Мы, кто катит этот мир

Надо было что-то предпринять притом срочно. Созрела идея. На углу, просто на тротуаре, в клумбе обложенной камнем, росло дерево. Пальма, большая, с гладким стволом, чуть наклоненная в сторону проезжей части. Раньше, он это точно знал, на том месте стоял светофор. Убрали ради такой вот декорации? Живая? Бутафорская? Да какая разница!

Пиджак сброшен. Несколько вращательных движений и у него в руках надежная веревка, которой можно обхватить ствол. Подскочил, обнял шершавое дерево, схватился за рукава примитивной альпинистской экипировки. Дернул, проверяя на прочность. Уперся ногами, выпрямился. Двигаясь рывками, начал взбираться. Снизу послышались крики, громкие, радостные. Звучали аплодисменты, переходящие в бурные овации.

– Наверх! Наверх! Наверх! – нестройный хор голосов слился в ритмичные как стук сердца возгласы. Ноги – перехват руками. Ноги – перехват руками. – Наверх! Наверх! Наверх!

Подгоняли голоса, придавали сил. Казалось, еще немного и он действительно окажется на самой верхушке, там, где в тени перисто-рассеченных листьев висели то ли настоящие, то ли опять-таки бутафорские кокосы. Сорвет и…

Плоды пальм, какими бы те ни были, его нисколечко не интересовали. Поднявшись на две трети высоты не встречавшегося ранее в наших широтах растения, он остановился. Посмотрел налево, повернулся правее. Там, и уже достаточно далеко, виднелась карета, та самая, зеленая с золотом. Быстро двигалась она, еще немного и следующий перекресток. «Свернет же, скроется! Что делать? Все просто, надо догнать увозящий ее экипаж! Догнать и как можно быстрее, иначе никакой встречи не будет, как минимум, сегодня, а этого допустить нельзя», – сформировалась на удивление разумная мысль.

Надо было спешить. Он принялся лихорадочно соображать. Стараясь не выпускать из виду планомерно удаляющуюся мечту, посмотрел по сторонам, взглянул на ближайший дом, всерьез задумался над тем, не удастся ли догнать шустрый экипаж, бегая по крышам. Хорошая идея, вот только не в этот раз.

Перекрывая нарастающий рокот толпы явно расстроенной заминкой резвого верхолаза, прозвучал удивительно приятный звук – звонкий цокот подкованных копыт. Это была не просто идея, это был выход! Он взглянул вниз. Там, практически под деревом, стояла лошадь, черная, как смола. В седле сидел субъект в оригинальном одеянии, наверняка полицейский, вот только странный какой-то. В старинном мундире с саблей на боку…

– Хорошо все продумано. Просто до мелочей! – пробормотал он. – Даже патрульных в карнавальные костюмы нарядили! Наверняка чтобы из общей массы не выделялись. Но это неважно, важно то, что он мне сейчас поможет! Пусть и не по своей воле.

Пиджак, играющий роль страховочного пояса, ослаблен. Осторожно, стараясь не сорваться, во всяком случае, раньше времени, он начал спускаться. Остановился в метре над сидящим в седле полицейским, который с выражением растерянного любопытства разглядывал человека, что вспомнил о своих обезьяньих корнях, разжал пальцы и прыгнул. Не ожидавший такого поворота, блюститель правопорядка под улюлюканье зрителей свалился с лошади. Уже внизу, лежа на земле, служивый попытался вынуть саблю, но та или застряла, или была всего лишь частью оригинального карнавального костюма. Он же удобнее устроился в седле, наклонился и крикнул:

– Извини друг, но у меня нет другого выхода!

Мгновение и ему удалось убедить себя в том, что он умеет управлять живым транспортом. Еще мгновение и лошадь тоже в это поверила. Вздыбилась своенравная, проверяя решимость седока, мотнула головой в знак покорности и весело устремилась вперед, буквально вклинившись в толпу.

Новый способ передвижения ему сразу понравился. Умное животное, казалось, читало мысли человека и выполняло команды, не дожидаясь пока те будут озвучены. К тому же прохожие, которые не были склонны пропускать пешехода, не сопротивлялись, расступались, с готовностью уступая дорогу лошади и ее седоку. Если еще добавить тот очевидный факт, что с высоты седла гораздо лучше обзор, так и вовсе все вопросы отпадали, кроме разве что одного – почему он раньше не пользоваться столь удобным «транспортным средством»?

