Хроники Януса

Я пристально посмотрел на неё. Мы встретились глазами.

– Значит, это правда, – произнесла она насмешливо, что-то прочтя в моём взгляде. – Ты хочешь такой жизни. И для этого ты подыскал себе глупую курицу-наседку.

Её тон взбесил меня. Я ошибся, думая, что моя снисходительность к её поступку встретит ответное сожаление. Но Фабия опять показала свой истинный цвет.

Я вскочил с места.

– Замолчи, клянусь, я не стану больше терпеть твой язык…

Она вдруг подошла ко мне близко. Я слышал её прерывистое дыхание. Она заговорила быстро и тихо:

– Я давно знаю тебя. Знаю даже лучше, чем ты сам. Ты сказал, что это было как прозрение. Но допусти, что у меня тоже прозрение. Неужели ты сам ничего не видишь? Ты думаешь, я не задавала себе вопросов? Ведь это не случайность. Так было с детства, Луций. Мы нужны друг другу. Мы были созданы для этого. Боги сделали так, чтобы мы стали единым целым… Я знаю, что я бываю плохой и ненавижу себя за это. Но у меня есть то, что нет у тебя. Мы должны дополнять друг друга. Таково наше предначертание. Такова их воля. Пенаты не будут благоволить тебе, потому что тебе благоволят Юпитер и Марс. Ты был создан для власти и обретения славы, а я была создана для тебя… Нет и не будет другой женщины в Риме, Луций, чтобы привести тебя к славе, как я. Я помогу тебе в этом. Я вижу будущее. Прислушайся. Слышишь? Консул Луций Ветурий Капитул! Люди на форуме рукоплещут и приветствуют тебя. Сенаторы встают при твоём появлении. На площадях стоят твои статуи, а историки описывают твои дела. А когда ты состаришься, ты увидишь, что всё это время с тобой рядом была я, твоя Фабия. У нас будут красивые и умные дети. В них будет течь латинская кровь без изъянов. У наших детей будут свои дети. Они будут править миром…

Она подошла и прижалась ко мне.

– Как я ждала этого дня, Луций, – прошептала она.– Я хранила себя для тебя.

Она сняла заколку с волос. Локоны упали ей на плечи.

Аромат её масел пьянил как вино. Моё сердце учащённо билось.

Она обняла меня, и её влажные губы припали к моим…

Я очнулся словно от наваждения. Мои руки упёрлись в её плечи, и я силой отстранил её.

Горькая улыбка скозь слёзы появилась на её лице:

– Как ты глуп! Как жк ты глуп, Луций Капитул! Ты не знаешь чего ты лишился.

– Боюсь, я слишком хорошо это знаю…

Мы оба молчали.

– Однажды в детстве я встретила человека возле храма Боны Деи, – вдруг тихо произнесла она, прерывая молчание и задумчиво глядя в сторону. – Там были другие дети, но он подозвал только меня. У этого человека не было ноги. Он сказал мне: «запомни мои слова, девочка: ты рождена, чтобы привести к славе человека, которого ты однажды полюбишь!».

– И что, он жив, этот козлобородый старик, который чем больше пьёт, тем больше пророчествует?

– Прошу тебя…

– …и ты приняла это за чистую монету?

– Умоляю, не надо! – у неё дрогнул голос.

– «Умоляю», а куда девалась твоя надменность?

– Чем она лучше, просто скажи, – всхлипнула она.

– И ты, ты с твоим умом не можешь это понять?

Она горько улыбнулась.

– Сложно понять как мышь из винной бочки прыгает в одну самых достойных семей Рима, … если она не мышь из Субуры.

Я вскипел.

– Не смей, – я выставил указательный палец, едва сдерживаясь. – Ты и волоса не достойна с её головы.

– Набей себе подушку шерстью этой сабинской овцы!

Её слова вывели меня из себя. Я не сдержался и ударил её по щеке.

– Лучше убей меня! – закричала она.

– Сделай это сама. Давай, ну же…

Фабия зарыдала.

– Почему ты так жесток со мной?

– … говорит та… кто ослепила собственного отца, – вдруг вырвалась из меня мысль, которую долгое время я отвергал как страшную и нелепую. – Ты, ведь, ты это сделала?

– Он унизил меня, унизил так, что мне не хотелось жить. Но мне стыдно… о-о, как же мне стыдно… прости меня, – она зарыдала ещё сильнее и закрыла лицо ладонями.

– Ты просишь прощения у меня… вместо него? Ты сама ответила на свой вопрос.

Я развернулся.

Она упала, обняв мои ноги. Она была в совершенной прострации.

– Смотри… смотри как Фабия валяется у твоих ног… наслаждайся! расскажи всему Риму… пусть они узнают….мне всё равно, – она задыхалась. – Только не уходи, заклинаю тебя…

– Заклятия тебе не помогут.

Я освободился от её рук и направился к двери.

Именно так мы расстались. Но это был не конец. Я слишком хорошо знал Фабию, чтобы думать, что всё закончится именно так.

***

Эта тягостная встреча случилась спустя три дня. А за три дня до неё я, как обычно, пришёл в дом Орестиллов и был очень удивлён, когда мне с порога заявили, что Плиния не хочет меня видеть. Не понимая в чём дело, я пришёл следующий день, но услышал то же самое. Я был огорчён, так как Плиния не называла мне причину. Моя горечь от нежелания просто выслушать перешла в досаду, и эта досада уже задела мою гордость. Придя к ним на третий день, я попросил восковую табличку, на которой быстро настрочил короткий текст и велел служанке передать его. Я написал, что хочу извиниться и пусть отныне она забудет меня навсегда. Сделав это, я развернулся и собрался уйти. Но тут опять передо мной, как призрак, случайно возник её брат Децим – хотя уж не знаю почему «случайно» в наших с ней отношениях превращалось в «закономерно» – и рассказал мне как всё было, хотя Плиния строго-настрого запретила рассказывать про их встречу с Фабией. Теперь я думаю, если б не его рассказ, нам бы не быть вместе…

Моё послание вкупе с рассказом Децима изменили положение дел. Плиния вышла ко мне и у нас состоялся долгий разговор. Я объяснил ей всё так, как мог. «Она солгала тебе, – сказал я. – У нас не было близости, и вопрос о свадьбе нашими родителями не решён, а лишь предполагался. Общение с молодыми людьми укрепляло её во мнении, что лишь она имеет право отвергать других, но не другие её. Она узнала про тебя, и это не укладывалось в её голове, так как она считала тебя ниже во всём. Поэтому она решилась на ложь».

Плиния, слыша мои слова, была очень взволнована. Она просила простить её и сказала, что теперь сама не считает себя достойной быть со мной, так как позволила усомниться в моих чувствах. Я сказал, что это теперь неважно, потому что мы оба хотим быть вместе.

Наша свадьба состоялась в конце июня. Мы принесли обеты верности в храме Юпитера.

Образ аллегории прошлого