Пальчики

Ох уж эти испанцы! Они такие честные! Дали нам целые сутки на то, чтобы спрятать деньги. Вот только куда спрятать? Возвращаясь к месту нашей высадки на берег, мы обменивались впечатлениями.

– Это капкан! Очень удивлюсь, если мы из него выкарабкаемся.

– Скажи спасибо, что ты едешь в машине, а не сидишь в кутузке.

– Надо было выкинуть деньги в море.

– Больше ничего не придумал?

– Это было бы для нас лучшим выходом. Завтра полицейские обнаружат наши «лямы» и мы уже не отмоемся. Это будет моя вторая ходка.

– Хватит ныть!

– А что остаётся делать?

– Ты мужик – тебе и решать.

Вернувшись, я осмотрел весь наш дом. Спрятать деньги в нём было невозможно. Ни подвала, ни чердака, ни потайных помещений. Засунуть под кровать? Глупо. Сорок мешков с деньгами не просто привлекут внимание. Они туда даже не влезут. Я завёл моторную лодку и прошёлся на ней вдоль берега. В одну сторону сразу начинались домики для отдыхающих, в другую скалистый обрыв без признаков наличия пещер или каких-нибудь углублений. Может, где-нибудь есть подводная пещера? Я неоднократно видел в кино, как главный герой нырял, входил в подводную пещеру и выныривал в сухой её части. К примеру, так было в фильме «Граф Монте-Кристо» с Жаном Маре в главной роли. Шансов практически – ноль. Но делать что-то надо.

– Альваро, у тебя есть акваланг на прокат?

– Есть. Ты умеешь им пользоваться? Или тебе нужен инструктор?

– Нет, инструктор мне не нужен. Я опытный аквалангист.

Мы пришли с ним в сарай. Это было фундаментальное сооружение в два этажа с воротами, выходящими на берег бухточки у самой кромки воды. О-па, на! Я понял куда мы спрячем деньги. В углу сарая примостились три огромные дубовые бочки, литров по восемьсот каждая.

– Что тут делают бочки?

– Это остатки былого богатства. Дед занимался виноградарством. Тогда туризм ещё не был так развит. Многие выращивали виноград или ловили рыбу. Затем отец соблазнился и продал виноградники под застройку. Они начинались прямо здесь, – показал он рукой на холм. Эти бочки случайно в сарае завалялись.

Оценивающе похлопав их по бокам, я спросил:

– Можно я их поставлю возле дома?

– Зачем это?

– С детства мечтал сидеть на террасе с видом на море и пить пиво, ставя кружку на перевёрнутую бочку. Мечта может исполниться.

– Нет проблем. Давай, перенесём.

На следующий день к нам прибыла полиция. Инспектор в сопровождении двух сотрудников поднялся на борт катера и изрядно его прошмонал. Затем он взглянул с кормы в прозрачность прибрежных вод и присвистнул:

– Странно, что вы не распороли брюхо об эти камни.

– Ничего странного. В Скандинавии я и не такое проделывал, – ложь уже привычно соскальзывала с моего языка.

– Что же вы не получите документы на право управления судном?

Я пожал плечами. Инспектор улыбнулся:

– Хорошо, капитан. Удивлюсь, если вы сумеете его отсюда вывести. Считайте, что вы отделались штрафом. Но экзамен надо сдать. Когда будете в городе, найдите меня, я вам всё покажу и расскажу.

Я выдохнул – слава богу, всё прошло удачно. Но оказывается, что в Испании различные силовые структуры имеют одинаковые права и обязанности. Я так и не разобрался, чем обязанности национальной полиции, отличаются от обязанностей местной полиции или национальной гвардии. Это я к тому, что инспектор неожиданно пошёл в снятый нами дом, чтобы убедиться, что мы туда не перетащили контрабанду или не спрятали мигрантов из Африки. Оказывается, он имел на это полное право. Всё тщательно осмотрев, и естественно, ничего не найдя, он протянул руку для прощания, но в последний момент уставился на бочки:

– А бочки здесь что делают?