Немного поколесив по центру города, преследуемый ним экипаж свернул на менее оживленную дорогу. Почувствовав простор, четверка коней прибавила ходу. Карета поспешила вперед в неизвестность. При этом об одиноком всаднике не забывали. Несколько раз в заднем окошке мелькал яркий овал – лицо, скрытое желто-оранжевой маской. Она, вне всякого сомнения, она! Раскачивался силуэт, часто наклонялся, будто гримасничал, смеялась она над ним, никак ни иначе…

Переполненный отдыхающими центр города остался позади. Смолк шум толпы, затихли оглушающие звуки музыки. Затерялись где-то вдали высокие ухоженные дома, а с ними и зелень парков с прохладой скверов. Он оказался в районе, о существовании которого даже и не подозревал. Мрачное место, унылое. Куда ни глянь – покосившиеся хибары, обнесенные жалким подобием заборов, везде горы мусора, разруха, словом, одно сплошное запустение.

Стремительно изменяющийся пейзаж его нисколько не волновал. Он видел цель, видел карету, верил, что та, о ком его мечты, внутри роскошного экипажа, прочее же было даже и не вторично…

Лошадь, существо не только умное, но еще и сильное, несколько раз фыркнула, намекая на то, что ей ничего не стоит обогнать карету. Она даже оглянулась на седока, лукаво подмигнула, мол, к чему этот цирк, давай, а! Он рассмеялся, отмечая, что отлично понимает животное, покачал головой, целиком и полностью отдавая себе отчет в том, что правила есть правила, если она хочет, чтобы он ее догонял, то так тому и быть.

Вслед за трансформацией пейзажа менялась и дорога. Изменилось, точнее, исчезло покрытие. Сначала пропал асфальт, уступив место жалкому подобию брусчатки – дикому камню, кое-как вдавленному в грунт. После пропала и она, осталась только пыльная виляющая средь монотонных в своей зелени полей грунтовая колея.

Затерялся в бесконечных просторах город с его мрачным пригородом. Не было более урбанистических пейзажей. Был только темно-зеленый кустарник, скорее, высокая с широкими листьями трава. Покачивались бесконечные плантации, навевая грусть, что сродни унынию.

Служившая источником плотной серо-коричневой пыльной облачности, что расползалась по земле, карета притормозила, не иначе как пассажирка хотела удостовериться в том, что ее маневр не останется незамеченным. Лишь только воздух вернул себе толику прозрачности, экипаж снова тронулся, но поехал уже не прямо, а налево, свернул на другую, еще более узкую, практически незаметную на общем зеленом фоне колею. Опасаясь подвоха, он легонько ударил лошадь каблуками. Та недовольно фыркнула, но подчинилась – побежала быстрее.

Остановились на развилке. Условная дорога весело спешила куда-то вдаль, по левой же стороне виднелись два столба, поддерживающие широкую растрескавшуюся доску. Когда-то на ней было вырезано несколько слов, название некоего садового товарищества или что-то в этом роде, но к тому моменту от них остались лишь отдельные буквы.

Не преминув заметить, что седока занимают резные надписи, прагматичное животное не стало терять времени. Умная лошадь наклонила голову и принялась щипать густую насыщенно-зеленого цвета, будто недавно окрашенную, траву. Копыта перестали топтать окаменевшую от недостатка влаги землю. Размеренный топот сменился безмолвием. Абсолютным, густым и чуточку даже пугающим.

Сквозь нахлынувшую тишину пробились голоса. Они доносились одновременно со всех сторон. Разные, тихие, громкие, успокаивающие и пугающие. Несколько женщин пели печальную песню, кажется, кто-то плакал навзрыд. Откуда-то из-за сплошной стены высокого кустарника, размеренные и неотвратимые, как звуки маятника, долетали монотонные хлопки, будто кто-то выбивает ковер.

Все это разом навалилось на него. В одно мгновение ним овладело отвратительное чувство, ощущение того что ситуация неумолимо выходит из-под контроля. Давненько с ним подобного не случалось!

Нервозность передалась лошади. Она перестала щипать траву, повела ушами, повернула голову, искоса взглянула на седока. Тот рассеянно кивнул, она неторопливо побрела вперед.

