История противостояния: ЦК или Совнарком

Взаимоотношения Политбюро ЦК РКП(б) и СНК СССР Л. Д. Троцкий с большим сарказмом охарактеризовал 23 марта 1923 г.: «Руководит ли Политбюро работой СНК? – Нет. Руководит ли Политбюро работой отдельных комиссариатов? – Нет. Программы работ отдельных комиссариатов, коренные изменения программы на […] длительный период, фактические достижения комиссариатов, их внутренняя организация, способы их действия, подбор в них работников – все это остается целиком вне обсуждения Политбюро, и в огромной части – вне его ведения. / Зато зачастую мелкие второстепенные конфликты между ведомствами сплошь и рядом поступают в Политбюро. Этому последнему приходится решать вопросы – выдать ли тому или другому ведомству в текущем месяце 17 триллионов или 23. Такого рода решение всегда похоже на лотерею, ибо самый вопрос, вырванный из своей связи с другими вопросами и поставленный на 10-минутное обсуждение, не допускает какого бы то ни было планового решения»[503 - РГАСПИ. Ф. 50. Оп. 1. Д. 3. Л. 110.].

На XII съезде РКП(б) в апреле 1923 г. И. В. Сталин с гордостью подытожил годовой опыт деятельности вверенного ему Секретариата ЦК: «За короткий срок удалось учесть наш промышленный комсостав, охватывающий около 1300 директоров, из них […] 29 % партийных […] руководят самыми крупными предприятиями, объединяющими более 300 тыс. рабочих, а 70 % беспартийных директоров руководят предприятиями, охватывающими не более 250 тыс. промышленных рабочих. Мелкими предприятиями руководят беспартийные (учет которых на ответственных должностях, как мы уже знаем, в аппарате ЦК предполагалось вести наряду с партийными. – С.В.), а крупными – партийные. [С]реди директоров-партийцев рабочих втрое больше, чем нерабочих […] – внизу по промышленному строительству, в основных ячейках, не в пример верхам, ВСНХ и его отделам, где коммунистов мало, уже началось овладение предприятий силами коммунистов и прежде всего рабочими. Интересно (и неубедительно. – С.В.), что по качеству своему, по пригодности среди коммунистов директоров оказалось годных больше, чем среди беспартийных […] – партия, распределяя коммунистов по предприятиям, руководствуется не только чисто партийными соображениями, не только тем, чтобы усилить влияние партии в предприятии, но и деловыми соображениями»[504 - XII съезд РКП(б). М., 1968. С. 64.]. Сталин был, видимо, искренне убежден, что «…от этого выигрывает не только партия […], но и строительство всего хозяйства, ибо годных директоров оказывается среди коммунистов гораздо больше, чем среди беспартийных»[505 - Там же. С. 64.].

Правда, не в меру оптимистичное сталинское выступление серьезно подкорректировало сообщение Центральной ревизионной комиссии РКП(б) о том, что в ряде случаев Учетно-распределительный отдел ЦК, направляя своих работников в наркоматы, лишь вносил элемент дезорганизации в работу государственного аппарата: «Товарищи, решающие судьбу не только председателей и членов правления трестов, но даже директоров фабрик, фактически распоряжаются, ни разу не побывав в той отрасли промышленности, которой они практически руководят, будучи совершенно неориентированными в тех вопросах, которые определяют работу той или иной отрасли промышленности»[506 - Там же. С. 74.]. Уточнение, что такое положение «легко можно устранить»[507 - Там же.], в корне ничего не меняло.

