В глубине осени. Сборник рассказов

Зима уходила. Как-то незаметно промелькнул февраль с Масленой неделей, блинцами и колядками, когда по дворам ходили ряженые размалёванные детишки, пели, плясали, получая за свои выступления конфеты, пряники и мелкую денежку. В марте ещё стояли холода, сушил землю ночной мороз и студёный ветер.

Тяжины готовились к весне. Сергей набирал в огороде холодную землю, заносил в дом, наполнял ею деревянные ящики, высеивал овощную рассаду. Угля и дров не было, но от холода спасали электрические обогреватели, которые Тяжин купил загодя перед отъездом. Подъедали отцовы осенние запасы. Анютка пошла в школу. Филя пока жил в доме.

Дел по хозяйству впереди невпроворот. Необходимо перестраивать ветхие сараюшки для домашней живности, которую ещё надо было купить. Пахать, боронить и засаживать огород. Ставить насос в колодец и проводить воду в дом. Ездить в район и заполнять газовые баллоны. Да мало ли их, неотложных каждодневных забот! Здесь не город. В деревне всякое, даже, казалось бы, самое мелкое дело вырастало в проблему. Мартовские дороги развезло. Всюду чернозёмная грязь. Из транспорта у Тяжина – один велосипед. Мокрая жирная земля налипает на резину и обода колёс так, что не провернуть педали. Приходится тащить на горбу не только мешок или баллон, но и сам велосипед. Эх, мама ро?дная!

Тут жизнь грубая, тяжёлая, рабочая – и чего удивляться, что и люди здесь такие же. Что они видят, кроме пахоты в колхозе и на своём подворье? А без своего хозяйства не прожить! Нет. Никак. Кооператив денег не даёт. Только и надежда, что на свою коровёнку, да бычка или свинку откормить и продать, да птичку – курочку-уточку развести или опять же кролика, да сад-огород. А всю эту живность где-то надо поместить, корм найти, привезти да складировать, чтоб не сгнил и не сопрел. Скотина желает каждый день кушать – она праздников и выходных не признаёт. В помощниках у Тяжина «кум, сват, да зацеп и ухват» – дочь малолетка и жена Клавдия – инвалид на одной ноге, вторая не ходит почти – врождённый вывих в бедре. Эх ты, доля крестьянская!

Тяжин влезал в шкуру крестьянина. Он решил, что надо завести коровку. Рассудил: корова – это основа домашнего хозяйства. С ней с голоду не помрёшь и по миру не пойдёшь.

Покупать взрослую бурёнку – слишком дорого. Лучше взять маленькую тёлочку. Тут как раз в соседнем колхозе продавали «некондицию и выбраковку», то есть бесперспективный слабый молодняк, который колхозу приносил одни убытки. Тяжин поехал посмотреть. Зрелище, конечно, жалкое. Остались две тёлки и бычок, но такие уж квёлые, грязные, в навозе и в лишаях – в чём душа держится? Но Сергей всё же решил рискнуть и купил тёлочку: деньги небольшие, если и сдохнет, то не велики расходы, а вдруг и выживет. Погрузили «одра» (так в деревне называют скотину, которая вот-вот сдохнет) в кузовок: приятель помог, у него москвич «пирожок» – и привезли домой. По дороге Тяжин решил назвать телушку без изысков – Зорькой. Жена Клавдия, как глянула, охнула:

– На кой ты её, доходягу, притащил? Она и недели не протянет.

К тому ж Зорька по дороге весь кузов «пирожка» навозом изгваздала, а Клаве пришлось за ней замывать.

Не права оказалась Клавдия насчёт Зорьки. Серёга проявил упорство. Ходил за телкой, как за малым дитём, от лишая вылечил не столько мазью, сколько солнышком и ласкою. Через полгода доходягу уже никто не узнавал. В тело вошла, шёрстка залоснилась, бока округлились, весёленькая такая сделалась – любо-дорого смотреть. Серёга на неё не нарадуется, планы строит, мечтает: «На следующий год в стадо пущу, а там и приплод пойдёт. Будем с молоком».

