История противостояния: ЦК или Совнарком

Систему высших государственных органов, как известно, узаконил Второй всероссийский съезд Советов, о котором в позднейшей литературе с большой иронией говорится следующее: «…с точки зрения готовности низов терпеть насилие собственной власти» все кризисы 1917 – первой половины 1918 г., «…несмотря на многомерность протекания, концентрировались вокруг одного вопроса – о мире»[112 - Булдаков В. П. Красная смута. С. 339.]. Парадоксально, «…но на съезде, с которого началась “эпоха социализма” в России, не совершилось ничего социалистического. Большевики просто дозволили крестьянам доделить землю, а солдат уверили, что зимовать в окопах необязательно. Более того, они дали гарантию, что в срок проведут выборы в Учредительное собрание»[113 - Там же. С. 366.].

Экономические идеи большевиков, как отмечается в историографии, «исходили из двух главных постулатов. Первый – на пути к социализму пролетарское государство должно сосредоточить в своих руках базисные отрасли народного хозяйства, прежде всего промышленность, ибо социализм – это общество, основанное на монополии государственной собственности. Второй, тесно связанный с первым: государство осуществляет планирование экономики, т. к. “подлинное социалистическое хозяйство может быть только плановым” и, в соответствии с планами, распределяет все материальные и продовольственные ресурсы». Эти идеи отражало создание 2 декабря 1917 г.[114 - Гимпельсон Е. Г. Становление и эволюция советского государственного аппарата управления. С. 32.] Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) как органа, наделенного регулирующими полномочиями в отношении всех экономических учреждений[115 - Там же. С. 32, 33.].

Изучение высших руководящих государственных и партийных органов затрудняется отсутствием четкого разграничения их компетенции. Совет народных комиссаров под председательством В. И. Ленина изначально представлял собой политический центр власти, по сути альтернативный Центральному комитету РСДРП(б).

В современной историографии констатируется тот факт, что СНК стал не только правительством, но и политическим центром, взявшим на себя часть функций ЦК РСДРП(б). Это связывается, во-первых, с тем, что из 15 членов первого состава СНК 6 являлись членами и один – кандидатом в члены ЦК (еще трое состояли в ЦК предшествующих созывов), во-вторых, с единством места заседаний ЦК и Совнаркома, в-третьих, с концептуальной неразработанностью проблемы взаимоотношений большевистской партии и советского правительства[116 - Леонов С. В. Рождение Советской империи. С. 130–131.]. Следует подчеркнуть, что первым, кто выразил сомнения в целесообразности (назовем вещи своими именами) частичной узурпации ленинским Совнаркомом функций большевистского ЦК, стал руководитель Секретариата ЦК, член ЦК Я. М. Свердлов: уже 29 ноября (8 декабря) 1917 г. он поставил в ЦК вопрос «…о необходимости санкции ЦК, хотя бы и задним числом, относительно решения об объявлении кадетов врагами народа»[117 - Протоколы Центрального комитета РСДРП(б). Август 1917 – февраль 1918. С. 149.]. Как раз 29-го числа был напечатан утвержденный 28 ноября в 10 час. 30 мин. совнаркомовский декрет «Об аресте вождей Гражданской войны против революции» за подписями В. И. Ленина, наркомов Л. Д. Троцкого, Н. П. Авилова (Глебова), П. Г. Стучки, В. Р. Менжинского, И. В. Сталина, Г. И. Петровского, А. Г. Шлихтера, П. Е. Дыбенко, управляющего делами СНК В. Д. Бонч-Бруевича и секретаря Совета П. Н. Горбунова[118 - Известия. 1917. 29 нояб. № 239.].

Однако в современной историографии не обращается внимание на то, что имел место и обратный процесс: ЦК РСДРП(б) – РКП(б) на своих заседаниях, в обход такой формальности, как назначение наркомов Всероссийским съездом Советов, определял персональный состав руководителей советских отраслей, хотя решения о назначении наркомов не могли состояться без формального проведения в советском порядке – на заседаниях самого Совнаркома. 25 июля 1918 г. СНК утвердил наркомом путей сообщения В. И. Невского – формально по предложению ВЦИК, в действительности по решению ЦК РКП(б), о котором В. И. Ленину напомнил глава Советского государства (председатель Всероссийского центрального исполнительного комитета), руководитель Секретариата ЦК и член ЦК Я. М. Свердлов: «В К[омиссариа] те пут[ей] сообщ[ения] неурядицы. [Пора их закончить назначением] наркомом Невского. Напоминаю: однажды в ЦК вопрос уже был решен […] в положит[ельном] смысле. Предлагаю сегодня же его назначить и представить на утверждение в[о] [В]ЦИК. Свердлов»[119 - РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 164. Л. 98–98 об.] (следует обратить внимание на менторский тон послания Я. М. Свердлова, гордо и несколько самонадеянно именовавшего себя с весны 1918 г. «Председателем ЦК РКП»[120 - См.: Войтиков С. С. Председатель ЦК // Российская история. 2014. № 1. С. 24–43.], главе рабоче-крестьянского правительства). Предложения об утверждении персонального состава коллегий наркоматов также направлялись ленинскими наркомами не только в СНК, но и в ЦК РКП(б). Однако заявление исследователя Э. Б. Генкиной, что «инициатива В. И. Ленина и Я. М. Свердлова в подборе и выдвижении руководящих кадров [советского правительства] никогда не являлась единоличным решением» и «лишь после обсуждения в ЦК намечаемая кандидатура утверждалась СНК, а затем, когда речь шла о наркомах, ВЦИКом»[121 - Генкина Э.Б. Указ. соч. С. 85.], требует серьезной временной корректировки: во-первых, большевистский ЦК как коллегиальный орган не стоит путать с руководителями его Секретариата; во-вторых, в первые месяцы советской власти, в отличие от ситуации лета 1918 г., наркомы не назначались по свердловской рекомендации.

На VII съезде РКП(б) 1918 г. В. И. Ленин едва ли не настаивал на включении в ЦК представителей фракции левых коммунистов и даже заявил о необходимости «сделать попытку найти некоторую узду, чтобы вывести из моды выход из Центрального комитета»[122 - VII экстренный съезд РКП(б). Март 1918 года. Стеногр. отчет. М., 1962. С. 167.]. Ему было важно, чтобы цекисты выясняли отношения друг с другом, пока глава правительства будет спокойно гнуть свою линию в Совнаркоме.

Ситуация стала меняться летом 1918 г. 28 июля, в соответствии с решением СНК от 23 июля по вопросу об утверждении Коллегии Наркомата по делам национальностей РСФСР, состоялись переговоры по прямому проводу между И. В. Сталиным и Коммунистической фракцией Коллегии Наркомата по делам национальностей. Нарком дал свое согласие на утверждение предложенного коммунистической фракцией персонального состава коллегии, о чем член коллегии Наркомнаца С. С. Пестковский сообщил В. И. Ленину и Я. М. Свердлову[123 - РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 163. Л. 21.] – правда, просив «в спешном порядке» провести утверждение коллегии «через ЦК партии и Совет народных комиссаров» именно председателя последнего органа – В. И. Ленина[124 - Там же. Л. 20.]. Таким образом, в связи с отсутствием вплоть до июля 1918 г. у РСДРП(б) – РКП(б) гегемонии на власти, Совнарком обладал неким властным приоритетом перед большевистским ЦК.По образному выражению супруги Я. М. Свердлова, технического секретаря ЦК К. Т. Новгородцевой, «политический курс СНК был неотделим от курса Центрального комитета [большевистской] партии»[125 - См., напр.: Свердлова К. Т. Яков Михайлович Свердлов. М., 1957. С. 367.]. Если персональный состав ЦК и его, если по Уставу, «сокращенного состава» периодически изменялся, то, как отмечается в историографии[126 - Гимпельсон Е. Г. Становление и эволюция советского государственного аппарата управления. С. 62.], вплоть до 1920-х гг. большинство членов СНК оставались на своих постах со времен Второго Всероссийского съезда Советов, т. е. с 1917 года.