Естественно, грубое сталинское вмешательство, выразившееся в насаждении на ответственные хозяйственные посты дилетантов, не могло устроить большинство ленинских наркомов, которые привыкли видеть себя во главе пролетарской революции и с возмущением наблюдали, как значительную часть их более молодых, с точки зрения стажа в партии, товарищей партийный диктат довел до боязни апеллировать ко Всероссийскому съезду РКП(б) как верховному партийному органу[508 - Цитируется Л. Б. Красин (Там же. С. 156).]. В. И. Ленин еще доживал свои дни в Горках, когда старые большевики из Совнаркома во главе с Л. Б. Красиным вынесли дискуссию о первородстве СНК и Секретариата ЦК РКП(б) на Двенадцатый партийный форум.

Глава 2. «Верхи нашей партии до сих пор построены так, как это было два десятка лет назад…» Ленинские наркомы против диктата

В начале 1920-х гг. В. И. Ленин вполне допускал принятие ключевых решений в Политбюро ЦК РКП(б) и их простое проведение через СНК и СТО РСФСР «в советском порядке»[509 - Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 44. М., 1974. С. 143.]. Будучи в силе, вождь мировой революции определял в Советской России все, в частности, персонально координировал деятельность Политбюро и рабоче-крестьянского правительства[510 - XI съезд РКП(б). Март – апрель 1922 г. С. 45.], поэтому четкая схема взаимодействия Политбюро и высших правительственных органов отсутствовала. Руководство правительством со стороны ЦК и его органов не носило систематического характера.

10 февраля 1922 г. председатель СНК РСФСР выслушал жалобу Г. М. Кржижановского на бестактность высшего партийного руководства и заступился за одного из своих старейших соратников, направив на следующий день секретарю и члену ЦК В. М. Молотову для согласования по телефону товарищам по Политбюро ЦК РКП(б) следующее послание: «Кржижановский… мне горько плакался», что у Госплана РСФСР «большая работа» по расчету «единого хлебного налога» и «что-де оборвали ее», даже не соизволив выслушать председателя этого органа. Ленин просил предоставить Кржижановскому 3—4-дневный срок и до этого времени постановление о цифре налога «не печатать»[511 - См.: Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 44. С. 387.]. Однако в материалах Политбюро составителям полного собрания сочинений Ленина никакой реакции на просьбу вождя выявить не удалось. Судя по перечню повесток дня заседаний Политбюро, проблему опросом по телефону так и не решили[512 - Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б). Повестки дня заседаний. Т. 1. С. 145–147.].

27 марта 1922 г., вполне в русле составленного В. И. Лениным Политического отчета ЦК, В. В. Осинский констатировал на пленарном заседании XI съезда РКП(б), что Совнарком – «безответственный пасынок» Политбюро «по отношению к самым даже отдельным конкретным (в смысле – второстепенным. – С.В.) вопросам. Если имеется директива Политбюро решить вопрос так, то […] комиссары смолкают. Если надо пересмотреть по существу […] наши наркомы спасуют, потому что имеются особые директивы»[513 - XI съезд РКП(б). Март – апрель 1922 г. С. 93.] из партийного центра.

На ленинских наркомов, прекрасно помнивших то время, когда политический курс определяли они сами, шло двойное давление – с одной стороны, по партийной (на заседаниях Политбюро), с другой стороны, по советской (на заседаниях СТО СССР) линиям. К примеру, нарком внутренней и внешней торговли СССР Л. Б. Красин, которого товарищи по партии еще на III съезде РСДРП 1905 г. (на данном форуме Красина избрали, между прочим, одним из двух вице-председателей бюро[514 - III съезд РСДРП. Апрель – май 1905 года. Протоколы. М., 1959. С. 464.], причем он был единственным делегатом, у которого было сразу три голоса: два от ЦК, и один от Совета партии, при том, что председатель бюро Ленин имел один голос – от Одесского комитета РСДРП[515 - Там же. С. 469.]) обвиняли в том, что он за вопросы «технические» превращал «из средства почти […] в цель»[516 - Там же. С. 432.], сетовал 2 ноября 1925 г. на заседании Политбюро: «…все закупки и продажи НКВТ производил под давлением высших органов – […] СТО и Политбюро…»[517 - Стенограммы заседаний Политбюро…Т. 1. С. 342.] К тому же Оргбюро и Секретариат ЦК РКП(б) в рамках, по Е. А. Преображенскому, «коммунизирования государственного аппарата»[518 - Х съезд РКП(б). Март 1921 г. Стеногр. отчет. С. 145.], зачастую направляли в советско-хозяйственный аппарат партийцев, не пригодных к сложным функциям государственного управления. Если диктат со стороны руководства Совета труда и обороны ленинские наркомы вынужденно терпели, то вмешательство некомпетентных в хозяйственных вопросах членов Политбюро и Оргбюро/Секретариата в организацию деятельности правительственного аппарата вызывало у них откровенное раздражение. Накапливалось это раздражение медленно, но верно. Первым не выдержал Л. Б. Красин, которого многие завистливые товарищи по партии всегда недолюбливали за принципиальность и профессионализм.