– В бочках ничего, кроме зеленого вина, нет. Оно такое зелёное, что видит бог, никогда не созреет, – моё красноречие вновь вырвалось наружу.

– Ну, ну, – промолвил служака.

– Да это я их сюда поставил, – взмахнул по южной привычке руками Альваро. – Нельзя что ли?

Инспектор перевёл на него взгляд, кивнул головой и удалился.

Я не стал вновь выдыхать воздух спокойствия из лёгких. Вдруг этот тип снова вернётся? Но этого не произошло.

Пальчики оближешь!

Мы стали жить счастливо и спокойно. Теперь мы были влюблённой парой, занятой исключительно собой. В общем расслабились мы так, словно впервые в жизни получили отпуск. И он оказался медовым. Нас никто не нашёл. А, может, и не искал? Меня-то уж точно не за чем было искать. Какое отношение к главарю русской мафии имеет еврей, сбежавший в Германию от ужасов путинизма? Судя по европейской прессе, я и на самом деле сбежал из застенок ада. Бот тоже был оформлен на несчастного еврея. Никому и в голову не могло прийти пробивать экипаж этого ржавого судна на причастность к русской мафии, устроившей шухер в Андалусии. Русская мафия, судя по публикациям в прессе – это чокнутые, зажравшиеся миллиардеры, угрожающие бедным испанцам с третьей палубы своих крейсерских яхт. Наш корабль к классу яхт нельзя было отнести даже в очень пьяном виде. Значит, и к мафии мы не имеем никакого отношения. Но с Настей было всё сложнее. У неё, конечно, сохранился российский паспорт. Но показывать его полиции было нельзя. Проживала она в Евросоюзе в качестве гражданки Испании. Испанцы, конечно, очень честный народ. Коррупцией он понятия не имеет, как заниматься. Но факт, есть факт. Настя получила испанское гражданство не за пять лет, не за три года и даже не за один. А всего за три месяца. Но повторюсь, никто не мог связать скромную девушку, проживающую в самом скромном месте Мальорки с русскими олигархами. Возможно, что у полиции вполне резонно могли возникнуть вопросы к жене Константина Урышева. Но какое дело его жена могла иметь к ограблению банка или к наркоторговле? Никакого. Это точно. Никто на неё заявления не писал. Урри, наверняка, этого не делал. Может, он даже и не знал, что его ограбили, надеясь в своей тюрьме, что полиция не нашла скрытый в подвале потайной вход в хранилище. Его и на самом деле трудно было отыскать. Вход был искусно замаскирован под обычную стену. И открыть его мог только хозяин. Ну, или хозяйка, как в нашем случае.

