* * *
Среди творцов перезагрузки
российской не было меня —
я жил, как будто мышь-норушка,
но независимость храня.
Удары отражал неловко
и не любил любую власть.
Но в том, наверно, мышеловка,
что сыр бесплатный не украсть.
Отправлен я в бессрочный аут,
поскольку выгнали взашей.
Тот сыр сейчас распределяют
лишь среди правильных мышей.
А мне достались только крохи
от неохватного куска
моей неправильной эпохи,
что не осмыслена пока.
* * *
Несёт нашу утлость навстречу седым бурунам,
с невидимым злом невозможно открыто бороться.
Где рашпили скал, где их зубы, не ведомо нам —
мы в море безбрежном без компаса, карт и без лоций.
Плывём и не знаем, что ждёт и где будет ночлег,
штормит на душе, только в прошлое нет нам возврата.
Ещё есть надежда, что всё же причалит ковчег
к заветному берегу где-то вблизи Арарата.
И мир мы устроим какой-то, наверно, другой —
без ссор и вражды, без сосущей трясины болота,
где вспыхнет в глазах исцеляющий звёздный огонь
и сердце поёт, ожидая бескрайность полёта.
.
* * *
Опять направленно штормит,
и исчезает голубое,
и вновь беда, как мессершмидт,
проносится с протяжным воем.
Когда вокруг сплошной кошмар,
в тот ураган и водокруты
с размаха падает плашмя
душа, что не нашла приюта.
Она не знала благодать
и ничему была не рада.
Наверно, надо помолчать
и шапку снять, наверно, надо.
* * *
Я уже ни за что не мог
жить беспечной жизнью стрижа —
распустилась, как анемон,
ветровая моя душа.
Но умерив былую прыть,