Хроники Януса

– Но это так!

–Ты меня не понял. Я не имела в виду выбор между жизнью и смертью. Я просто говорила о надлежащем выборе.

– Хорошо. Будет ли выбор надлежащим, если муж женщины окажется из других народов? Например, представь, ты узнала, что твоя кровь от далёкого предка с Юга…

– В моих жилах течёт истинно латинская кровь! – возвысила голос она.

– Ты повторяешь это много раз, – усмехнулся я.

– Заткнитесь и дайте послушать! – раздражённо сказала полная женщина, стоящая впереди нас.

Мы примолкли.

Декламатор взмахнул рукой, показав вверх. Молодой человек в короткой тунике наверху кивнул в ответ и подтянул за конец длинный шест, прислонённый к башне.

Декламатор со стиха перешёл на прозу:

« …мрачен и тягостен был путь Орфея в Царство Теней. Темнота и опасности подстерегали его. Не видя пути, брёл он по узким тропам средь скал, под которыми чернела бездна Тартара».

После этих слов помощник, стоявший на башне сзади, вынул чёрную ткань и повязал на глаза канатоходцу, осложнив этим ему и без того непростой путь по канату.

Гулко ударил барабан. Это другой участник труппы, стоящий внизу, начал громкий, размеренный отсчёт. Канатоходец перехватил шест двумя руками и, чуть качнувшись, нашёл идеальный баланс. Он осторожно вытянул правую ногу и сделал первый шаг…

Барабан бил. Публика, вытянув шеи и затаив дыхание, смотрела на путь канатоходца в противоположный конец. Он прошёл уже половину. Но тут уверенность подвела его: занеся левую ногу, он отступился, покачнулся и едва не упал. Публика ахнула. Он сильно присел на правую ногу; другая нога свешивалась вниз. Канат от резкого колебания качался вверх-вниз, вверх-вниз. Каким-то неуловимым движением, сидя на одной ноге и неимоверно вибрируя шестом, он кое-как сохранил равновесие – и вот, уже найдя баланс, медленно поднялся во весь рост.

У-фф!

Площадь в унисон выдохнула. Канатоходец встал на обе ноги. Он продолжил свой путь.

Барабан смолк. Декламатор вновь подал голос:

«Один неверный шаг – и не видать ему прекрасной Эвридики. Но Орфей использовал свой дар, играя на волшебной лире, которая умиротворяла даже злых чудовищ. Но, что это… его музыка разбудила древнего дракона из самой темноты Эреба. И выпустил дракон смрадный дым из своей пасти…»

После его слов из-за кулис показался человек с зажжённым факелом в руках, который подошёл поочерёдно к двум чанам, стоявшим на земле под канатом. Яркое пламя вспыхнуло из них. Пламя это, однако, быстро прогорело и перешло в густой дым, который подымался вверх.

Вновь гулко ударил барабан. Путь канатоходца сделался ещё более сложным.

… Но сквозь клубы дыма он дошёл до конца. Сделав последний шаг, канатоходец ступил на порог башни. Молодая женщина сняла чёрную повязку с его глаз. Они слились в долгом поцелуе под овации публики.

Декламатор возвысил голос, стараясь перекричать толпу:

«Он волей наделён был твёрдой

За ней спуститься в Царство Мёртвых

И сквозь опасности и тьму он разыскал любовь свою.

И нету тьмы, один лишь свет для тех, кто не боится бед.

А вы, смотревшие за ним, на что способны для любви?»

– У этой истории хороший конец, – сказал я.

– Это середина, а не конец, – поправила Фабия. – Конец печальный. Она так и осталась там, а Орфей вернулся назад в мир живых.

Как и все, я аплодировал выступавшему. Зрители расступились. Я увидел девочку семи-восьми лет, которая, как я предположил, была дочерью канатоходца. Девочка шла сквозь толпу с корзиной в руках и зрители стали бросать туда монеты. Прежде всё это время она стояла внизу в передних рядах толпы и видела то же, что и мы. Я охотно положил в её короб пару монет. Помню, глядя на неё, я поймал себя на мысли, что на месте канатоходца не позволил бы своему ребёнку наблюдать за столь опасными трюками. Но, видно, девочка была так уверена, что её отец всегда благополучно перейдет на другой конец, что это никак не отражалось на её лице, даже когда её отец оступился – нам, взрослым, порой так не хватает детской веры в благоприятный исход…

Выступления артистов продолжились. Но мы решили уйти, чтобы посетить другие места.

Когда мы уже отошли достаточно далеко, и шум с площади был неслышен, Фабия вдруг остановилась и повернулась ко мне:

– Скажи, ты вправду поверил что он чуть не упал, когда оступился?

Я кивнул.

– Конечно. А разве не так?

– Это наигранный трюк для публики.

***

Когда та девочка собирала деньги, уже после того как я бросил в её коробку монеты, я оглянулся и посмотрел ей вслед. То, что я увидел, поразило и несколько испугало меня: предплечье её левой руки со спины вплоть до плеча как бы блестело и переливалось словно стекло, а в следующий момент часто замерцало, делаясь то обычным, то вообще исчезая из виду, затем снова появляясь.

Потрясенный, я дёрнул за руку Фабию. Она повернулась ко мне.

– Смотри, смотри же! – воскликнул я, показывая пальцем.

Фабия сморщила лицо, вглядываясь в сторону куда я указывал:

– Что, что там такое?

– Девочка!

– Какая девочка?

– Та, что собирает деньги.

Фабия вытянула шею.

– Что у ней такое?

– Рука, её левая рука.

Она долго вглядывалась в ту девочку, пытаясь понять что так удивило меня.

– Рука как рука, – наконец ответила она, повернувшись ко мне.

– Разве ты ничего не видела?