Дни побежали вдогонку друг за другом. Я и Настя были счастливы и спокойны. Обычно мы выходили из нашей «крепости» часов в одиннадцать. Затем шли купаться. Что? Сезон закончился? Вы же забыли – мы русские. То, что немцу холодно – нам парное молоко. Да и о чём говорить? Температура воды в море опустилась ниже 20 градусов только в декабре. Солнце тоже было достаточно активным, чтобы с превеликим удовольствием купаться в его лучах. Вспомнился почему-то Питер, где особо теплолюбивые наши сограждане приходят с конца февраля на Заячий остров, чтобы раздеться до трусов и прижаться к стене Петропавловской крепости. Так они загорают. Немцы на такое способны? Что ты! Нет, конечно. Потом мы садились в купленный нами компактный «Audi A1» и разъезжали по острову, не забывая каждый день класть наличные на заведённые нами многочисленные банковские карты. Правда, оказалось, что за три месяца нам успешно удалось внести всего лишь сотую часть нашего состояния. Рассчитываться в ресторанах и в магазинах мы старались исключительно бумажными купюрами. Для этого к нашему неудовольствию приходилось каждый раз конвертировать доллары в еврики. Вечером мы накрывали стол на терраске и пили вино или пиво, любуясь видом на море. Естественно, накрывали на бочках. Бочки были рассохшимися и легко пропускали капли дождя. Но зелень, лежащая в них, по-прежнему находилась в водонепроницаемых пакетах. Мы вытащили один мешок с 5 миллионами, а остальные законопатили. Не так чтоб сильно, но хитро. Для того, чтобы взять деньги из бочки, теперь надо было её перевернуть, вытащить секретные штифты и удалить специальную смолу, которая для непосвященных создавала иллюзию законопаченной намертво бочки. После этого дно можно было снимать и вытаскивать пакеты с деньгами. Теперь я воочию познал смысл фразы: «Деньги на бочку!» Для нас она означала «вытащить бабло из этой деревянной тары». Начиная с февраля месяца, мы стали ходить на корабле во Францию и в Италию. Нет, не на ботике. За это время я прошёл три курса обучения в яхтенной школе в Пальма-де-Мальорка: на шкипера прогулочных судов, яхтенного шкипера и в конце концом – яхтенного капитана. Последний сертификат позволял мне выходить в море без ограничения расстояния удаления от береговой линии. Также я получил право приобрести собственную яхту, что мы с Настей и сделали. Яхта была классная, но небольшая – 13, 5 метров в длину и с двумя спальными каютами на четырёх человек. Нам нравилось спать в большой кормовой каюте. По традиции мы дали яхте собственное название – «Snowball». Что переводится…, правильно вы подумали – «Снежок». О ботике мы тоже не забыли. Для него с согласия Альваро на скале, выдающейся в море, был сделан основательный бетонный постамент. Мастера красиво разукрасили судно и водрузили его на вечную стоянку. С нашей террасы он был хорошо виден. Старый ботик напоминал нам о счастливом бегстве из Марбельи. Прибыв во французские и итальянские порты, я обычно звонил маме, чтобы она не беспокоилась. Удивительно, но по её словам никто меня не искал и даже не интересовался моей судьбой. Воробьёв вообще оборзел. Друг называется. Мог бы и спросить мать, где я. Снежок никому не звонила, так как у нею после смерти матери в России не осталось никого: ни родственников, ни подруг. Странная она, конечно, девушка. Не такая, как все.

