– Опажон! Я пришла! – обняла ту и поцеловала в щёчку.
Мехринисо бросила виноватый взгляд на Анну и тут же отвела глаза, под пристальным взглядом той. Потом нагнувшись к Дусе, Мехринисо сказала.
– Невежливо не здороваться с взрослыми Дусенька. Подойди к матери и поздоровайся с ней тоже.
Дуся подняв голову, посмотрела на Мехринисо,.
– Но ведь Вы моя мама опажон – ответила было Дуся, но под пристальным взглядом Мехринисо, опустив голову, побрела к Анне.
– Здравствуйте…тётя. Я со школы пришла – тихо сказала Дуся, подойдя ближе к Анне.
Анна будто ждала дочь, крепко обняв её, она произнесла.
– Здравствуй родная! Доченька моя.
ГЛАВА
Дуся безучастно стояла возле Анны и молча посмотрела на Мехринисо, та кивнула головой, поощряя девочку. После того, как все поели приготовленный в честь гостьи плов, правда вместо мяса, отварили яйца, но получилось очень вкусно, Мехринисо отвела Дусю в дом, сказав ей, что им надо серьёзно поговорить. Анна сидя на тапчане, напряжённо ждала конца разговора и очень волновалась. Через час Мехринисо и Дуся наконец вышли из дома и подошли к Анне, которая с нетерпением ждала их.
– Дуся готова ехать с Вами в Ленинград, домой. Только, если можно, уезжайте сегодня же. А лучше, прямо сейчас – сказала Мехринисо, с трудом сдерживая слёзы.
А Дуся стояла с каменным лицом и смотрела в землю.
– Спасибо Вам…и простите меня – еле проговорила Анна и взяла за руку дочь.
– Я пойду, соберу вещи Дуси – мрачно сказала Мехринисо и быстро вернулась в дом.
Саломат хола сидя на тапчане и наблюдая за ними, тихо плакала, вытирая концом платка, глаза.
Мархамат готовила ужин, перед этим, Саломат хола, попросила мужа Кодиржон акя узнать, когда отходит поезд до Ленинграда.
– Да ведь до вокзала ехать сколько. Может сама бы и сходила, а? Ну что я на своей деревяшке ковылять буду? Так до утра и прохожу. Поезжай сама жена – ответил Кодиржон акя.
Саломат накинула на голову большой шёлковый платок, белый, в синюю полоску по краям, доставшийся ей ещё от матери и вышла из дома. Женщина вернулась часа через два, пока добралась на двух автобусах до вокзала, пока ждала эти самые автобусы, да потом ещё добиралась обратно до дома. В руках она держала два билета на поезд до Ленинграда, которые и протянула Анне.
– Поезд отходит завтра, поздно вечером, в одиннадцать часов. Так что Вы с Дусей поужинайте завтра пораньше, а я тесто поставлю на ночь, Вам лепёшек на дорогу испеку. Надо ещё картошку пожарить … – говорила она, потом обращаясь к мужу, произнесла.
– Отец. Вы бы у мясника мясо купили, ну что одну картошку то жарить на дорогу? Им ведь ехать долго.
Анна была в растерянности, держа в руках билеты, молодая женщина поверить не могла, что завтра она с дочерью уезжает домой.
– Теперь всё у нас с Дусенькой будет хорошо – тихо прошептала Анна и обращаясь к Саломат холе, спросила.
– Саломат хола. Сколько я Вам за два билета должна? Вы не думайте, у меня деньги есть, я ведь отпускные получила, когда в Ташкент уезжала.
Саломат хола строго обвела Анну взглядом.
– Эх женщина. Да разве в деньгах счастье? Ты у нас сердце вырываешь, а ты сколько стоит… Эээххх! – выдохнула она и ушла в дом, где Мехринисо сидела с платьицем Дуси и прижав к лицу, плакала.
Саломат хола на узбекском языке, стала ругать дочь, .
– Ты что? Хоронишь кого что ли? Вытри слёзы, Дуся жива, здорова, это счастье. А где она будет жить, какая разница, лишь бы счастливой была. Ведь не с чужим человеком едет девочка наша, с родной матерью. Её тоже понять нужно, думаешь ей легко? – говорила она.
– Зачем отец запрос на Дусю в облкомитет относил? Не надо было… – не переставая плакать проговорила Мехринисо.
– Не думала, что моя дочь такая жестокая. Такая эгоистка. Ух, чтоб тебя… – проворчала Саломат хола и ушла в другую комнату.