В историографии не обращается внимание на важное обстоятельство: формируя Совет народных комиссаров и оказывая давление на видных большевиков – делегатов всероссийских съездов Советов, В. И. Ленин постарался, насколько это было возможно, «развести» старых революционеров между СНК и ЦК, с тем чтобы иметь возможность проведения своей политической линии через любой из этих органов. В. М. Молотов констатировал в 1970-е гг.: «Единственным заместителем Ленина, заместителем Председателя Совета народных комиссаров вначале был Цюрупа. Но он не был членом ЦК. […] Председателем Госплана при Ленине был Кржижановский, личный друг Ленина. Еще с [18]90-х гг. они были хорошими друзьями и потом пошли почти в одно время в ссылку. Он руководил ГОЭЛРО, Госпланом, а не был членом ЦК. […] Возьмите вы третью фигуру – Красин. Тоже старый друг и товарищ Ленина. Принимал большое участие в ходе II съезда партии, где большевизм оформился, весь период [председательства в Совнаркоме] Ленина был народным комиссаром внешней торговли. А Ленин его, партийного работника, не пускал в состав ЦК… Чичерин – народный комиссар при Ленине, причем Ленин его не раз хвалил как выдающегося деятеля советской власти. А в ЦК не пускал»[127 - Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 220.]. 16 апреля 1926 г. члены Политбюро ЦК ВКП(б) Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев, которым припомнили их «ошибки» в преддверии Октябрьской революции, заметили члену Политбюро А. И. Рыкову, предложившему опубликовать письмо В. И. Ленина с требованием об исключении двух своих ближайших соратников из партии: «На Апрельской (1917 г.) партконференции т. Рыков был дальше от Ленина, чем кто бы то ни было из большевиков. С апреля по октябрь т. Рыков оставался дальше всех от позиции т. Ленина. В октябре 1917 г. т. Рыков совершил ту же ошибку, что и мы (подал заявление о выходе из состава большевистского ЦК в знак протеста против решения ЦК, отклонившего идею создания однородного социалистического правительства. – С.В.). Тов. Рыков […] по настоянию Ленина не был избираем в ЦК вплоть до IX съезда» (1920 г.)[128 - Большевистское руководство. Переписка. 1912–1927: Сб. док. / Сост.: А. В. Квашонкин, О. В. Хлевнюк, Л. П. Кошелева, Л. А. Роговая. М., 1996. С. 327, 328.] притом что в ЦК одного из созывов времен единой РСДРП Рыков состоял. Таким образом, видные большевистские деятели, в которых Ленин видел малейшую угрозу, входили либо в ЦК РСДРП(б), либо в Совет народных комиссаров. В оба эти органа, за исключением Л. Д. Троцкого с формально возглавляемой им в 1917 году «Межрайонной организацией» РСДРП, входили исключительно те из лидеров партии, в лояльности которых В. И. Ленин был абсолютно убежден. Несколько особняком стоял в этой группе Я. М. Свердлов, которого основатель партии не пожелал видеть ни в ЦК РСДРП(б), ни в Совнаркоме, но которого радикальное крыло партийцев навязало в состав Центрального комитета, а затем и продавило на высший в Республике Российской государственный пост.

В распоряжении историков имеются очень разные свидетельства о политическом весе В. И. Ленина в собственном Совнаркоме.

Из эмигрантских мемуаров, весьма критически настроенных в отношении руководителей Советского государства, четко следует, что «временное», ставшее после разгона в январе 1918 г. Учредительного собрания постоянным, «рабоче-крестьянское» правительство В. И. Ленин «укомплектовал» преимущественно лично ему преданными старыми большевиками. По воспоминаниям видного советского деятеля, старого большевика и невозвращенца Г. А. Соломона, после Октябрьской революции из разговоров с большевиками А. В. Луначарским, М. Т. Елизаровым, А. М. Коллонтай и др. он «…убедился, что все они, искренно или неискренно, прочно стали на платформу “социалистической России” как базы и средства для создания “мировой социалистической революции”. И все они боялись […] пикнуть перед Лениным»[129 - Соломон Г. А. Среди красных вождей. М., 1995. С. 10.]. Сам вождь заявлял прямо противоположное. Так, 12 января 1920 г., критикуя членов Президиума ВСНХ, он сделал хорошо известное в историографии[130 - См., напр.: История Коммунистической партии Советского Союза / отв. ред. А. Б. Безбородов. М., 2014. С. 194.] признание: «У меня есть одно чрезвычайно проклятое ремесло, которое состоит в том что я председательствую в Совнаркоме и мне приходится страдать почти на каждом его заседании от отвратительной ведомственной драчки. Наркомпрод петухом сидит на Наркомпути и обвиняет его во всех грехах. Сцены бывают такие, что после многократных испытаний я говорю, что я когда-нибудь после одного из наших заседаний утоплюсь»[131 - РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 12500. Л. [61 старой пагинации].]; «бери дубину и лупи![132 - Почти по Льву Толстому, склонность к действиям по «указке» которого подметили у большевиков меньшевики на Лондонском съезде РСДРП 1907 г.: «Давайте, братцы, воевать по-мужицки, по-дурацки: возьми дубину и гвозди!» [См.: Пятый (Лондонский) съезд РСДРП. Апрель – май 1907 года. Протоколы. М., 1963. С. 381]] Это я имею несчастье видеть в каждом заседании Совнаркома»[133 - РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 12500. Л. [64 старой пагинации]. Не исключено, что вождь мировой революции действительно не понимал, что, будучи председателем правительства, он и должен заниматься прежде всего распределением финансовых средств между ведомствами.]. Истина как всегда посередине. Для ее поиска и для полноты картины приведем цитату из воспоминаний стороннего наблюдателя – английского агента Роберта Брюса Локкарта: член большевистского ЦК и нарком Л. Д. «Троцкий был великим организатором, […] но нравственно он был так же не способен к противостоянию Ленину, как блоха к противостоянию слону. В Совете народных комиссаров не было человека, который не считал бы себя равным Троцкому. И не было комиссара, который не расценивал Ленина как полубога, решения которого несомненно следует принять. Ссоры среди наркомов были частыми, но комиссары никогда не трогали Ленина»[134 - Lockhart R. H. Bruce. British Agent [электрон. ресурс] // http://www.gwpda.org/wwi-www/BritAgent/BA04a.htm.].

Именно в этом – «секрет» политического долголетия посредственностей а ля член коллегии Наркомата по морским делам П. Е. Дыбенко и многочисленных нечистых на руку, по свидетельству российского социал-демократа Г. А. Соломона, наркомов[135 - Тут все же следует сделать важную оговорку. Негативные мемуарные свидетельства невозвращенца Г. А. Соломона о наркоме И. Э. Гуковском частично подтверждаются источниками: в частности, дело Верховного трибунала ВЦИК в его отношении было прекращено по докладу Н. В. Крыленко 19 сентября 1921 г. «в виду смерти т. Гуковского» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 87. Д. 9. Л. 211). Во избежание голословных обвинений вопрос, как представляется, нуждается в дальнейшем изучении.]. Более того – В. И. Ленин держал людей, неоднократно подводивших его вследствие собственной недальновидности, в наркомах и заместителях наркомов. Наиболее ярким примером можно признать назначенного вождем заместителем наркома по военным делам Н. И. Подвойского, которого, несмотря на регулярные просчеты, В. И. Ленин продолжал использовать в военном ведомстве – в качестве «узды» (излюбленное выражение В. И. Ленина и И. В. Сталина) на шее Л. Д. Троцкого. В. И. Ленин старался, чтобы большинство членов Совнаркома составляли политические деятели не с лидерскими замашками, а предельно лояльные вождю мировой революции. Главным достоинством Совнаркома для В. И. Ленина стало обеспечение выгодного голосования по вопросу о власти. Именно по этой причине Ленин и делал, по убеждению товарищей по партии (1922), «большую ошибку, когда он занимался из года в год совнаркомовской вермишелью (курсив наш. – С.В.) и не мог уделить достаточно времени основной партработе, партийному руководству, не мог давать вовремя ответы, будучи всецело поглощен этой вермишелью и теряя на ней здоровье»[136 - Цитируется Е. А. Преображенский: XI съезд РКП(б). Март – апрель 1922 г. С. 89.]. Вождь, конспектируя прения, пометил в скобках: «потерял здоровье»[137 - Там же. С. 630.]. При всем своем стратегическом мышлении, умении за одно «звено» вытянуть «всю цепь», Ленин, по крайней мере, в эпоху раскола социал-демократии, когда «весь технический аппарат остался в руках большевиков»[138 - Бонч-Бруевич В. Д. Воспоминания о Ленине: Изд-е 2-е, доп. М., 1969. С. 26.], привык, «как самый заправский коммерсант»[139 - Там же. С. 27.], составлять самые подробные сметы, доказывая на деле, что «социализм – это учет». Очевидно, после прихода большевиков к власти эти навыки, полезные для руководства партией из эмиграции, стали мешать. Вождь мировой революции не должен был позволять себе занятие «вермишелью». Определенная логика в критике 1922 г., несомненно, имела место.