Несмотря на то, что новая дорога, точнее, колея, была еще хуже, чем та, с которой он свернул, ехать было удобнее. Причиной тому служило природное украшение – ровный строй старых деревьев, растущих по обеим обочинам. Густые кроны дарили тень, радовали относительной прохладой. Тут еще птицы подключились, окружили веселыми трелями случайного путника…

Прошли совсем немного. Буквально несколько десятков шагов и деревья украшавшие колею отступили. Умная лошадь и окончательно растерянный ее всадник вышли на не слишком широкий, зато изрядно вытянутый в длину двор. Большую его часть занимала клумба, также прямоугольная, но со скругленными углами. На ограниченном каменными бордюрами пространстве густо росли, радуя красотой и опьяняя запахами, цветы. Выгодно дополняли картину струйки фонтанчиков, что пробивались из-под живого ковра, пульсировали они, разбиваясь в водяную пыль, на которой вспыхивали и меркли небольшие радуги.

Под копытами лошади проглядывала брусчатка, настоящая, сложенная чьими-то умелыми руками, но слишком уж запущенная. Скрывал красоту слой нанесенной почвы, а в промежутки между соседними камешками то тут, то там пробивалась трава.

В дальнем конце очищенного от деревьев и украшенного цветами пространства виднелся роскошный особняк. Там, у нижней ступени лестницы ведущей к входным дверям стояла карета. Та самая, зеленая с золотом. Пассажирки видно не было, но на козлах сидел худощавый смуглый мужчина среднего возраста, облаченный в расшитый серебром костюм и с удивительно живописной широкополой шляпой на бритой голове.

Голова под шляпой качнулась, будто кивнула. Не иначе как возница убедился в том, что экипаж заметили. Рука с кнутом поднялась вверх, описала в воздухе дугу, отчетливый послышался хлопок. Карета тронулась и медленно покатила в дальний конец двора, туда, где можно было видеть невысокие, слегка покосившиеся хозяйственные постройки.

Чувствуя напряжение, что не покидало седока, лошадь неуверенно переступила с ноги на ногу. Воровато огляделась, поняла, что никто не обращает на нее внимания, ступила шаг, затем еще один. Как несложно догадаться, ее заинтересовала свежая зелень на клумбе, и вряд ли интерес был обусловлен исключительно любовью к красоте во всех ее проявлениях.

Не дано было сбыться мечтам животного. Седок вовремя заметил хитрый маневр и легонько ударил лошадь каблуками. Та фыркнула, на этот раз громко и выразительно, всем своим видом стараясь показать, что умные млекопитающие думают о таких вот людях, как он. Снова скосила глаза, взглянула на благоухающую зелень, после опять на седока. В глубине огромных глаз светилась, угасая, надежда.

Еще один удар каблуками в бок. Все стало ясно. Тяжело и совсем уж по-человечески лошадь вздохнула.

Целиком и полностью отдавая себе отчет в том, что пауза затянулась, а безмолвная перепалка с животным лишь способ отсрочить время принятия решения, он огляделся. Казалось, вот он дом, зайди да разберись, но нет же! Странная до нелепости мысль поселилась в его голове, он вдруг подумал о том, что приличные люди без приглашения в гости не ходят. Вот откуда у него такие мысли?

– Похоже, таковы правила, ее правила, – пробормотал он, продолжая нервно оглядываться. – Подумать только, всего лишь пару дней назад я о таких мелочах и не задумывался, а вот теперь…

Лошадь все еще не смирилась, ей совершенно не нравилось стоять без движения, к тому же на единственном месте во всей округе, где не росла трава. Она еще раз фыркнула, теперь уже с отчетливо слышимыми нотками призрения. Несколько раз ударила копытом о камень, резко повернула голову, призывно заржала, ожидая хоть какой-нибудь реакции.

Тем временем в дальнем конце двора проявилось движение. На крыльцо особняка вышел высокий статный мужчина в лоснящейся изумрудно-зеленой ливрее. Слегка несуразный образ. Даже на достаточно внушительном расстоянии было видно, что старомодный гидрид пальто и пиджака на пару размеров меньше, чем требуется при богатырском того телосложении. Ткань обтягивала по-настоящему атлетическую фигуру, сковывала движение. Лицо неизвестного закрывала черная в цвет коже полумаска, как напоминание о том, что время карнавала все еще не прошло, на руках же контрастные белели перчатки.

Облаченный в ливрею атлет потоптался на месте, поглядывая на нерешительного гостя. Тот по-прежнему сидел в седле, не решаясь подъехать к дому. Как долго продолжалась бы эта немая сцена неизвестно, но вот в проеме двери мелькнула тень. Человек на пороге вздрогнул, моментально сжался, будто его ударили по голове, повернулся, низко наклонился куда-то в темноту, застыл в поклоне. Спустя мгновение распрямился, но медленно и как бы с опаской, не иначе как боялся порвать тесную одежду, склонил голову и, шагая быстро, но маленькими шажочками, направился к стеснительному всаднику и заметно нервничающей его лошади.