Только не так вышло. Пока он Зорьку во дворе держал, всё было нормально. А тут, как на грех, решил он её на травку пустить. В конце огорода за ручьём уж больно хорошая трава выросла – высокая, сочная. Одно плохо: густые кусты ивняка заслоняют – и не видно тёлку от дома. Вывел Тяжин её на цепи, колышек вбил на полянке и ходил, поил её раза два-три за день. На следующее утро смотрит – что такое: бока у Зорьки раздулись, и не ест она ничего! Ну, думает, может, вчера объелась травы, а у самого на сердце что-то тревожно. «Через часок надо будет пойти посмотреть».

Часом позже Тяжин прошёл через весь огород, перепрыгнул ручей и в ужасе остановился. Зорька еле стояла на ногах, бока ещё больше раздулись. Она тоскливо промычала и вдруг начала падать, высунула длинный розовый язык – задыхалась. Серёга схватился и побежал за помощью. Через три дома от него жил сосед – Николай Григорьевич Дерябин. Он частенько помогал Тяжину по хозяйству, держал скотину и был опытным крестьянином. Николай Григорьевич, к счастью, оказался дома. Тяжин, как мог, быстро объяснил, в чём дело, и они бросились к Зорьке. Когда подбежали, она едва дышала и уже не мычала, а тихо хрипела. Дерябин склонился над умирающим животным.

– Кранты. Нож, острый, быстро! – коротко скомандовал он.

Тяжин, что есть духу, побежал к дому. Через несколько минут выбежал с ножом в руке. Времени рассуждать не было. Дерябин схватил нож и несколькими резкими ударами распорол горло несчастной Зорьки. Из разреза толчками полилась тёмно-алая струя.

– Отчего это? – Тяжин, бледный и растерянный, ничего не мог понять.

– Вскрытие покажет, – невесело пошутил Дерябин. – Слава богу, что успели, а то бы пришлось выбрасывать. В ней уж килограмм девяносто, минимум. Ты вот что, тащи сюда корыто или таз большой и топор.

Труп Зорьки освежевали и расчленили. Весь желудок был забит цельными зёрнами ячменя. Тяжин божился, что не давал Зорьке зерна и в хлеву он зерно не держит. Кормил только дроблёнкой.

– Значит, кто-то посодействовал, – заключил Дерябин.

Тяжёлые думы навалились на Серёгу. Если кто и отравил тёлку, так только соседи. И дали ей зерно вчера, когда она стояла тут весь день за кустами. Но кто? Кому он мог так насолить? Можно было бы подумать на Крыгина, но он к этому времени уже умер.

Тяжин примерно догадывался, кто это мог сделать. Семейства Баландиных, Васькина или Наташкина это работа! Скорее всего Наташкина. Они раньше приехали, а ничего у них нет. Пьют без просыпу. Только и смотрят, как бы у соседей что стянуть. Это не месть, это зависть, но доказать-то ничего нельзя. Да и что толку! Зорьку всё равно уже не вернёшь. Если бы за руку поймать вражину! Мясо теперь есть. Только горькое оно для Тяжина и в горло не полезет.

Погоревав немного, Сергей дал себе слово, что корова у него всё равно будет.

Соседей удивляло, как Сергей, сугубо городской человек, смог так быстро завести хозяйство, научиться ходить за скотиной и птицей, разводить кроликов, доить корову, скакать на лошади, косить и огородничать.

Доходило до смешного. Уже несколько лет до приезда Тяжина ни у кого из соседей не получалось вырастить помидоры, а у него они родились каждый год, и столько, что он не знал, куда их девать. Вернее, знал – их у него покупали эти же соседи. Казалось бы, всё они делали так же, как и он. Такая же земля, так же и в то же время высаживали рассаду, одновременно завязывались плоды, но потом у него они краснели и зрели, а у них гнили прямо на ветках.

– Опять неурожай! – сокрушённо говорили односельчане и недоумённо смотрели на Серёгины томатные кусты, на лежащие толстые ветки, усеянные зрелыми мясистыми плодами.

– Ты, верно, какое слово знаешь? – допытывались они. – Ведь всё так же делаем, как наши деды и бабки, а который год помидора нет. А у тебя что ни год, то урожай. Отчего так? Ты часом не колдун?