24 марта в преддверии XII съезда РКП(б) дискуссию в печати открыл статьей «Контроль или производство? (По поводу статьи тов. Ленина “Лучше меньше, да лучше”)»[519 - Павлов Б. В. Указ. соч.:Ч. 1. С. 86.] нарком внешней торговли и член ЦК РКП(б) Л. Б. Красин. Не зря его оппонент в этот период Л. Б. Каменев заметил: в высшем партийном руководстве «нет человека, которого мы слушали бы с большим вниманием, чем т. Красина, когда он приезжает из-за границы; нет […] из деловых наших советских людей человека, к которому бы мы относились с большим уважением, чем к т. Красину; нет […] из деловых наших людей товарища, которого больше любил бы Ленин, и это засвидетельствуют все ближайшие помощники т. Ленина»[520 - XII съезд РКП(б). 15–17 апреля 1923 г. С. 157.].

Л. Б. Красин исходил из той обстановки, в которой приходилось действовать РКП(б) в условиях нэпа, т. е. в условиях «изменившихся коренным образом […] обстоятельств деятельности […] партии»[521 - Там же. С. 124.]. Красин писал, что «пережитая эпоха оборонительной войны привила нам многие качества, от которых надо теперь отучаться»[522 - Цит. по: Павлов Б. В. Указ. соч. Ч. 1. С. 86.]. Относительно выдвинутого Лениным предложения о соединении партийных и государственных органов в области контроля Красин заявил: «Организация верхушки нашей партии, унаследованная нами от изжитого уже периода, не соответствует более тому громадному усложнению и количественному увеличению задач, разрешать которые приходится […] высшим органам партии»[523 - Там же.]. По сути Л. Б. Красин при всех возражениях против «гипертрофированной контрольной службы»[524 - Выражение Б. В. Павлова (Павлов Б. В. Указ. соч.: Ч. 1. С. 86).] поддержал ленинские идеи о «реорганизации Рабкрина», раскритиковав в печати высшее большевистское руководство.

В тот же день, 24 марта 1923 г., в той же «Правде», в рамках толкования поздних ленинских статей, выпустил статью «Реформа Рабкрина или реформа центрального аппарата в целом?» В. В. Осинский. Осинский выразил серьезные сомнения в целесообразности соединения Центральной контрольной комиссии РКП(б) с Наркоматом РКИ СССР, полагая, что второй орган поглотит первый, и при этом советская работа, как и всегда на практике, станет придатком партийной, а партийный аппарат «обогатится» функциями, которые он не сможет осуществлять на должном уровне, что дополнительно поспособствует его бюрократизации.

Осинский считал необходимой реорганизацию работы Рабкрина в сторону сокращения его аппарата и отказа от предварительных ревизий в пользу ревизий выборочных[525 - Олех Г. Л. Указ. соч. С. 88.] (заметим, что сталинским ядром партии в 1920-е гг. проводились в жизнь именно эти идеи).