Часть шестая

Фигура из трёх пальцев

Вроде – живи и радуйся. Всё так хорошо. Но богатыми и счастливыми мы были не очень долго. Я не думал, что это так проблематично быть богатым. Очень богатым. Эти двести миллионов сделали мою жизнь несчастной. Спросите – почему? Проклятое богатство тянула мои с Настей отношения безудержным балластом на дно. Решили, что я дурак? Точнее – придурок? Может быть, может. А куда, скажите девать эти мешки, набитые валютой? Сдать в банк? Вы правда так считаете? Представляете, подруливаю я на машине к банку и начинаю туда таскать мешки с деньгами. Зачислите, пожалуйста на мой счёт двести миллионов долларов, которые мне подарила бабушка на День рождения. Угу. Знаете, что дальше будет? Не знаете? Деньги зачислят. Банкиры такие же жадные люди, как и многие из тех, через руки которых проходят большие суммы денег. Они будут мне улыбаться, предлагать на выбор: чай, кофе, какаву, пиво, ром, водку, бренди, коньяк, массаж, рулетку, девочек, наркотики. Про девочек и наркотики это я просто так, для эффекта. Но на следующий день дверь моего дома будет работать с эффектом входных дверей метро. Она не будет успевать закрываться. Ко мне в очередь выстроятся: полицейские всех испанских мастей, фэбээровцы, налоговая полиция, интерполовцы, русские бандюганы, испанская мафия, Коза-Ностра, фээсбэшники и пожарная инспекция, так, на всякий случай. В надежде, что им тоже что-нибудь перепадёт. Но не класть деньги в банк совсем проблематично. Оставлять их в бочках бесконечно долго нельзя. Это и жуку-короеду понятно. Не всю же жизнь мы собирались жить на задворках маленького испанского городка Кала Льомбардс? Нам хотелось путешествовать. И вообще – иметь собственное пристанище. Куда девать эти мешки с деньгами? Брать с собой? Оставлять в номере под кроватью, а на дверь вешать табличку «Не беспокоить»? Ну день, два, неделю так можно поступать. Но затем горничные взломают дверь в нестерпимом желании непременно навести в нашем номере порядок. Да, можно ещё купить дом. Но дорогой дом тоже не купишь. Он стоит не один мешок денег. Как рассчитываться? Покупатели не дураки. Они испугаются и сразу накапают, куда следует. Да, можно купить за наличные полукриминальный домишка в совершенно бандитском районе. Но от этого проблем не убавится. Куда в таком доме деньги девать? Под кровать опять засовывать? Или того хуже – купить пять огромных сейфов и затащить их в дом? Думаете сейфы в таком районе никто не заметит? Ещё будучи студентами, Воробьёв и я купили как-то два ящика пива – на дачу к друзьям на шашлыки. Выезжать собирались рано утром, поэтому оставили их на ночь в багажнике Серегиной машины. Думали, что в этом нет ничего опасного. Но оказывается, кто-то заметил ящики с пивом, когда Воробьёв на минуточку вечером открывал багажник. Этот «кто-то» ночью каким-то образом аккуратно вскрыл его авто и спёр наш любимый пенистый напиток. Нам, конечно, было тогда очень обидно. Тем более, что мы обнаружили пропажу уже на даче. Поэтому идею с сейфами я отмёл сразу. Не хотел повторений переживаний по близкому по ощущению утраты поводу. Две сотни миллионов баксов – это всё равно, что два ящика пива. Обида будет не меньшей. Я тогда целую неделю места себе не находил, что какой-то гад с наслаждением похлёбывает моё кровное пивко. Думаю, что пропажа сорока мешков денег принесла бы мне не меньшее огорчение.

Поэтому за всё время нашего совместного проживания на Мальорке выход из создавшегося положения так и не был найден. Да, с одной стороны – всё было классно. Занятие спортом и плавание в таком чудесном месте изрядно укрепили моё здоровье и налили мышцы красивыми формами, украшающими мужчину. Жаль в голове ничего не прибавилось. Да, здорово было. Мы посетили Ибицу и другие места, где окунулись с головой в веселье вечеринок в клубах и ресторанах. А эти ночные гуляния под луной, жаркие объятия, страстные поцелуи и … сумасшедший безудержный секс. У-у-у… Никогда не думал, что буду получать столько удовольствий от совместной жизни с сомнительной девушкой, меняющей парики, как перчатки. Но не стоит никогда зарекаться. Да, всё вроде было хорошо. Немного наваливалась тревога, когда мы возвращались домой. Что если в наше отсутствие чужие рты выпили наше такое беспросветно зелёное сухое вино? Но всё, слава богу, было спокойно. Бочки стояли на месте, а их содержимое приятно шуршало при покачивании.