Все сели ужинать, ели молча, даже не смотрели друг на друга. Так же молча все стали расходиться по своим делам. Кодиржон акя пошёл доделывать начатую обувку, которую утром рано собирались забрать, он зажёг керосиновую лампу под своим навесом и сел за работу. Саломат хола пошла ставить тесто, чтобы спозаранку испечь их в тандыре. Мехринисо собрала со стола и отнесла к очагу, где в казане была налита вода и уже согрелась, Мархамат принялась мыть в этом казане посуду. Анна сидела на тапчане, рядом с ней сидела Дуся, это ей Мехринисо наказала, чтобы девочка не отходила от своей матери, а Дуся всегда слушалась свою опажон. Опустив низко голову Дуся кулачком вытирала слёзки с пухлых щёк, а Анна…бедная женщина обняв дочь за плечи, тихо шептала ей о том, как сильно она её любит, напоминала сказки, которые рассказывала, когда укладывала спать… Дуся слушала и исподтишка посматривала на Анну, морща лоб, пытаясь вспомнить сказку. Вдруг девочка напряглась и посмотрела прямо в глаза матери, её лицо просветлело и она радостно воскликнула.
– Я помню! Про колобка и змея горыныча…я помню, как ты меня гладила по голове и рассказывала, как лиса колобок съела.
Анна приподняла дочь и прижала к себе, из глаз текли слёзы радости, она не помня себя бормотала только.
– Солнышко моё! Радость моя! Доченька родная! Дусенька…вспомнила маму свою?
Дуся нерешительно обняла Анну за шею и положила головку ей на плечо. Из окна комнаты на них смотрела вся заплаканная Мехринисо и улыбалась.
– Ну вот и хорошо…вот и славно – шептала тихо девушка.
С вымазанными в тесте руками, возле очага стояла Саломат хола и кончиком платка, свисающего с головы, вытирала глаза от слёз. С работы пришёл Собиржон, сын Саломат хола и Кодиржон акя, он работал разнорабочим на заводе Октябрьской революции. Наконец закончив дело, домой зашёл и Кодиржон акя. Решили все вместе, просто попить чай. Эту ночь, Анна спала вместе с Дусей, крепко её обняв, а когда проснулась, то не увидела ни дочь, ни Мехринисо. Анна в панике выскочила во двор. Саломат хола пекла лепёшки в тандыре, Мархамат ставила самовар, подбрасывая в трубу кусочки спиленного дерева, уголь достать было сложно.
– А где Дуся и Мехринисо – с волнением спросила Анна.
Саломат хола посмотрела на Анну и вытирая мокрый лоб от жаркого тандыра, громко сказала.
– Они в магазин пошли. Мехринисо захотела Дусе на дорогу конфет и печенья купить. Скоро вернуться, не волнуйся дочка. Умывайся, сейчас чай будем пить с горячими лепешками.
Анна свободно вздохнув, подошла к арыку, умыться. Когда все сели за стол, самовар наконец закипел и чай заварили, с магазина вернулись Мехринисо с Дусей. Со счастливой улыбкой, девочка села на тапчан и показала сладости, которые ей купила опажон.
– Вот вечером в поезд сядешь и поедешь далеко, далеко, там и поешь свои сладости и маму свою угостишь – гладя Дусю по голове, сказала Саломат хола.
Часов в семь, пришёл с работы Собиржон, на ужин приготовили плов на дорожку, все быстро поужинали, надо было ехать на вокзал, последние автобусы ходили в восемь тридцать часов вечера, надо было успеть. Мехринисо вынесла большой узел, куда сложила вещи Дуси и поставила на тапчан. Саломат хола сложила шесть лепёшек на скатерть, рядом в алюминиевой кастрюле положила пожаренную картошку с кусочками мяса и в косушке плов.
– Ночью проголодаетесь, плов поедите. А картошка на завтра останется. Вот ещё в банке кислое молоко, с ним жажды не будет, ну и яблочек со своего сада – сказала она, всё заворачивая в скатерть.
Бумажный пакет со сладостями, Дуся решила нести сама и не выпускала из рук. Собиржон должен был проводить Анну с дочерью, до вокзала.
– Ну что…давайте прощаться, не то на автобус опоздаете. Лучше на вокзале часик переждать – сказала Саломат хола, крепко обнимая Анну и Дусю, расцеловав их в обе щёчки.
Мехринисо сдерживалась, чтобы не расплакаться.
– Анна, обещайте следующим летом приехать к нам с Дусей – взволнованно воскликнула девушка.
Анна прижавшись к ней, сказала.
– Конечно родная моя. Куда ещё мы можем поехать, как не в родной для нас дом? Потом Мехринисо обняла Дусю и целуя её тихо ей говорила.
– Помни всё чему я тебя учила дочка. К чистоте и честности, доброте и меньше говорить, больше слушать – последнюю фразу вместе с ней сказала и Дуся.