Разумеется, ни о каком отказе от гегемонии правящей партии Осинский речи не вел. По оценке Г. Л. Олеха, «…проект политической реформы партийного и государственного аппарата, предложенный Осинским, во многих позициях повторял прежние проекты группы демократического централизма. Рекомендовалось: 1) Политбюро и Оргбюро соединить в исполнительную коллегию ЦК (13–15 чел.), избираемую пленумом ЦК (30–40 чел.) и ему подотчетную; 2) не менее половины коллегии ЦК сделать членами правительства, которые бы возглавляли важнейшие хозяйственные ведомства; 3) вместо трех заместитетелей у Председателя Совнаркома оставить одного; 4) Совнарком из органа законодательного превратить в полномочный распорядительно-управляющий орган; 5) законодательную работу сосредоточить во ВЦИК, созывающий длительные сессии достаточное количество раз. Программа децистов, заблокированная на VIII съезде РКП(б) группой Зиновьева, вновь, уже в 1923 г., всплыла на поверхность»[526 - Там же. С. 88–89.]. Добавим от себя: программа децистов никуда не девалась, как никуда не девалась ни во время Профсоюзной дискуссии, ни позднее группа демократического централизма, по-прежнему базировавшаяся в Президиуме ВЦИК и потерявшая позиции в ЦК РКП(б) после удаления с ответственной должности в Секретариате ответственного сотрудника аппарата ЦК В. Н. Максимовского. К тому же отдельные тезисы Осинского и децистов эволюционировали вместе с системой. Отсюда и длительные сессии ВЦИК, к необходимости которых пришел В. И. Ленин, когда готовился к XI съезду РКП(б) 1922 г.

Если позиция Л. Б. Красина полностью отражена на страницах партийной печати, то взгляды В. В. Осинского можно реконструировать в полном объеме лишь с привлечением документов РГАСПИ.

В начале марта 1923 г. неугомонный В. В. Осинский направил в предсъездовский «Дискуссионный листок» свою статью «Ревизия ленинизма и ликвидация безграмотности». Задержав ее на три недели[527 - РГАСПИ. Ф. 50. Оп. 1. Д. 6. Л. 199.], редакция все же опубликовала в четвертом номере опус вечного оппозиционера, сообщив, что ею опущены «…в статье […] некоторые места, печатание которых она считает нецелесообразным и кои подлежат обсуждению исключительно внутри партии»[528 - Цит. по: Там же. Л. 197.]. Притом что формально у Осинского был карт-бланш на выступления в печати: менее чем за год до этого, 24 февраля 1922 г., Оргбюро, рассмотрев «Просьбу редакции “Правды” о привлечении к более регулярному и частому сотрудничеству в “Правде” тт. Троцкого, Зиновьева, Сталина, Сокольникова, Каменева, Пятакова, Томского, Андреева, Рудзутака, Смирнова В. М., Осинского и Яковлева[529 - Скорее всего, имеется в виду все-таки В. Н. Яковлева.]», предложило всем «указанным товарищам более регулярно сотрудничать в газете “Правда”»[530 - РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 292. Л. 4.].

