так и не смогла её назвать. Только имя и откуда девочка была эвакуирована и в каком году и месяце. И всё, других данных о ребёнке не было, но мужчина надеялся, что и её найдут обязательно. Только Мехринисо и Саломат хола в глубине души надеялись, что Дуся останется навсегда с ними. Мальчик Бекмет остался с ними, так как родственники его так и не нашлись, через два долгих года, приехали и за остальными детьми. Остались только Дуся и Бекмет. Собиржона наконец женили, на соседской девушке Мархамат, на которой парень собирался жениться ещё до войны. Большой двор заполнился людьми. Зарезали барашка и приготовили плов, свадьба была в сентябре, поэтому столы были заполнены фруктами, виноградом, дынями и арбузами. Молодым отдали большую комнату, родители перешли в комнату поменьше, в одной комнатке жили Мехринисо с Дусей, а Бекмету поставили железную кроватку в совсем маленькой комнатушке. А зимой приходилось всем спать на большой террасе, там ставили печку буржуйку и топили. Собиржону и Мархамат в комнату, тоже поставили печку, поменьше, не будут же молодые спать со всеми в одной комнате, даже если она и очень большая. Бекмета определили в школу, Дусе исполнилось семь лет и она тоже пошла в первый класс.

Анна вернувшись с фронта домой, принялась за поиски дочери. Она писала во всевозможные инстанции, месяцами отбивая пороги. Но с фамилией Барышева Евдокия Семёновна, детей не было. Анна не отчаивалась, будучи уверенной, что однажды обнимет свою Дусеньку, светловолосую, с голубыми глазками и курносым носиком дочурку. Дуся была не единственной русской девочкой, которая училась в узбекском классе, ведь живя в семье Кодиржонакя и Саломат хола, она быстро научилась говорить по – узбекски, хотя и свой родной русский не забывала. Мехринисо заменила ей мать и Дуся называла её не иначе, как опа, а Саломат хола называла буви, (бабушка) и конечно же Кодиржонакя был для неё дедушкой, бобо. Часто Мехринисо отдавала самый лучший кусок пирога или самсу Дусе, а та целовала её в щёчку и неизменно говорила.

– Рахмат опажон.

Сердце Мехринисо таяло от воркования нежного голоса девочки и спали они обнявшись, постелив на старый коврик курпачи и накрывшись ватным одеялом, который стегала сама Мехринисо. Девочка подрастала, за ней никто не приезжал и Мехринисо успокоилась, уверенная в том, что Дусенька, свет её очей, навсегда останется жить с ними. Но когда Дусе исполнилось одиннадцать лет, однажды ранним утром ноября, в дверь  постучали. Был сорок девятый год, несмотря на карточную систему хлебопродуктов, люди начали оправляться от прошедшей войны, стали одеваться лучше, лучше есть. Мехринисо перешивала из своих платьев, платьица для Дуси и радовалась вместе с девочкой, когда та надевала обнову и кружилась вокруг себя, показывая, как ей нравится новое платье. Анна наконец через детский дом, нашла след дочери и узнала, что весь детский дом расформировали и отправили в Ташкент в сорок втором году. Так же она узнала, что их поезд разбомбили, у Анны чуть сердце не остановилось, когда она услышала об этом. Молодая женщина даже деревню нашла с маленькой станцией, где тогда разбомбили поезд, шедший в Ташкент. Нашла Анна и дом Марии, где провела ночь её Дуся. Открыв калитку, которая никогда и не закрывалась, Анна постучала в дверь дома. Дверь открыл мальчуган, лет четырнадцати.

– Здравствуйте! А Вам кого? – спросил мальчик.

– Здравствуй. Мне маму твою, Марию. Можно я войду? – попросилась Анна.

Василёк, а это был именно он, посторонился, пропуская незнакомую женщину в дом и пошёл за ней, с возгласом.

– Мама! Это тебя спрашивает, какая-то тётя.

В чуть освещённой комнате, сидела немолодая, потрёпанная временем и заботами женщина.

– Вы ко мне? – вставая с лавки, спросила Мария.

– Да, я…мама..мама Дуси – тяжело опускаясь без приглашения на лавку, потому что от волнения у Анны дрожали ноги и руки, сказала она.

– Василёк, принеси тёте воды из кадки, там в сенцах – попросила Мария.

Через минуту Мария дала Анне алюминиевую кружку с водой. Та судорожно выпила и с надеждой посмотрела на Марию.

– О какой Дусе Вы говорите? Что-то я не припомню – спросила Мария.

– Помните, в сорок втором…поезд разбомбили тут, у Вас на станции? Девочка, маленькая…четырёх лет, со светлыми кудряшками и голубенькими глазками, мне сказали, что Вы её… То есть, она ночью к Вам прибежала тогда – волнуясь, рассказывала Анна.

Мария напряглась, потом вдруг просветлела и посмотрев на Анну, сказала.

– Да, маленькая девочка, её Дуся привела тогда ночью.

