***
Мунин вздохнул:
– Как плохо всё. Я думал эта сага – лирическая мелодрама.
Хугин спросил:
– А это что?
– Мунин взмахнул крылом:
– Ты что не видишь? В ход пошли яды. Значит – это драма. Верней, трагедия. Пока для лошади, но это лишь начало.
Глава 4
Ода после ужина зашла в комнату к Сольвейг и с порога сказала ледяным голосом:
– Раз ты не хочешь отступиться от предназначенного мне судьбой жениха, переселяйся к дяде. Я уже не могу тебя здесь видеть. Ты меня просто бесишь!
Бывшая подруга не заплакала. Она уже в достаточной мере пережила эту ситуацию, когда Ода стала для неё совсем чужой.
– Хорошо, Ода, я так и сделаю. Это все указания, госпожа?
Последнее предложение она произнесла язвительно, намекая на обидные слова, сказанные накануне дочерью конунга.
Ода только хмыкнула в ответ, мрачно оценив язвительность девушки:
– Все. Пока что все, моя прислуга, – и демонстративно развернувшись, сделала шаг к выходу из комнаты.
Сольвейг это немного завело, и она не удержалась от развития пикировки:
– Да, госпожа. Вы должны знать важное, – Ода застыла, а Сольвейг продолжила: – Вы должны знать, что Хрёрек любит, но не вас.
Лицо Оды приобрело черты её всесильного отца, но она сдержалась. Сольвейг это только подзадорило, и она воткнула иглу в сердце подруги ещё глубже:
– Вчера у пруда мы весь вечер целовались.
– Ты нагло врёшь!
– Он признался мне в любви.
– Тварь! – Ода подошла к девушке и залепила ей пощёчину. – Врунья! Ты нагло лжёшь!
– Мы друг друга любим! – Сольвейг выкрикнула это, даже не обратив внимания, на побежавшую из губы кровь и тут же получила ещё одну пощечину.
Стерпев и эту боль, она крикнула, находясь уже в истерике:
– Никто! Даже боги! Нас никто не разлучит!
Ода вцепилась двумя руками в волосы девушки, но вдруг неожиданно одумалась, разжала ладони и посмотрела на них, словно вопрошая себя: «Что же я творю?» Развернулась и выскочила за дверь, переживать свои обиды в полном одиночестве.
Глава 5
В этот же день, когда уже стемнело, во дворе дома Вебьёрг продолжала кипеть работа. Вальдир и Барри подгоняли новую броню под тело херсира. А Драго чистил лошадь, привязанную к столбу.
– Сир, я на рынке взаймы одежду взял, ту, что под бронёй ярлы и херсиры носят.
Вальдир сначала положительно среагировал на эту новость, но потом махнул рукой:
– Не надо. Мне шкура росомахи – к везению. Не буду я её менять до окончания турнира ни на что другое.
– И я не буду убеждать тебя в обратном. За Росомаху Кожаные штаны все кругом болеют. Нам это в помощь, да и только.
Подошёл Драго:
– Хозяин, у ворот какая-то женщина спрашивает вас.
– Женщина? – Вальдир встрепенулся. – Где?
Драго отвёл его за ограду, где в темноте проглядывал женский силуэт. Но сделав два шага, херсир сразу растерял весь запал энтузиазма. Это была женщина среднего возраста, одетая, как служанка. Увидев его, она сразу подошла и спросила:
– Вальдир Кожаные Штаны тебя зовут?
– Нет. Меня Вальдир зовут. И ни как иначе.
– Ну, да. Прости. Меня прислали тебе на ухо передать два слова. Пусть этот детина подальше отойдёт.
– Драго, скройся с глаз. Я тебя слушаю.
Женщина перешла на шёпот:
– Здесь недалеко усадьба конунга.
– Я знаю, – херсир напрягся весь в предчувствии нечаянной встречи.
– Молодая красавица там есть одна, которая день и ночь о тебе думает. Она огнём любви пылает.
Сердце херсира забилось в два раза чаще, загоняя кровь в лицо, стуча в висках и парализуя ноги. Женщина продолжила:
– Мне поручено, если ты согласен, проводить тебя для встречи с ней.
Херсир был согласен. Они сели в двуколку и, не сказав никому ни слова, растворились в темноте. Барри, увидев возвращающегося в одиночестве Драго, спросил его:
– Ты куда увёл берсерка?
– Там женщина какая-то к нему пришла.
– Что? Хорошенькая?