26 марта 1923 г. В. В. Осинский направил «На правах рукописи. Только для членов XII съезда РКП» тезисы, которые озаглавил «То, что “подлежит обсуждению исключительно внутри партии”». В тезисах Осинский сразу заявил: указанные редакцией «…“места” составляют около трети […] статьи и выброска их наполовину парализует всю ее (статьи. – С.В.) аргументацию»[531 - РГАСПИ. Ф. 50. Оп. 1. Д. 6. Л. 197.]. В. В. Осинского, который был опасен для большевистских вождей, делегатом на съезд не избрали, что, видимо, было заслугой И. В. Сталина как главного большевистского кадровика. В. В. Осинский не сдался и написал послание будущим участникам съезда: «Не будучи делегатом съезда и не имея возможности на съезде изложить выброшенные редакцией положения, я вынужден их довести до сведения членов съезда в письменной форме. Одновременно члены съезда [должны] судить о возможности беспристрастности редакции “листка” и о том, только ли одна забота об интересах партии в целом побудила к устранению этих мест. Мы перепечатываем здесь весь конец статьи, начиная с того места, где ставится вопрос – какие именно необходимые усовершенствования нашего партийного и советского аппарата не проведены в жизнь»[532 - Там же.]. Осинский – с оговоркой – признал, что большинство требований вечных оппозиционеров, разошедшихся с высшими кадрами РКП(б) еще в 1918 г., удовлетворено: «…если хотите, большая часть наших предложений уже принята партией. Что еще не достигнуто? – Две вещи огромной важности»[533 - Там же.]. Первой была пресловутая «внутрипартийная демократия», остававшаяся, по справедливому указанию Осинского, «“листом бумаги”, который был формально подписан руководящей группой, но который был ею лишен реального содержания. Ибо одновременно с тем, как т. Зиновьев набивал себе мозоли на языке от повторения слова “рабочая демократия”, “партийная демократия” и т. д., он же руководил ожесточенной травлей всякой оппозиции, всякого инакомыслия. Пользуясь преимуществами», о которых подробно говорилось в напечатанном «Дискуссионном листке № 4» тексте статьи Осинского, Зиновьев, по выражению Осинского, «искажал, переиначивал до неузнаваемости мысли всякого оппонента, создавал атмосферу психологического террора, водворяя в партии фракционные нравы, плодящие в ней взаимное озлобление, склочность, угрюмую замкнутость – вместо товарищеской спайки». «Не видим ли мы того же самого и сейчас – перед XII съездом?»[534 - Там же.] – вопрошал Осинский. Судьба т. н. внутрипартийной демократии была действительно плачевна, однако о ней не стал бы сокрушаться Осинский, и не стали бы прибегать к цитатам мы, если бы первый пункт фактических обвинений вечных оппозиционеров, брошенных в адрес «коллективного руководства», не имел отношения ко второму вопросу, носившему стратегический характер. «Вторая недостигнутая вещь, – констатировал Осинский: – упорядочение нашего центрального аппарата (в данном случае имеются в виду высшие политические институции. – С.В.). Тов. Ленин открыл секрет Полишинеля, состоящий в том, что Политбюро решает у нас в конечной инстанции конкретные советские дела. Изложим поэтому без пристрастия, как у нас обстоит дело. / В сущности говоря, в Советской России есть два высших правительственных органа (оставляя в стороне Президиум [В] ЦИК [Тут В. В. Осинский констатировал, что ни ВЦИК, ни его Президиум никаким органом власти после смерти Я. М. Свердлова не только не были, но и не могли стать – благодаря подрывной деятельности вождя в частности и большевистского ЦК в целом. – С.В.]). Один из них – Совет народных комиссаров. Здесь не сидят члены ЦК РКП: из состава правительства, без зам[естителя] председателя, таковых здесь имеется два (реально работающих). Здесь даже не сидят часто лица, несущие на себе полную и формальную ответственность за свое ведомство. Здесь сидят технические “замы”, если же здесь сидят наркомы, то не из категории первоклассных политических деятелей партии. Вся работа СНК сводится к пропуску тех или иных декретов. Ибо СНК есть междуведомственная комиссия по согласованию и редактированию декретов. В Совете народных комиссаров не обсуждаются какие-либо события внешнего (эти вопросы находились в компетенции Политбюро и пленума ЦК. – С.