На первый взгляд, «вражьи голоса» и ленинские признания друг другу противоречат, однако на самом деле никакого противоречия нет: ленинские наркомы (левоэсеровские первых месяцев советской власти не в счет) были самостоятельными величинами, участвовавшими в формировании политической линии и имевшие каждый свой взгляд на многочисленные проблемы, с которыми пришлось столкнуться в 1917 г. Наркомы отстаивали свои взгляды в подчас весьма жарких дебатах, однако никто из них, за редким исключением – вроде Л. Д. Троцкого, предложившего 18 марта 1918 г. назначить себя самого председателем Высшего совета народной обороны – не покушался на авторитет В. И. Ленина как основателя партии и вождя мирового пролетариата. Именно поэтому в 1919 г. видный большевик М. К. Ветошкин[140 - Ветошкин Михаил Кузьмич (1884—?) – на революционной работе с 1890-х гг., член РСДРП с 1904 г. неоднократно арестовывался (1 год сидел в Александровском централе, три года был в ссылке), партбилет № 0008338. Участник трех революций. Из рабочих. Образование: высшее. С 1925 – в Бюджетной комиссии ЦИК СССР. В 1933 г. – отв. секретарь Бюджетной комиссии ЦИК СССР. См.: ЦГА Москвы. Ф. П-75. Оп. 1а. Д. 1. Л. 164, 168.] признал перед товарищами по руководству РКП(б) и, в частности, В. И. Лениным Совнарком «боевым органом Октябрьской революции»[141 - См.: VIII конференция РКП (б): декабрь 1919 г. М., 1934. С. 121.] (которым вообще-то был Петроградский ВРК) с большим авторитетом в стране, значительными организационными и политическими связями – едва ли не символом власти Советов. Именно поэтому упомянутая Г. А. Соломоном А. М. Коллонтай сохраняла личную преданностью вождю, даже участвуя в 1921 г. в «Рабочей оппозиции» и выслушивая отнюдь не образцовую с точки зрения такта ленинскую критику[142 - Х съезд РКП(б): март 1921 г. Стеногр. отчет. М., 1963. С. 299.].

Подчеркнем, что у Совета народных комиссаров как властного центра был для В. И. Ленина целый ряд преимуществ перед большевистским ЦК. Главное из них: если, будучи в ЦК своей же партии первым среди равных членов этого органа, Ленин вынужденно считался с товарищами и уступал им в отдельных вопросах, то членов СНК он мог поставить в некие (пускай и весьма условные) организационные рамки. К примеру, 29 декабря 1917 г. Совнарком установил, по предложению своего председателя, «штраф для опаздывающих на заседания»[143 - Генкина Э.Б. Указ. соч. С. 150.]. Правда, исследователь Э. Б. Генкина признала эту вздорную меру «малоэффективной»[144 - Там же. С. 151.]: вплоть до решения 1920 г. об оглашении фамилий злостных нарушителей дисциплины на пленумах ВЦИК, добиться от наркомов пунктуальности не удавалось[145 - См.: Там же. С. 151–153.], но в любом случае для большевистского ЦК и его Бюро не существовали даже такие правила, что делало ленинское лидерство в них весьма затруднительным, а сбор членов ЦК на заседания произвольным.

По свидетельству Н. Л. Мещерякова, Ленин старательно ставил товарищей по советскому правительству в организационные рамки: «В Совнаркоме разрешалось говорить докладчику пять минут, а ораторам только три минуты. “Тут, товарищи, не митинг; агитацией заниматься нечего, нужно говорить только дело”, – говорил Владимир Ильич. Поэтому Ленин всегда держал в левой руке часы. С одним товарищем вышел такой случай. Он хотел опровергнуть противника и начал свою речь издалека: начал излагать мысли противника, на это ушли все его три минуты. “Ваше время окончено”, – прервал его Ленин. – “Как, я сказал только то, что думает противник, я еще не успел изложить свои мысли”. – “Ничего не поделаешь”. – Страшный хохот, в котором принял участие и Владимир Ильич. Товарищу пришлось записаться во вторую очередь, чтобы сказать уже то, что он думает по этому делу. […] По отношению к своим речам он был так же суров: и их он сокращал до установленного регламентом времени»[146 - Мещеряков Н. Л. Из воспоминаний о Ленине // Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине: Т. 2. М., 1969. С. 99. Данному приему у В. И. Ленина научился его главный «ученик» – правда, во времена «культа личности», когда И. В. Сталин смотрел на часы, было принято не смеяться, а дрожать – от страха. Д. Т. Шепилов рассказал в своих воспоминаниях: «Когда заранее жестко отведенное оратору время начало подходить к концу, а по содержанию этого конца не чувствовалось, Сталин вынул из кармашка брюк свои золотые часы “Лонжин”, бросил взгляд на циферблат, на оратора и снова убрал их в карман. За столом президиума пробежал ток тревоги. Грозные взгляды на оратора. Осторожные, виноватые – на Сталина. Каждый оратор в таких случаях понимал повелительный смысл этих взглядов» (См.: Шепилов Д. Т. Непримкнувший. М., 2001).].

Поскольку Ленин вполне успел насладиться дискуссиями в дореволюционный период, в Совнаркоме, когда начинались дебаты, он, «слушая оратора […] в это же время просматривал иностранные газеты и какие-то корректуры. Затем время от времени схватывал бумагу и писал кому-нибудь записку. Потом он получал ответные записки, читал их. И все время внимательно прислушивался к тому, что говорит каждый товарищ. В своем заключительном слове он великолепно резюмировал все речи, все существенное, что было в них сказано, и предлагал обдуманное и обоснованное решение»[147 - Мещеряков Н. Л. Из воспоминаний о Ленине // Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. Т. 2. М., 1969. С. 99.].

Помимо собственно советского правительства В. И. Ленин лично укомплектовал преданными ему лицами и рабочий аппарат Совнаркома. 22 ноября (5 декабря) 1917 г. вождь подписал постановление СНК об организации Финансового отдела при СНК и назначении заведующим этим важнейшим отделом В. Д. Бонч-Бруевича[148 - Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника: Т. 5. М., 1974. С. 76.], преданного, что называется, без лести и к тому же находившегося на ножах с руководителями Секретариата ЦК Е. Д. Стасовой и Я. М. Свердловым, которые небезосновательно подозревали «Бонча»[149 - Переписка Секретариата ЦК РСДРП(б) с местными партийными организациями (март – июль 1918 г.). М., 1967. С. 202.] в не самых благовидных для старого большевика поступках. Не позднее 13 (26) декабря 1917 г. В. И. Ленин поручил секретарю Совнаркома Н. П. Горбунову собрать сведения о каждом отделе Смольного (фамилии заведующих отделами и секретарей, компетенция, адреса, телефоны и т. п. сведения)[150 - Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 5. С. 129.]: о своих сотрудниках глава советского правительства желал знать все. Однако даже в ряды ближайших сотрудников основателя партии проникли креатуры Я. М. Свердлова. Именно Председатель ВЦИК направил управляющему делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевичу будущего секретаря СНК Н. П. Горбунова[151 - Свердлова К. Т. Яков Михайлович Свердлов. М., 1957. С. 380.], сидевшего с Я. М. Свердловым в 1903 г. в одной камере[152 - Там же. С. 95.]. Видимо, прекрасно зная историю появления в ленинских помощниках Горбунова, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) в 1938 г. репрессировал его в числе немногих совнаркомовских аппаратчиков, при том, что большинство по-настоящему преданных вождю мирового пролетариата технических сотрудников сталинский террор 1930-х гг. обошел стороной.