Такой странной уединённой жизнью мы прожили до апреля следующего года. «Вино» благополучно продолжало зеленеть в бочках, а наша любовь постепенно стала покрываться зелёной плесенью взаимного раздражения. Мы, если честно, за несколько месяцев совместной жизни друг другу просто осточертели. Ну, правда, что это за семья, которую связывает только постельная страсть и три бочки с зелёным содержимым? Очень хотелось иметь настоящую семью. Я мечтал об этом. Мечтал, чтобы у нас был настоящий дом, дети, друзья. Чтобы никогда не бояться каждого шороха. Чтобы жить тихо, спокойно, можно даже сказать, умиротворённо. Всего этого у меня не было. Не знаю, ради чего люди дурят друг друга, обманывают, крадут, предают друзей, отца и мать. Ради чего? Ради того, чтобы спать в обнимку с бочкой денег и считать на основе этого, что ты самый умный и счастливый? Мне этого было не надо. Не нужен мне большой дом со множеством слуг, как мечтала Снежок. Нафига мне в моём доме огромное количество слуг? Нет, я понимаю, что это кайф, измываться над прислугой и умирать от счастья, что все вокруг раболепствуют перед хозяином. То есть, перед тобой. Уже неоднократно говорил, что я был воспитан совсем другим человеком. Простым и доверчивым. И удовольствия от унижения других людей никогда не получал. Мне такая жизнь претила, раздражала и была не в кайф. Она напоминала мне ситуацию с гражданином Корейка, который жил на одну зарплату и получал жизненное удовольствие только тогда, когда забирал на время свой чемоданчик с миллионом на почте. Мы со Снежком прожили эти месяцы на Мальдивах точно так же, как гражданин Корейка. Единственное, что нас никто не бомбил телеграммами «грузите апельсины бочками тчк братья карамазовы». Хотя бочки в нашей жизни тоже присутствовали. Не желал я убогой жизни богослова Саймона Роллза, который решил владеть алмазом «Око света» «тайно и бескорыстно, чтобы возвыситься над всеми». Вы помните, что сказал ему принц Флоризель? Нет? Я напомню: «Его новый владелец и не подозревает, что над ним занесен кровавый меч судьбы». Я тоже прожил все эти меясяцы с постоянным ощущением, что надо мной кто-то что-то занёс. Я не хотел тайно чем-то владеть. Такая жизнь мне была не интересна. Как же я вляпался во всё это? Как? В самое скверное, в то, что я всю жизнь не любил, опасался и презирал? Всё бросить! К чёртовой бабушке! Бросить всё и вернуться домой. Домой! Домой! Домой! Чем больше весна зеленила Балеарские острова, тем больше меня съедала зелёная тоска по Родине. Даже старые песни, слов которых я сроду не знал, стали сами собой срываться с моего языка. Это началось ещё на Старый Новый год, когда я, неожиданно прослезившись, запел о Питере: «Не знаю я известно ли вам, что я певец прекрасных дам. Но с ними я изнемогал от скуки. А этот город мной любим за то, что мне не скучно с ним. Не дай мне бог, не дай мне бог, не дай мне бог разлуки. Не дай мне бог разлуки…»

Я злился на себя, не зная кого винить в собственной тоске. Впрочем, чего там знать? Это Воробьёв виноват в том, что жизнь меня закрутила триста раз вокруг своей оси и пустила в свободный полёт в бездну по смазанной солидолом наклонной плоскости. Да, Воробьёва я тоже обязательно поминал в сердцах, вслед за приятными воспоминаниями детства. Я стал тосковать о матери, сестре, Питере и даже о всей России. Нет, нет, правда. Я понял всем своим покусанным «госпожой разлукой» сердцем, что такое ностальгия. Меня стало бесить в этой испанческой земле всё. В конце концов я пришёл к тому, что моя напарница по ограблению банков меня тоже стала раздражать. Мне с ней было хорошо в постели. В горячих объятиях забывалось обо всём. Но днём всё переворачивалось кверху дном. Я даже не мог найти с ней общую тему для простого человеческого разговора. Кроме денег в этом мире её, как мне тогда казалось, ничто не интересовало. Мы стали часто ругаться и как следствие в один прекрасный день мы с ней рассобачились вдрызг.

На дворе стоял жаркий испанский май. В этот день я проснулся в жуткой духоте, злой как собака. Снежок сидела в шезлонге на террасе с бокалом вина в руке.

– Ты специально «кондишен» вырубила? – окрысился на неё я, плюхнувшись в соседний шезлонг.

Настя, не взглянув на меня, пробурчала:

– Света нет.

– Долбаная Мальорка, долбаная Испания, долбаный Евросоюз. Всё у них через жопу!

– Какая Мальорка? Какой Евросоюз? Мы живём в самой жуткой дыре, не лучше последних бомжей.

– Судя по тому, что ты с утра бухаешь – мы и есть бомжи.