В.) или внутреннего характера, требующие правительственных мероприятий, какие-либо программы действий в связи с таковыми, не делается докладов о работе того или иного ведомства, никому не дается каких-либо организационных и административных директив. Одним словом, СНК не управляет, он только пропускает непрерывную бумажную ленту декретов или смет»[535 - Там же. Л. 197–197 об.]. По сути В. В. Осинский припечатал и руководство Совнаркома, и ленинских наркомов (не исключая певшего с ним дуэтом Л. Б. Красина) и раскритиковал самую постановку работы советского правительства. В. В. Осинский мог бы сделать вывод, что советское правительство попало к весне 1923 г. под такой же пресс партийной верхушки, под которым к весне 1919 г. оказался Президиум ВЦИК Советов. Правда, в отличие от последнего, Совнарком по-прежнему ведал сметными ассигнованиями, что не позволяло окончательно превратить его в высший государственный орган, как и ВЦИК Советов – ЦИК СССР, «не обремененный функциональной работой»[536 - Выражение М. И. Калинина (см.: РГАСПИ. Ф. 78. Оп. 1. Д. 469. Л. 28).]. В. В. Осинский в своем выводе несколько сгустил краски: «Все это (начиная с подбора состава СНК и многоголовости фактического председательства [намек на Л. Б. Каменева, А. И. Рыкова и А. Д. Цюрупу. – С.В.]), конечно, отнюдь не случайно и объясняется тем, что фактически высшим правительственным органом, в узко-советском смысле, является высший партийный орган – Политбюро. Подчиняя себе СНК не так, как нормальный партийный орган (хотя бы на местах) обычно подчиняет себе советский, а так, как высший советский орган подчиняет себе другой советский, Политбюро, естественно, должно превращать СНК в технический аппарат, дабы не получилось двоевластия»[537 - РГАСПИ. Ф. 50. Оп. 1. Д. 6. Л. 197.]. Добавим: того самого двоевластия, которое имело место в конце 1917–1918 г., ослабло в 1919–1920 гг. и было частично восстановлено В. И. Лениным в 1921–1923 гг. Закончив анализ удельного веса в политической системе Совнаркома, В. В. Осинский логично перешел к Политбюро. Вот тут он, нигде не сгустив краски, в точности описал двусмысленное положение, в котором оказался данный орган РКП(б): «В свою очередь Политбюро, состоя из семи членов, имеет в своих рядах только двух человек, непрерывно работающих в Совнаркоме и хотя бы по декретным понятиям (и ежедневным сношениям) знающих, как идет работа в центральном советском аппарате вообще. Прочие [члены Политбюро] этого текущего опыта не имеют. При этом именно только в Политбюро обсуждаются конкретные события внешнего и внутреннего характера, требующие советских мероприятий, и принимаются по ним решения. Но, понятное дело, и Политбюро за управление не берется, в результате чего настоящее координирование действий не осуществляется нигде»[538 - Там же. Л. 197–198.]. Именно в этом был гвоздь вопроса, именно это волновало всех большевиков, кому были небезразличны не только собственные позиции во власти, но и судьба первого в мире социалистического государства. «Сверх того, т. к. Политбюро [представляет собой] фактически высший правительственный орган, – продолжал Осинский, – сюда же плывет в последнем счете и вся советская вермишель. И должна плыть, поскольку весь аппарат построен так, что ведомственность, с одной стороны, боязнь ответственных решений даже по пустякам, с другой стороны, глубоко коренятся в нем»[539 - Там же. Л. 198.]. Дав свой глубокий анализ посланий вождя к XII съезду РКП(б), В. В. Осинский вернулся ко взаимоотношениям Политбюро и Совнаркома, задав вопрос, который в контексте становления и развития советской политической системы приобретал характер риторического: «Бывает ли и должн[о] ли неизбежно быть подобное отношение верхушек партийного и советского аппарата – крупнейшим фактором всяческого беспорядка в делах этого аппарата? / Откуда, однако, взялось такое положение и почему такие допотопные порядки сохранились в Москве (разрядкой выделил фрагмент, к которому Осинский сделал важное примечание. – С.В.), когда они давно изжиты по всей России или являются там лишь исключениями»[540 - Там же. Л. 198.].