Совет народных комиссаров изначально сосредоточил в своих руках все финансовые вопросы. По прямым ленинским приказаниям проводился захват Государственного банка. Не позднее 19 ноября 1917 г. основатель большевистской партии даже лично приехал в Госбанк, собрал его руководящих работников, расспросил о ходе работы и прежде всего о том, как они преодолевали саботаж и обеспечивали деньгами фабрики и заводы[153 - См.: Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 5. С. 100. Датировка уточнена по книге: Булдаков В. П., Леонтьева Т. Г. Война, породившая революцию. М., 2015. С. 668.]. 19 ноября в Тамбове орган местного (пока меньшевистско-эсеровского) Совета сообщил: «Когда известие о нападении на московские банки “Совета народных комиссаров” стало известно […] возникла настоящая паника: вкладчики тотчас же потянулись за своими вкладами […] в банках образовались настоящие “хвосты”. […] Однако банк производил выдачи не свыше 100 рублей»[154 - Булдаков В. П., Леонтьева Т.Г. Указ. соч. С. 668. Правда, вплоть до конца лета 1918 г. определенная свобода для маневра у предпринимателей все же оставалась (См.: Там же. С. 686).].

12—13 (25–26) декабря В. И. Ленин провел совещания членов Совнаркома, в повестке дня которых стоял один вопрос – о национализации частных банков[155 - Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 5. С. 128.]; 14 (27) декабря вождь лично руководил операцией по занятию частных банков Петрограда отрядами красногвардейцев, матросов и солдат, заслушивал доклады командиров отрядов и направлял в занятые банки комиссаров, назначенных Советом народных комиссаров – в своем лице[156 - См.: Там же. С. 132.], а на следующий день уже предоставил указание об освобождении под залог арестованных директоров банков[157 - Там же. С. 136.], проще говоря, милостиво позволил им откупиться.

Комментируя данные события, историк номенклатуры М. С. Восленский язвительно указал: «20 ноября 1917 г. Государственный банк в Петрограде был внезапно занят вооруженным отрядом красных солдат и матросов. Возглавил отряд не какой-либо лихой командир, а замнаркома финансов. У кого отвоевывал находившийся уже две недели у власти замнаркома Государственный банк своей страны? Если не считать невнятных слов о саботаже, ответа на этот вопрос в советской литературе не дается. Да его и трудно дать: речь-то шла не о капиталистической частной, а о советской государственной собственности, и кого в данном случае замнаркома экспроприировал, он сам бы не смог сказать. Драматическая вооруженная акция объяснима только с точки зрения психологии рождавшегося класса номенклатуры: надежно распоряжаешься только там, где установил военную оккупацию. Эта идея не покидает номенклатуру и в наши дни. Следующая неделя ушла на подготовку новой операции. Не кто-нибудь, сам Ленин был назначен руководителем «Специальной правительственной комиссии по овладению банками». Орган с таким своеобразным названием был создан не главарями мафии или треста организованной преступности, а Временным [рабоче-крестьянским] правительством страны (оно тогда еще так называлось)», которое у власти собиралось оставаться не временно, а до скончания мира, соответственно, и была произведена подготовленная акция по овладению частными банками. В гангстерском стиле – ночью (в ночь на 27 ноября 1917 г.) все эти банки были по приказу Ленина заняты вооруженными отрядами. А на следующий день опубликован декрет: банковское дело в стране объявлялось государственной монополией, и все частные банки, как было деликатно сказано, “сливались” с Госбанком. После этой грандиозной экспроприации денежных средств перед ленинским правительством встал вопрос: как быть с ценными бумагами, находившимися у населения? Поступили просто: в январе 1918 г. аннулировали все акции, а в феврале – все государственные займы и царского, и Временного правительства. Так рождавшаяся номенклатура (в действительности ленинский Совнарком. – С.В.) поспешила наложить свою уже тяжелевшую ручонку на сбережения граждан. Был, впрочем, сделан демократический жест в сторону мелких держателей займов: все, кто имел облигации на сумму не свыше 10 тыс. руб., получали – нет, конечно, не деньги, а на ту же сумму облигации “займа РСФСР”. Скромный дар, т. к. последовавшая катастрофическая инфляция привела к полному обесценению облигаций»[158 - Восленский М. С. Указ. соч. С. 183–184.]. Мотив ясен: как установил исследователь экономики В. А. Мау, «центральным пунктом революционного экономического кризиса является бюджетный кризис, который остается актуальным на протяжении всего периода революции. В условиях революции финансовый кризис выступает прежде всего как кризис государственного бюджета, т. е. как неспособность государства финансировать свои расходы традиционными и легитимными способами. Практически все революции», включая нашу 1917 г., «начинались с кризиса государственных финансов, который в дальнейшем практически неизбежно приводил к разрушению финансовой системы страны»[159 - Мау В. А. Указ. соч. С. 162.].

Большевистские деятели учились финансовой премудрости буквально на ходу. 23 ноября 1917 г. ночью В. В. Осинский писал супруге: «Милая А[лександра] М[ихайловна], я пишу дома, а потому не на той чудесной слоновой бумаге, на которой излагаю свои распоряжения как комиссар Государственного банка. Я был так занят, что не мог в точном смысле слова ни минуты оторваться от банковских дел. Были дни, когда мы там сидели от половины девятого утра до 10 вечера, не обедавши, а потом ехали в Смольный. И все время распоряжения, сообщения, прием всяких людей и пр. Мы занимаемся не очень-то почтенным с виду делом: ломанием стачки чиновников банка, и с каждым днем выигрываем почву. Теперь уже у меня куча помощников, и их (чиновников) дело проиграно в принципе: мы овладели банком. Как это ни странно, обнаружились у меня, хотя и неполно, так сказать, но административные и организационные таланты. И то, что мы возьмем банк – большое завоевание, если до тех пор не лопнет все хозяйство. И то, и другое – вопрос двух-трех дней. Словом, мы в самом сердце хозяйства, как сказал сегодня на совещании банкиров, нами созванном один из финансовых тузов, и поэтому наша работа так лихорадочна»[160 - ЦГАМО. Ф. 320. Оп. 1. Д. 50. Л. 18.].

Заметим, что национализация банков имела одно важное следствие: она предоставляла большевикам возможность ликвидировать мощную группу давления на власть. По признанию военного представителя Антанты в Российской империи – Республике А. Нокса, в начале 1916 г. М. В. Родзянко выдал ему нечто из серии: «Распутин никогда не сможет начать борьбу за мир, т. к. ему противостоит множество банков, которые делают на войне слишком большие деньги, отчего не могут остановиться и остановить войну»[161 - Нокс А. Вместе с русской армией. М., 2014. С. 341.].

Исходя из собственного административного опыт, а также своей теории, М. С. Восленский посчитал, что на народные деньги наложил лапу новый класс эксплуататоров, т. е. партноменклатура, однако такового класса в Республике Российской в то время не существовало. В действительности все финансовые вопросы были сосредоточены на данном этапе в руках не какой-либо социальной группы, а совершенно конкретного органа – Совнаркома и лично его председателя В. И. Ленина (первый централизованный бюджет и «единая касса партии» появились только в 1926/27 году[162 - См.: XV съезд ВКП(б). Декабрь 1927 года. Стенографический отчет. М., 1961. С. 124.]).

Именно контроль над государственным бюджетом и финансами обеспечивал Совету народных комиссаров властный приоритет, поскольку партийная касса, находившаяся в руках руководителей Секретариата Я. М. Свердлова и Е. Д. Стасовой, а затем одного Я. М. Свердлова, пополнялась весьма скверно, если не считать экстраординарных поступлений, о которых (немецкие деньги – разговор особый) историкам до сих пор известно то немногое, что, во-первых, таковые были, во-вторых, их ни на что не хватало.