– Никакой я не колдун и слова никакого такого нет, – объяснял Тяжин односельчанам. – Я по книжке всё делаю.

– Не может этого быть, чтоб по книжке, – пренебрежительно морщились соседи и продолжали делать по-своему.

Серёга объяснял Клавдии это так: «Всё дело – в их мозгах. Просто за последние десятилетия климат изменился. Почему раньше помидоры росли, а сейчас – нет? Потому что в те времена лето было сухое, жаркое и дождей выпадало крайне мало. Всегда боялись засухи, и она часто случалась. А теперь? Дождь льёт неделями, а они как поливали помидоры каждый день наравне с огурцами, так и поливают. Чернозём-то жирный, слой метра полтора, а местами и толще – влагу не пропускает, поэтому корни у помидора всё время в воде. В любой книжке по огородному делу чёрным по белому сказано, что томат не переносит переувлажнённую почву. А соседи поливают их, несмотря на дожди. Вот помидоры бедные болеют и гниют. Они водой их сами губят!»

Тяжин ведь как сажал: рассаду высаживал пошире – земли не жалел, под каждый кустик лунку копал глубоко, рыхлил хорошо, чтоб корешкам было свободно, да ещё перепревшего навоза или птичьего помёта в каждую лунку добавлял. Вот они и растут! А соседи что? Насажают впритык, как будто земли мало! Копнут еле-еле, так что корешки рассады чуть не наружу торчат, и давай водой заливать. Тяжин, если дожди, то совсем не поливал. А если дождя долго нет, тогда один раз в неделю. Вечером польёт обильно, а утром Клавдия тяпочкой вокруг корня землю взрыхлит – и порядок. Корни дышат, и влага сохраняется.

– Я их просто не поливаю! – объяснял Сергей соседям.

– Как это? Не может такого быть, чтобы помидоры не поливать! – не верили односельчане и продолжали надрываться, таскать воду и… покупать у него помидоры. Так он их и не убедил.

С картошкой та же история. Из поколения в поколение сажают её на одном и том же участке земли. Из того же урожая оставляют семена на другой год. Земля, хоть и чернозём, да за десятилетия истощилась, картошка выродилась. Оттого она у них с каждым годом всё мельче. А он, если в этом году одну половину огорода отводил под картошку, то на другой год – другую, и семена менял. Поэтому картошка у него каждый год крупная. И убедить их невозможно. Книжек они не читают, даже агрономических. Это у аборигенов считается западло!

Да разве только помидоры и картошка! Он что ни сажал, всё у него дуло, как на дрожжах.

Хозяйство Тяжиных постепенно расширялось. Подросла и пошла в стадо новая тёлка Милка – палевого окраса, высокая, рога длинные, прямые, в стороны торчат, словно вилы. Характера строгого – кроме Тяжина никого к себе не подпускала. Что ни год, то приносит бычка. Даёт по два ведра молока в день. Во дворе полно птицы: куры, петушки, гуси, утки. Серёга развёл ещё и кроликов. Одна забота: чем всю эту ораву кормить? Пришлось Тяжину идти работать в кооператив скотником. Работа тяжёлая, грязная.

Откормочный комплекс кооператива «Заря» – двенадцать длинных большущих ферм. Теперь стояли пустыми. А было время, которое нынче почему-то зовётся «застоем», когда все эти корпуса были под завязку забиты быками и коровами. Выкармливали и сдавали на мясокомбинат до десяти тысяч голов в год. Теперь же, в годы рассвета демократии и реформ, осталось двести голов коровьего стада, которое занимает, дай бог, половину одного корпуса, да малая ферма молодняка до ста телят. Вот и вспоминали крестьяне застойное брежневское время, как самое что ни на есть райское. Не верили, что бы им ни пели «говорящие головы» из телевизора.