Подошел. Остановился. Низко поклонился. Пробормотал несколько слов. Выпрямил спину, не поднимая головы, замер, поглядывая на гостя снизу вверх.

– Здравствуйте, – чувствуя, что самое время что-то сказать, и начинать разговор выпало именно ему, седок кивнул в знак приветствия. – Слушайте, я толком не понимаю, где оказался, но хотел бы поговорить с женщиной, которая приехала в той карете. Я на самом деле…

Чернокожий незнакомец в тесной ливрее покачал головой. Громко и с отчетливым оттенком пафоса в голосе что-то продекламировал на незнакомом языке. Снял перчатку. Рукой с насыщенно-шоколадного цвета кожей показал в сторону роскошного особняка. Внимательно, чуточку заискивающе взглянул на гостя, низко поклонился. Седок инстинктивно пожал плечами.

– Простите, но я вас не понимаю, – пробормотал он, стараясь разобраться, что тому причина: иностранный язык, невнятное произношение или и то, и другое вместе взятое.

Лошадь быстро замотала головой, похоже, все эти бессмысленные переговоры ей изрядно надоели. Она в очередной раз фыркнула, теперь уже безразлично, ступила шаг к обочине и пожухлой траве, решив, что если приближаться к аппетитной клумбе ей нельзя, то поесть у края двора ей никто не помешает.

Ошиблась. Чернокожий атлет схватил уздечку и быстро, смешно глотая гласные, что-то залепетал.

Чувствуя необъяснимо-отвратительное ощущение от того, что кто-то другой держит его лошадь (пусть даже та и не совсем его), он спрыгнул на землю. Отмахнулся от лепечущего что-то неразборчивое сопровождающего и махнул рукой, мол, пошли уже хоть куда-нибудь…

Приблизились к крыльцу. К тому моменту там собрались люди, десятка два, никак не меньше. Они выстроились на ступеньках. Красиво построились, парами, по росту. Кто высокий – ниже, кто низкий – выше. Словом, хоть доставай камеру и делай общее фото на память.

– На редкость грамотно подобранная массовка, – промелькнуло в его сознании, лениво протестующем против того, что происходит.

Трудно не согласиться со справедливостью подобной мысли. Действительно красиво. Женщины в пышных старомодных платьях с талиями, подчеркнутыми туго затянутыми корсетами, на головах шляпки, украшенные перьями красивейших птиц. Их сопровождали мужчины в строгих костюмах, классического, скорее, древнего фасона. Лица каждого из присутствующих скрывали маски, отлично подобранные к одежде, к ней же небольшой атрибут. Женщины все как одна с веерами, мужчины с тонкими франтовскими тросточками. Вся эта пестрая компания размеренно покачивалась как один живой организм. Каждый составляющий ее индивидуум дышал одним дыханием со всеми, при этом все они оживленно о чем-то переговаривались, доверительно склоняясь друг к другу. Раскачивались, волнами, стараясь успеть переговорить с каждым, услышать каждого, вертели головами, не забывая посматривать и на него…

– Здравствуйте! – он давно уже понял, что сам приветствия не дождется, следовательно, начинать ему.

Люди на крыльце замолчали и все, как один посмотрели на него, жаль лиц не видно, маски скрывают эмоции, но ему показалось, что встречающие обескуражены, а может, просто удивлены. Все так же синхронно они переглянулись и тут-таки взорвались настоящим хором приветствий. Он даже растерялся от столь неожиданного радушия. Волной, отступающей от берега, они сбежали с высокого крыльца, бросились к нему. Обступили. Мужчины протягивали ладони для рукопожатий, женщины приседали в реверансах, наперебой подавая руки для поцелуев. Каждый счел своим долгом поинтересоваться его делами, здоровьем, все желали удачи, успеха, что особенно приятно, все это на чистейшем русском языке. Внятном и разборчивом…

– Достаточно! – властный окрик заглушил хор приветственных речей. Было что-то особенное в этих нотках, что-то, что притягивало и отталкивало одновременно. Знакомый голос, а вот той ли он принадлежит? – Хватит уже. Пропустите нашего гостя, сколько можно держать его на солнцепеке.