Естественно, после прихода к власти большевики не всегда были готовы к занятию высоких государственных постов. 17 июня 1920 г. Н. Н. Крестинский, который, будучи членом и секретарем ЦК РКП(б), формально руководил финансовым ведомством вплоть до 1922 г., когда совсем отошел «от работы»[163 - Цитируется письмо Г. Я. Сокольникова М. К. Владимирову от 9 апреля 1922 г. (РГАСПИ. Ф. 670. Оп. 1. Д. 18. Л. 62.)] в коллегии Наркомата финансов, признавался: деятельность возглавляемого им Наркомфина «разделилась с самого начала на две части – по ликвидации старых, ненужных учреждений и по строительству новых. При этом благодаря сложному финансовому учреждению капиталистического строя и самодержавной государственной машины, ломки [в НКФ РСФСР] было, пожалуй, больше, чем в других комиссариатах. Что же касается нового строительства, то здесь задачи были более, чем скромные. Когда я выступал впервые как наркомфин, я считал, что одной из главных задач нашего наркомата является подготовка ликвидации комиссариата, который в будущем развитом социалистическом обществе будет не нужен. И работа этих двух лет была большей частью ликвидационной. Когда мы унаследовали Министерство финансов от Керенского, то оно состояло из сложной сети общей канцелярии министра финансов, Государственного банка, Главного управления сберегательных касс и Департамента государственного казначейства, Железнодорожного департамента, Таможенного департамента, целой сети частных банков, которые не были государственными учреждениями, а были ведомственно подчинены, затем Московский народный кооперативный банк и бесконечное количество обществ взаимного кредита, городских общественных банков и т. д. и т. д. В настоящее время со всем этим министерством покончено»[164 - РГАСПИ. Ф. 94. Оп. 2. Д. 30. Л. 42.].

Основной проблемой Совнаркома изначально стало проведение многочисленных декретов в жизнь. На заре рабоче-крестьянской власти сложилось, а в начале 1920-х гг. все еще сохранялось такое положение, при котором значительный процент декретов оставался пустой тратой бумаги. Большевик Е. И. Бумажный в 1923 г. заметил на заседании XII съезда РКП(б), что член коллегии Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции СССР и председатель специальной комиссии Совета труда и обороны СССР А. А. Коростелев «мог бы много интересного рассказать относительно того, как преломляются в жизнь наши декреты и как они искажаются»[165 - XII съезд РКП(б). М., 1968. С. 106]. У Центрального комитета РСДРП(б) – РКП(б) и Совнаркома РСФСР и затем СССР как двух властных центров не было специализации: оба органа проводили назначения как на советские, так и на партийные должности, однако в повестке дня правительства все же было огромное количество мелких вопросов, которые приходилось систематически передавать в Малый Совнарком, справедливо прозванный «…разгрузочной комиссией Большого Совнаркома от административно-финансовой вермишели»[166 - РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 111. Л. 120.]. У большевистского ЦК такой проблемы не было: в условиях отсутствия серьезного бюрократического аппарата от Е. Д. Стасовой и вплоть до И. В. Сталина второстепенные политические вопросы решались перегруженным до отказа Секретариатом ЦК – под бдительным присмотром его руководителей.

Как мы показали в нашей книге «Узда для Троцкого», 28–30 ноября 1918 г. в качестве аппаратной надстройки над Совнаркомом был создан Совет рабочей и крестьянской обороны: формально – высший чрезвычайный государственный центр власти, вставший над образованным 2 сентября Я. М. Свердловым и Л. Д. Троцким Революционным военным советом Республики; фактически – орган ленинский орган диктатуры[167 - См.: Войтиков С. С. Узда для Троцкого. М., 2016.], что прекрасно осознавали большевики, принимавшие на общих собраниях членов РКП(б) и сочувствующих резолюции из серии: «1. Принимая во внимание постановление ВЦИК о создании Совета Революционной Обороны Раб[оче]-Крест[ьянской] Республики как органа Военной диктатуры, способного отстоять дело Международной Социальной Революции, – Общее собрание членов партии Сокольнического района приветствует это решение, обещает Рев[олюционной] Соц[иалистической] Кр[асной] армии всякую моральную и материальную поддержку. 2. Констатируя факт Корниловского набега на Германскую революцию и стремительный натиск стран согласия на удушение международной Революции, Общее собрание решительно призывает товарищей, членов партии и трудящихся всей Советской Росс[ии] и пролетариев всех наций, к активной поддержке Германской Революции и к готовности к последнему и решительному бою международного пролетариата за Междунар[одную] Советскую Республику, за братство трудящихся всех стран»[168 - ЦГА Москвы. Ф. П-85. Оп. 1. Д. 1. Л. 16. В цитате сохранены прописные буквы документа.]. Впервые после прихода большевиков к власти идея такого центра была выдвинута, как это ни парадоксально, в саморазоблачительном первоапрельском 1918 г. послании В. И. Ленину и. д. наркома по военным делам РСФСР Н. И. Подвойского[169 - Анализ этого документа см.: Войтиков С. С. Высшие кадры Красной армии. М., 2010. С. 74–77 и далее.] (см. Документальное приложение, № 1).

В. И. Ленин признался 21 мая 1921 г. в том, что компетенция Совета рабочей и крестьянской обороны была практически никак не зафиксирована, а значит, неограниченна: «С[овет] т[руда и] о[бороны] (так Совет обороны стал называться с 1920 года. – С.В.) работал около года рядом с СНК, не имея в сущности никакой конституции»[170 - Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 43. М., 1974. С. 272.].

Создание Совета обороны затормозило ведомственное раздирание правительства, хотя значительных успехов в этой области и не были достигнуты. Даже Главнокомандующий всеми вооруженными силами Республики беспартийный военный специалист И. И. Вацетис, который не производил впечатления государственно мыслящего человека, констатировал 25 декабря 1918 г.: каждое ведомство действовало будто и не было военного времени, как если бы «социалистическое отечество» находилось у него «за пазухой»[171 - РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 7940. Л. 5.], а вовсе не было «в опасности», как это неоднократно декларировалось со времени наступления германских частей на Петроград в начале года. В марте 1920 г. Совет рабочей и крестьянской обороны был преобразован в Совет труда и обороны как особую военно-экономическую комиссию при Совнаркоме, сохранив огромное значение в системе высших государственных органов РСФСР[172 - Войтиков С. С. Троцкий и заговор в Красной Ставке. С. 32–34; Гражданская война и военная интервенция. Энциклопедия. М., 1983. С. 547.].

Член Президиума и секретарь ВЦИК В. А. Аванесов озвучил на заседании Организационной секции VIII съезда РКП(б) в марте 1919 г. главную проблему, вставшую в конце 1918 – начале 1919 г. перед партийным аппаратом: «Мы перестали быть нелегальной организацией, мы вышли из рамок того тесного круга, в каком были раньше, мы стали государством, а вы (Осинский и другие децисты, выступавшие против размывания старых большевиков как руководящего ядра партии. – С.В.) хотите государство втиснуть в рамки нелегальные и сказать, что в этих рамках можно строить работу так, как мы строили ее раньше. Несомненно, формы изменились, и мы должны к этим новым формам приспособлять новый партийный аппарат»[173 - Протоколы VIII съезда РКП(б). С. 178.]. Как справедливо заметил секретарь и член ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинский в марте 1920 г., «[всероссийскими] съездами [Советов] завершилось конституционное строительство советской власти и стала вырисовываться задача, как Коммунистической партии руководить этой конституционно устроенной Советской Россией»[174 - IX съезд РКП(б). Протоколы. М., 1960. С. 28.]. Член Политбюро ЦК КП(б) У Я. А. Яковлев (Эпштейн) выразился более лаконично: «спор за господство партии в стране»[175 - Там же. С. 57.]. Идея о невозможности управлять огромной, даже после распада Российской империи, страной небольшой, крайне условно сплоченной находящимся в постоянной эмиграции вождем, группой лиц витала в воздухе.