Скотники народ тяжёлый. На всякого пришлого смотрят зло, с недоверием и норовят проверить «на слабо?». Тяжин для них чужак. И бесполезно было доказывать, что Серёгины дед с бабкой ещё задолго до войны жили здесь, на Центральной, только на другом конце улицы, который местные называют Криушами, и что на районом кладбище бабкина могила. Особенно почему-то взъелся на него скотник Клоков, тоже Сергей. Трезвым его уже забыли, когда и видели. Постоянно придирался, подначивал и нарывался на конфликт. Тяжин терпел и на придирки Клокова не отвечал. А тут как-то слово за слово – и схлестнулись. Клоков решил перед другими показать, кто тут хозяин. Тяжин трусом не был и от драки никогда не бегал. Схватились тут же, у входа на ферму.

Поначалу, правда, Клоков на него плотно насел, повалил и, сидя на Серёгином животе, хотел его придушить. Зрители, скотники, собравшиеся вокруг, уже праздновали победу Клокова. Махали руками: мол, тут всё ясно. Только радовались они рано. Откуда они могли знать, что Тяжин в своё время в спортивном обществе «Динамо» занимался самбо, и тренер Кудрявцев не раз хвалил его и ставил другим в пример за упорную борьбу в партере. Тяжин и не думал сдаваться. Он, лёжа на спине, перехватил обе руки Клокова, ослабил захват на шее, тут же резко вскинул вверх обе ноги, мгновенно обхватил шею противника и мощным рывком прижал Клокова к земле, и теперь уже сам оказался сверху. Этого никто не ожидал. А Тяжин, не давая сопернику опомниться, стал молотить его по голове кулаками. Вскоре Клоков запросил о пощаде – и бой закончился.

Ещё не известно, чем бы всё это повернулось – друзья Клокова могли наброситься на Тяжина в любой момент. Но за дракой наблюдал Иван Стегачёв – забойщик скота, или, как проще говорили, боец. Он сидел на своей телеге, запряжённой гнедым жеребцом – собирался ехать домой – и внимательно следил за ходом борьбы.

Ивана Стегачёва уважали и побаивались. Страшной силы был мужик. С одного удара обоюдоострого клинка валил восьмисоткилограммового быка. Связываться с ним – себе дороже. Наоборот, искали его дружбы. Мясо-то в его руках. Начальство далеко, в конторе, а кто скотину режет? Иван. Он по дружбе и хороший кусок свежатинки подбросит, может, и печёнки, но?ги, там, или голову отдаст. Не только что скотники, но и специалисты среднего звена шли к нему с поклоном.

Стегачёв почувствовал, что ситуация серьёзная, и слез с телеги в тот момент, когда приятели Клокова уже заходили к Тяжину со спины. Он крутым боком встал и заслонил Тяжина от подступающих скотников. Обхватил Серёгу могучей рукой за плечи. С прищуром глянул на жаждущих крови дружков.

– Ну, будя, робяты! Идём, малый, – и он подтолкнул Тяжина в сторону.

Скотники нехотя расступились. Стегачёв с Сергеем быстро вскочили на телегу. Боец тряхнул поводьями, и гнедой, взяв с места, рысью полетел со скотного двора.

Отъехали с километр. Огляделись. Стегачёв съехал на обочину и свернул в посадки, чтобы их не было видно с дороги. Притормозил.

– Тпру-у-у, стои?. А ловко ты его подмял! – улыбаясь желтоватыми ровными зубами, проговорил Иван. – Только смотри, малый, сторожись.

– А что? – Тяжин уже отдышался и пришёл в себя.

– Так, ничего. Клоков-то, может, и отстанет. Только у него ещё два брата имеются, и это такая мразь, я тебе доложу. Могут отомстить.

– Ну и хер с ними!

– Ты, я вижу, смелый. Ладно, – Стегачёв обернулся, порылся в лежащем на телеге ватнике. Достал полиэтиленовую бутылку, наполненную прозрачной жидкостью, и пакет. Вынул и разложил на пакете нарезанное толстыми кусками сало, луковицу, хлеб, вялое сморщенное яблоко и зелёный пластиковый стакан. Налил до краёв и протянул Тяжину. – На-ка вот, хлебни.

Сергей принял стакан и почувствовал ядрёный запах самогона.

– Будем! – приподнял он стакан и разом опрокинул в себя обжигающую жидкость.

– Давай закусывай, – наливая себе, предложил Иван. Выпил, не морщась. – Ты чей же будешь?