– Простите? Какая Дуся? Моя дочь? – приподнимаясь с лавки, спросила Анна.

– Да нет! Дуся, наша собака, хорошая, умная такая псина была. Немцы тогда на утро пришли, убили её. Мы потом её во дворе закопали. А Вашу дочь, Дусю, забрала на следующий день молодая женщина. Она её сразу узнала и Дуся Ваша к ней побежала…в общем, как я потом слышала, их отправили первым же поездом в Ташкент. Столько лет прошло…семь кажется, а будто вчера всё было. Страшно вспомнить. Много наших убили на заре, проклятые фашисты. Но партизаны освободили нашу деревню, а Дуся так и уехала тогда с остальными детишками. Так значит…Вы её ищите? Умненькая девочка такая, маленькая, а столько перенесла, бедняжка – долго говорила Мария.

– Спасибо Вам Мария. Вы жизнь моей Дусеньке сохранили тогда. Пойду я, поздно уже, простите, что побеспокоила Вас. – сказала Анна, поднимаясь с места.

– Куда же Вы на ночь глядя пойдёте? Оставайтесь, я накормлю Вас. А утром провожу на станцию, там проходной поезд из Ленинграда до Ташкенте проходит, может и сядете на него. Скоро и мой старшенький Ванечка придёт, он у нас на кузнице работает, кузнецу помогает, уж восемнадцать лет ему. Жаль отец их так и не увидит, как его сыновья выросли – вытирая набежавшую слезу, кончиком фартука, сказала Мария.

– А я Вас не стесню? Вас и так трое… – осторожно, чтобы не обидеть, спросила Анна.

– Ну что Вы. Места всем хватит, оставайтесь, я Вам на кровати постелю. А сейчас есть будем, у меня в печи и картошка готовая, вот с маслицем её и поедим. И хлеб есть и молоко… – засуетилась Мария.

Вдруг открылась дверь и в комнату вошёл симпатичный, высокий парень, восемнадцати лет.

– Здравствуйте. А у нас гости? На мам, вот, я сала и немного сахара принёс – сказал Иван, отдавая матери свёрток.

Мария с любовью посмотрела на сына, Василёк сидел за печкой с книжкой в руках, мальчишка очень любил читать и мечтал стать путешественником, как Миклуха Маклай.

– А это…мама Дуси. Помнишь ведь её сынок? – спросила Мария сына.

– Мы часто вспоминаем Дусю, думаем, что с ней стало? Как она? – проговорил Иван, садясь за стол.

Анна с нежностью посмотрела на парня.

– Я и сама не знаю Ванечка, ищу её уже столько лет, найду ли, не знаю. Но я надежду не теряю, обязательно увижусь с ней. Кроме неё у меня никого и нет – со слезами говорила Анна.

– Конечно найдёте, такую потерять невозможно – уверенно ответил Иван.

– Спасибо тебе Ванечка, всем Вам спасибо – ответила Анна.

– Василёк, давай сынок за стол. Твои путешествия подождут, кушать пора – позвала Мария второго сына.

ГЛАВА 2

Рано утром Анна встала, от шума в комнате, Мария готовила завтрак. Умывшись во дворе из умывальника холодной водой, Анна вошла в дом. Мальчики уже сидели за столом, быстро поев, они попрощавшись и пожелав удачи Анне, ушли, Иван на работу, Василёк в школу. Накрыв рушником хлеб и крынку с молоком на столе, Мария завернула Анне на дорогу, хлеба с салом и сказала.

– Ну что Анна, пошли на станцию.

До станции было не так далеко, поезд должен был пройти в двенадцать дня, остановившись буквально на пять минут на этой маленькой станции. Купив билет, Анна и Мария стали прощаться. Женщины обнялись, как давние подруги.

– Спасибо Вам за всё Мария – растроганно сказала Анна.

Мария кивнула головой и зашагала по дороге, обратно домой.

Анна дождалась поезда, который пришёл ровно в полдень по расписанию. Она зашла в душный плацкартный вагон, вещей у неё не было, лишь сумка, больше похожая на базарную, правда чуть поменьше. Заняв своё место, Анна наконец расслабилась. С двух сторон были лежачие места полок, где расположился разный люд. Пожилые и молодые с детьми, молча сидели на своих местах, через пять минут поезд пыхтя стал набирать ход. До Ташкента ехать несколько дней, в сумке только паспорт, старая фотография Дуси, расческа, маленькое зеркальце, немного денег с собой и хлеб с салом, тонко нарезанный Марией на бутерброды. Соседями оказались пожилые супруги, которые ехали в Янгиюль, к сыну, молодая чета с маленьким ребёнком, те ехали до Ташкента к престарелым родителям, ещё несколько молодых девушек и парней, которые ехали в Фергану, на строительство ГЭС. Они весело болтали, строили планы на будущую жизнь и ели яблоки. Вдруг одна девушка протянула Анне яблоко.