На VIII съезде РКП(б) 1919 г. именно вопрос о примате партии или государства решали, когда обсуждали взаимоотношения «между партией и Советами». По сути к съезду оставались два центра власти, которые оспаривали лидирующее положение друг у друга – это прежде всего ЦК РКП(б) и СНК РСФСР с Советом обороны как его узкой коллегией, а также Президиум ВЦИК, члены которого сохранили определенные иллюзии в отношении своего места в советской политической системе. Вождю мировой революции пришлось выдержать серьезный натиск представителей второго эшелона большевистской верхушки, сгруппировавшихся вокруг Президиума ВЦИК и Секретариата ЦК РКП(б) и почти до открытия съезда объединявшихся персонально вокруг фигуры Я. М. Свердлова. В. В. Осинский, бывший в первом составе советского правительства председателем Высшего совета народного хозяйства, от лица оппозиции, оформившейся впоследствии в группу демократического централизма, настаивал на объединении всех трех властных центров под эгидой Президиума ВЦИК, в крайнем случае – на персональном объединении большевистского ЦК с Совнаркомом. В 1922 г., характеризуя деятелей оппозиции, вождь признал Осинского «громадной силой»[176 - XI съезд РКП(б). Март – апрель 1922 г. С. 152.] и констатировал: «У т. Осинского сильная его сторона – с энергией и нажимом наступать на то дело, за которое он берется»[177 - Там же. С. 151–152.], но при этом слабая – склонность к сведению политических вопросов к аппаратным.

Если большинство членов ЦК войдут в состав Совнаркома, рассуждал в 1919 г. В. В. Осинский, будут достигнуты «следующие преимущества. Во-первых, Совет народных комиссаров превратится в правительство в полном смысле этого слова. Он должен будет постоянно руководить политикой, т. к. там будут наиболее ответственные политические работники. С другой стороны, ЦК всегда будет находиться на месте, ему даже не придется заседать для решения отдельных вопросов, так как эти вопросы будут решаться в заседании Совета народных комиссаров. А если нужно будет решать вопросы более общего характера, то не трудно будет созвать Центральный комитет. Такая конструкция Совнаркома гарантирует наличие настоящего правительства, живо работающего. С другой стороны, действительно будет существовать [ЦК]. Против этого могут возразить, что тем самым мы нарушим деловую работу Совета народных комиссаров. Сейчас [СНК] состоит исключительно из деловых людей, и если не исключительно, то в значительной степени, из людей, в политических вопросах разбирающихся очень плохо (курсив наш. – С.В.), но хорошо знающих свои отдельные ведомства. И надо понять, товарищи, что эта ведомственность-то и вредит. Если правительство состоит из деловых людей, если оно является деловым кабинетом, то совершенно ясно, что здесь все будут говорить об интересах своего ведомства и будут спорить о границах компетенции своих ведомств, а общего политического руководства не будет. Обыкновенно правительство бывает сконструировано следующим образом: во главе каждого ведомства должен стоять ответственный политический руководитель, а при нем имеются деловые товарищи-министры. Так обстоит дело за границей, так это было и у нас раньше»[178 - Протоколы VIII съезда РКП(б). С. 193.]. Таким образом, В. В. Осинский предложил взять за образец государственный аппарат буржуазных стран и «гнилого царизма», с функционированием которого вообще-то старый большевик был знаком понаслышке.

Докладчик по организационному вопросу Г. Е. Зиновьев назвал это «главной плоскостью трений», ибо «трудно найти такой благословенный город в Советской республике, где бы на этой почве не было тех или других конфликтов между партийной организацией и советскими органами». Я. М. Свердлов, вспоминал Зиновьев, «рассказывал мне из своей практики и я имел в своей целый ряд таких фактов, что, например, партийные организации считали себя компетентными делать ассигнования на 500 тысяч, и когда заведующий казначейством, не имевший соответствующего документа, отказывался выдать деньги, его арестовывали. Дескать, как ты смеешь не слушаться комитета партии! Ясно, что со стороны партийного комитета такой образ действий был абсолютно неправилен, он вел к полной разрухе, к полному смешению функций». Но самое интересное заключается в том, что ответ на жизненно важный вопрос не было готово дать даже высшее руководство РКП(б). Зиновьев образно пояснил: ответить на этот вопрос так же трудно, как на вопрос: «Что выше… – рабочий класс или Коммунистическая партия?»[179 - Там же. С. 292.]

Съезд вынес абсолютно предсказуемое решение о взаимоотношениях партии и Советов: «Советы являются государственными организациями рабочего класса и беднейшего крестьянства, проводящими диктатуру пролетариата в течение того времени, пока отомрет какое бы то ни было государство. Советы объединяют в своих рядах десятки миллионов трудящихся и должны стремиться к тому, чтобы объединить в своих рядах весь рабочий класс и все беднейшее и среднее крестьянство. Коммунистическая партия является организацией, объединяющей в своих рядах только авангард пролетариата и беднейшего крестьянства – ту часть этих классов, которая сознательно стремится к проведению в жизнь коммунистической программы. Коммунистическая партия ставит себе задачей завоевать решающее влияние и полное руководство во всех организациях трудящихся: в профессиональных союзах, кооперативах, сельских коммунах и т. д. Коммунистическая партия особенно добивается проведения своей программы и своего полного господства в современных государственных организациях, какими являются Советы (курсив наш. – С.В.)»[180 - Там же. С. 428.]. Таким образом, РКП(б) оформила собственный примат над государственным аппаратом, что, несомненно, и стало отправной точкой к оформлению партийно-государственной системы Советской России и СССР[181 - См., напр.: Коржихина Т. П., Фигатнер Ю. Ю. Указ. соч.].

В марте 1919 г. в целях еще большего изъятия власти у Центрального комитета В. И. Ленин, как известно, провел на VIII съезде РКП(б) решение о создании Политического бюро ЦК РКП(б) (Политбюро, ПБ). Созданием Политбюро ЦК РКП(б) В. И. Ленин по сути признал главный результат свердловской деятельности в партаппарате – перемещение властного центра из государственных органов из партийные, на высшем уровне – из Совнаркома в большевистский ЦК, однако, верный политике «разделяй и властвуй», вождь попытался все же разделить всю полноту власти в стране между партийным аппаратом во главе с Политбюро и советско-хозяйственным механизмом во главе с Советом обороны.

Казалось бы, съезд также признал необходимым освободить партийные организации от занятий чисто государственными делами, с тем чтобы дать возможность спокойно заниматься своей работой советско-хозяйственному аппарату. В резолюции съезда по организационному вопросу было четко прописано: «Смешивать функции партийных коллективов с функциями государственных органов, каковыми являются Советы, ни в каком случае не следует. Такое смешение дало бы гибельные результаты, особенно в военном деле. Свои решения партия должна проводить через советские органы в рамках Советской конституции. Партия старается руководить деятельностью Советов, но не заменять их»[182 - Цит. по: Одиннадцатый съезд РКП(б). Март – апрель 1922 г. С. 418.]. По более позднему (1922) свидетельству Г. Е. Зиновьева, «партия стала привеском к Советам, в Советах стал заводиться бюрократизм, и мы дали лозунг – “Назад в партию!”, чтобы партия как таковая могла начать бороться с болезненными явлениями советской власти»[183 - Там же. С. 418.]. Тогда, в 1919 г., речь шла прежде всего о высших партийных и государственных органах[184 - См. выступление Г. Е. Зиновьева 1922 г.: Там же. С. 417, 418. В условиях Гражданской войны о разделении властей на местах никакой речи идти могло. Разве что напротив: о ликвидации противостояния на местах между губкомами отчасти с губисполкомами, отчасти с местными ЧК.], и главным образом о взаимоотношениях ЦК РКП(б) с ленинским Совнаркомом.

Вождю было выгодно балансировать между ЦК с надстройкой в виде Политбюро, с одной стороны, и Совнаркомом с надстройкой в виде Совета рабочей и крестьянской обороны – с другой. Обладавший феноменальной работоспособностью В. И. Ленин успешно решал вопросы в обеих властных институциях. Вождь «наслаждался чрезмерно», удерживая власть в партии, координируя действия по приближению мировой революции и руководя социалистическим строительством и, очевидно, искренне не понимая, что, взвалив на свои плечи совершенно непосильную ношу, он в лучших традициях ненавистного Николая I попросту загоняет себя в могилу. Самодержца, правда, хватило на 28 лет, но он и править начал в более раннем возрасте.

Впоследствии, в 1923 г., секретарь и член ЦК РКП(б), один из ближайших сталинских соратников В. М. Молотов справедливо объяснял решение 1919 г. следующим образом: в то время «…партийный комитет заменял советские органы», и было необходимо «…говорить (курсив наш. – С.В.) о разделении этих функций»[185 - РГАСПИ. Ф. 50. Оп. 1. Д. 46. Л. 13.]. Никакого разделения в действительности не произошло.

Изменения в верхах после создания Политбюро очень точно описал критически настроенный к ленинскому диктату и партийной бюрократии старый большевик В. В. Осинский в марте 1923 г.: «…в эпоху Гражданской войны […] была надобность в быстрых и смелых решениях. Тогда не могло существовать шестнадцатиголовое правительство, нужна была подвластная Директория (берем это слово отнюдь не как одиозную кличку, а как технический термин) из трех-пяти человек. Форма для нее была под рукой – Политбюро, которое может все решить. Другой ее ипостасью стал Сов[ет] труд[а и] обороны как малый военный кабинет. С тех пор положение целиком изменилось (с нэпом. – С.В.), а старые формы и навыки остались»[186 - РГАСПИ. Ф. 50. Оп. 1. Д. 6. Л. 198 об.].

В условиях Гражданской войны замысел вождя все же был отчасти реализован. Наиболее секретные вопросы, связанные с основными направлениями внешней и внутренней политики, были сосредоточены в руках Политбюро, а Совет народных комиссаров осуществлял социалистическое строительство, которое во время войны по определению не могло быть приоритетным направлением в повестке дня партийно-государственной машины. По точному замечанию В. В. Осинского (1923), «С каждым годом “пожарная” структура становилась все [менее] пригодной для систематического планомерного строительства. Если она могла держаться, то только потому, что личный фактор колоссальной силы, присутствие исключительно гениального и исключительно сильного по характеру и по воле человека [Ленина. – С.В.] преодолевало сопротивление допотопного аппарата, преодолевало нарушение простейшей логики организационной структуры. Но какого напряжения, какой потери сил ему это стоило? Не раз говаривал он на заседаниях СНК, что у него голова кругом идет от советской вермишели [второстепенных вопросов. – С.В.] и “ведомственной драчки” [цитата из ленинского признания 1920 г. – С.В.]. Во имя чего? Нужно ли было ему, чтобы центральный аппарат был построен именно так? Ведь он-то и при всяком другом построении, при всяких обстоятельствах был бы единственным руководителем. На него инерция аппарата, инерция положения в аппарате не могли действовать. Но эта инерция сильнейшим образом действовала на его ближайших помощников»[187 - РГАСПИ. Ф. 50. Оп. 1. Д. 6. Л. 198 об.]. Тут, видимо, все же имела место недооценка ленинских замов: к 1921 г. – А. Д. Цюрупы, позднее – А. И. Рыкова, а с 1922 г. – также Л. Б. Каменева. Причины ясны: В. В. Осинский безусловно признавал авторитет В. И. Ленина, но не его соратников.

В условиях появления и первых шагов Политбюро ЦК РКП(б) как властного центра контроль над советско-хозяйственным механизмом попыталось установить и Оргбюро как сокращенный состав Центрального комитета и альтернативный, вплоть до поражения Н. Н. Крестинского и его товарищей по Секретариату в Профсоюзной дискуссии, центр власти в партии. 11 апреля 1919 г. Ф. Э. Дзержинский, не вошедший в состав Политбюро и, за неимением лучшего, сосредоточившийся на работе в Оргбюро ЦК РКП(б), поставил на заседании Оргбюро в составе И. В. Сталина, Н. Н. Крестинского, Л. П. Серебрякова, М. К. Муранова, а также технического секретаря ЦК К. Т. Новгородцевой, ленинского наркома В. И. Невского, члена коллегии НКВД и члена Малого СНК С. И. Канатчикова, совнаркомовского аппаратчика М. М. Костеловской, члена Президиума ВСНХ Н. П. Глебова-Авилова и самого Дзержинского вопрос «о необходимости поставить учет и распределение партийных сил, занятых в советских учреждениях (курсив наш. – С.В.)»[188 - РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 3. Л. 18.]. На данном этапе Оргбюро не было способно поставить учет и распределение сил, тем более в советско-хозяйственном аппарате, на должную высоту, однако важен уже самый факт постановки масштабной задачи.

Вождь мировой революции старательно поддерживал дееспособность возглавляемого им советского правительства. 7 августа 1919 г. В. И. Ленин, у которого половина второ- и третьестепенных вопросов проходила под грифом «секретно», лично отредактировал и подписал постановление СНК РСФСР, широко пропагандировавшее деятельность советско-хозяйственного аппарата: «В целях распространения среди рабочего и крестьянского населения правильных сведений о деятельности комиссариатов и всех вообще советских учреждений и распространения статистических знаний о народном хозяйстве поручить Центральному статистическому управлению совместно с Комиссариатом народного просвещения организовать на площадях, [в] театрах, [на] вокзалах, в зданиях центральных учреждений Советской Республики и других местах сосредоточения населения сеть особо устроенных витрин и приборов с периодически меняющимися показателями о деятельности советских учреждений и статистических данных по социально-экономическим вопросам в форме картограмм, диаграмм, картодиаграмм, таблиц, картин, плакатов и т. п. изображений»[189 - РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10853. Л. 1 и далее.].

Для укрепления властных позиций Совнаркома В. И. Ленин использовал даже Центральный комитет РКП(б). В частности, именно высший большевистский орган, по свидетельству Г. Е. Зиновьева (1924), не позволил увеличивать число наркоматов и, соответственно, наркомов, обеспечивавших В. И. Ленину проведение его политической и экономической линии: «ЦК всегда отклонял планы образования новых комиссариатов. Никто так подозрительно не относился к образованию новых комиссариатов, как Владимир Ильич»[190 - XIII съезд РКП(б). Май 1924 г. Стеногр. отчет. С. 89.]. Дело было не только в борьбе с бюрократизацией, но и в препятствованию «размывания» персонального состава Совета народных комиссаров.

После создания Политбюро наркоматы, как и царские ведомства, стали работать отдельно друг от друга, притом что и раньше без В. И. Ленина скоординированной деятельности не получалось. 11 декабря 1919 г. нарком по иностранным делам Г. В. Чичерин нажаловался В. И. Ленину на товарищей по рабоче-крестьянскому правительству: «Постановлением Совета народных комиссаров от 23 сентября на всех наркомов возлагается обязательство давать Народному комиссариату по иностранным делам не реже раза в месяц сообщения о своей деятельности для передачи по радио за границу»[191 - РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 12021. Л. 1.], однако за все время было получено два таких сообщения от Наркомата по здравоохранению, одно от Наркомата социального обеспечения, ВСНХ и Наркомат просвещения перестали предоставлять сведения после выхода постановления, а остальные наркоматы «никаких сообщений для передачи по радио не представляли» вовсе[192 - Там же.]. В. И. Ленин распорядился внести запрос Г. В. Чичерина в повестку дня Большого СНК[193 - Там же.]. Связующим звеном в деятельности ведомств был В. И. Ленин как руководитель, который направлял их работу в нужное русло.

Эффективность работы аппарата Совнаркома, да и народных комиссариатов в годы Гражданской войны периодически вызывала у вождя приступы ярости. 22 июля 1919 г. он черкнул Л. А. Фотиевой: «Повесить: 1) секретариат Совета Обороны и СНК, 2) Компрод, 3) Компотель (Наркомат почт и телеграфов. – С.В.), 4) Комвоен – за волокиту и опоздание»[194 - Ленин В. И. Полное собрание сочинений: Т. 51. М., 1970. С. 20.].

На партийных съездах – как региональных, так и всероссийских – ставился вопрос о перетряске руководства советско-хозяйственным аппаратом. Так, в «Предварительных материалах Московского губкома РКП к 9-му партийному съезду», состоявшемуся в марте 1920 г., предлагалось поручить: «Новоизбранному составу ЦК […] произвести пересмотр состава коллегий всех комиссариатов и других центральных учреждений, замещая всех оторвавшихся от связи с местами и с рабоче-крестьянской массой работников новыми»[195 - ЦГА Москвы. Ф. П-2. Оп. 1. Д. 90. Л. 2.]. Инициатором выступили руководящие работники Московской губернии как традиционные сторонники группы демократического централизма, отстаивавшей права старых большевиков как «соли партии». Кроме того, стремление увеличить собственную значимость и оградить себя от притеснений со стороны центральных органов продиктовало следующее предложение: «а) о воспрещении наркомам делать какие-либо распоряжения исполкомам или их президиумам в целом, а также самостоятельно перемещать заведующих отделами без ведома исполкома, причем в случае необходимости отмены того или иного распоряжения исполкома или в случае необходимости предписания нарком должен обращаться в Президиум ВЦИК или Совнарком; б) о вхождении в состав исполкомов на правах отделов или подотделов (по принадлежности) всех учреждений (комиссий, комитетов и т. д.), имеющих общегубернское или общеуездное значение, причем они имеют право отдавать распоряжения только соответственным низшим учреждениям или ведомствам, в них представленным; в) о праве низших исполкомов контролировать (а уездным ревизовать) работу тех учреждений и заведений вышестоящего исполкома, которые расположены на территории низшего исполкома, немедленно доводя об этом до сведения вышестоящего исполкома; г) о разрешении губисполкомам передоверять свое право ревизии всех учреждений, находящихся на территории губернии, – уездным исполкомам; д) о приравнении реввоенсоветов армий по их назначению к губисполкомам и о воспрещении всем военным и гражданским властям взаимно ревизовать друг друга и применять друг к другу административное воздействие (надзор, обыски и пр.); е) о разработке ВЦИК инструкции, точно определяющей права уполномоченных Совнаркома и наркомов по ревизии местных исполкомов и их отделов»[196 - Там же.].

Система советско-хозяйственного руководства оставалась необыкновенно сложной и разветвленной. 31 марта 1920 г. на IX съезде РКП(б) вовсю обсуждалась идея реформирования советско-хозяйственного аппарата. В осознании необходимости реформы сходились такие деятели, как глава военного ведомства, член Политбюро Л. Д. Троцкий и член Президиума ВЦИК, вечный оппозиционер Т. В. Сапронов. Оба они признали необходимость создания «единого центра, управляющего экономической жизнью»[197 - IX съезд РКП(б). Протоколы. С. 145.]. По предложению Организационной комиссии была принята следующая резолюция о связи между хозяйственными комиссариатами: «Съезд поручает ЦК выработать в ближайшее время систему организационной связи между ВСНХ и другими, непосредственно связанными, хозяйственными комиссариатами (Наркомпрод, Наркомпуть, Наркомзем) в их повседневной работе, с целью обеспечения полного единства проведения хозяйственного плана, утвержденного съездом партии»[198 - Там же. С. 383.].

Между VIII (1919 г.) и X (1921 г.) съездами РКП(б) Совет народных комиссаров перестал быть основным центром власти. В. И. Ленина как вождя мировой революции, державшего руку на пульсе социалистического строительства, однако, очень быстро перестала устраивать недееспособность СНК как коллегии, которую разрывали на части наркомы, проникнутые узковедомственными интересами.

Глава 2. «Докапываться до сути, школить, учить, пороть всурьез». Ленин возрождает совнарком как центр власти

В составленных к IX съезду РКП(б) 15–17 марта 1920 г. тезисах видный партийный и военный деятель С. И. Гусев, рассуждая о том, какой орган следует сделать ответственным за проведение в жизнь единого хозяйственного плана, дал отнюдь не лестную оценку Совету рабочей и крестьянской обороны как потенциальному руководителю процесса: «Что такое Совет Обороны? – Это междуведомственная, согласительная комиссия, которая именно в силу своей междуведомственности не может дать твердых решений, а будет давать (и давала) решения половинчатые, ведомственные, согласительные, полумеры. Решения Совета Обороны – это соглашение между отдельными этажами Советского здания, из которых каждый заботится прежде всего о себе, себя считает на первом месте, в первой очереди. / Совет Обороны – это не железная рука, а рука мягкая, примирительная, успокоительная. / Если Совет Обороны в свое время был необходим (курсив наш. – С.В.) для того, чтобы согласовать действия и работу боевого фронта и тыла, то ведь теперь, при переходе к трудовому фронту, вопроса о трудовом тыле нет, ибо трудовой фронт везде и не имеет тыла. По своей конструкции Совет Обороны совершенно не приспособлен к этой задаче, ибо междуведомственная хозяйственная диктатура – это (почти невозможное внутренне) противоречие, междуведомственная диктатура – это междуведомственное бессилие. / Для проведения единого хозяйственного плана необходима железная рука, и если съезд не вырешит этого вопроса, то все его хорошие решения окажутся недействительными»[199 - Гусев С. И. Очередные вопросы хозяйственного строительства (О тезисах ЦК РКП). Материалы к IX съезду РКП [б.м.], 1920. С. 27.]. В. И. Ленину по определению не могло понравиться предложение сделать центром хозяйственного строительства, «железной рукой»[200 - Там же.], ВСНХ. Весьма характерны пометы вождя на 8-м тезисе С. И. Гусева: «В целях твердого и неуклонного проведения единого хозяйственного плана необходимо устранить многовластие, централизовать административную власть, введя единовластие, и перейти от дезорганизующей системы чрезвычайных уполномоченных к военной трудовой диктатуре Высовнархоза (подчеркнуто вождем, слева от абзаца – знак вопроса. – С.В.), с введением на равных (подчеркнуто вождем, справа от абзаца – два знака вопроса. – С.В.) правах в него, а также и местные совнархозы, лучших работников из коммунистов, работавших в Красной армии»[201 - РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 13444. Л. 16 об.]. Чуть позднее С. И. Гусев изменил свое мнение и выдвинул идею о необходимости создания нового органа – главтрудревкома как «единого хозяина, железной рукой объединяющего все […] хозяйственное строительство и с величайшей беспощадностью проводящего […] твердый единый хозяйственный план»[202 - Гусев С. И. Трудовые мобилизации и трудовые армии в Саратовской губернии: Матер. к IX съезду РКП. М., 1920. С. 13.].

С. И. Гусев следил за работой Совнаркома, не состоя в нем и не будучи, следовательно, внутри ситуации. Однако и ленинские наркомы приходили к тем же, отнюдь не утешительным, выводам относительно работы правительства. 31 марта 1920 г. нарком Н. А. Скрыпник констатировал: «В Совнаркоме мы заседаем до трех раз в неделю, но никакого объединения в управлении экономической жизнью от этого не получается»[203 - IX съезд РКП(б). Протоколы. С. 180–181.]. Для обеспечения единства хозяйственной политики Скрыпник предлагал «создать орган, который обеспечил бы новый план единой волей в области экономической политики», обладая «административной властью, государственной властью, государственным авторитетом»[204 - Там же. С. 181.]. В. И. Ленин, атакуемый со всех сторон предложениями о рационализации деятельности правительственного аппарата, не мог не понимать, что работа Совета обороны нуждается в серьезнейшей перестройке. Его ответом на критику стало создание в апреле 1920 г. на базе Совета рабочей и крестьянской обороны органа, о необходимости которого, в частности, говорил Скрыпник – Совета труда и обороны (СТО) РСФСР в качестве комиссии СНК РСФСР. То есть об оформлении понижения статуса созданного 30 ноября 1918 г. Совета в системе партийных и государственных органов РСФСР.