Сады Жарден

– Приходите завтра, после 17.00. Пятый дом по Преображенской. Я буду ждать! – не унимаясь, кричала им вслед Вера.

– Что ты тут устроила? – с раздражением спросил у нее Алексей.

– Ничего. Я думаю, мы прекрасно с ней друг друга поняли. Леша, что это за выражение? Уж не влюбился ты в нее?

– Это не твое дело. Поехали, прокатимся.

И почему он забыл о представлении?

9. Петроград, 1917 г.

Утро следующего дня настало слишком быстро.

Прокатавшись весь вечер на горках, Алексей прибыл домой абсолютно обессиленным. Да еще и чертова нога разболелась. И пусть он был рад повидаться с Верой, но ситуация с Александрой казалось ему неправильной. Но мог ли он бросить одну девушку, которую знал с самого детства ради того, чтобы провести вечер с другой, которую ему лишь предстояло узнать? Во всяком случае, ему этого очень хотелось. После ухода Саши он с Верой почти не разговаривал. Лишь иногда односложно отвечал на ее вопросы. Всеми своими мыслями он был в варьете «Сады Жарден».

– Так вот, нашего бородатого вчера вечером видели возле заброшенных складов старой ткацкой фабрики Григорьева, – докладывал ему с утра Константин, когда они вместе шли по коридорам Департамента полиции.

– Хорошо. Подготовь ребят. Сегодня же поедете туда, и все как следует все обыщите.

– Алексей Владимирович, а вы с нами не поедете? Выглядите Вы не очень здорово.

– Нет, Костя, у меня сегодня важные дела запланированы на вечер. А в остальном все хорошо. Да и помощи от меня большой вам не будет. Согласись.

– Это вы зря на себя наговариваете, Алексей Владимирович. Вы смелый и умный человек. Пример для многих.

Алексей остановился и посмотрел на помощника.

– Пример для многих говоришь? Ну-ну.

– Алексей Владимирович! – раздался громкий мужской басистый голос, принадлежавший начальнику Департамента Васильеву Алексею Тихоновичу.

Это был низенький грузный мужчина с густыми усами и бакенбардами и залысиной на голове. Мундир сидел на нем впритык и от того создавалось впечатление будто он вот-вот лопнет. Он стоял в другом конце коридора и что-то увлеченно рассказывал, размахивая руками, стоящему рядом высокому, седому и элегантно одетому пожилому мужчине. Лицо у незнакомца было чисто выбритое, вытянутое, с длинным носом и по цвету не отличалось от седых волос. Его глаза были необычайно узкими и выглядели непропорционально большими, как и его рот.

– Вот, Владимир Львович, – это тот самый лучший сотрудник Особого отдела. Алексей Вяземский – мой тезка и возможно приемник, – радушно представил Васильев Алексея гостю.

– Полно Вам, Алексей Тихонович. Вам еще рано на покой, – ответил Алексей.

– Что ты, Алеша. В нынешних условиях либо я, либо меня. Но не будем о фантазиях. Позволь представить тебе этого замечательного человека и государственного мужа. Владимир Львович Черняцов – промышленник, меценат и добрый друг нашего департамента.

– Доброе утро, Алексей. Наслышан о ваших заслугах. У Особого отдела сейчас загруженный график работы, не так ли?

Владимир Львович говорил очень тихо и медленно, почти не разжимая губ. Голос у него был хрипловатый, но дикция отменная.

– Доброе утро. Работы мало никогда не бывает. Тем более сейчас.

– Есть какое продвижение по последнему делу? – обратился к нему начальник.

– Да, кажется, мы вышли на след нашего «бородача».

– «Бородача»? – удивился Владимир Львович. – Занятное прозвище. Кто он опасный рецидивист и преступник?

– Один из самых отъявленных негодяев, – пояснил начальник полиции. – Настоящее имя Дмитрий Егоров. Состоял в «Народной воле», потом пропал с поля зрения. Теперь вот снова показался. Выйдем на него, а там и на всю их шайку. Говорят, он крутит шашни с кем-то из варьете «Сады Жарден». Алексей, как раз прорабатывает эту версию.

– Я бы так не сказал, – вмешался Алексей.

– Молодцы! – Владимир Львович похлопал начальника по плечу. – Алексей Тихонович, вижу, департамент без дела не сидит. Зря говорят, что полиция забилась в щель. Что ж, рад был встрече, но боюсь мне пора. Сегодня меня ждет еще много дел. Всего доброго, господа!

10. Петроград, 1917 г.

«Сады Жарден» – варьете, чья звезда взошла в последние несколько лет, в официальном высшем свете пользовалось дурной славой. Однако, это совершенно не мешало ему проводить каждое представление с невероятным аншлагом. В чем же был секрет этого волнующего успеха? У каждого была своя точка зрения на этот счет. Но если бы этот вопрос задали Игнату Матвеевичу, он бы со всей серьезностью ответил, что секрета в этом никакого нет. Успех – результат его титанических усилий и вложенных сил.

Когда-то давно, еще будучи танцором Мариинского театра, он уяснил одну простую вещь: во все времена, при любых обстоятельствах все, что нужно людям – это хлеб и зрелище. И вот когда его по-старости списали со счетов, а по большому счету за поганый нрав и посредственный талант, он задался целью составить жесткую конкуренцию не только своей альма-матер, но и даже самой французской Гранд-Опера. Потратив последние свои сбережения вкупе с заемными средствами на покупку подходящего особняка, он занялся созданием своего музыкального театра, чья слава бы навсегда вписала его в историю страны.

Но, как это часто бывает, не все идет по намеченному ранее плану. Для самолюбия Игната стало ударом узнать, что желающих стать артистками никому неизвестного сомнительного заведения среди выпускниц бальных классов не оказалось. Он раз за разом давал объявления в газеты о наборе в труппу, но всякий раз узнав, что именно за труппа объявила набор, желающие бесследно пропадали. А потом началась война, театр стоял закрытым, деньги кончались, а кредиторы требовали проценты, грозя ему расправой. Игнат стал пить и стал затворником в собственном детище. Именно это время, проведенное в кромешном отчаянье и страхе, обострило в нем все те негативные черты, что в будущем сыграют с ним злую шутку. Но пока время шло и ничего не предвещало беды.

Как-то однажды ему на глаза попалась газета со статьей о французских эстрадных театрах лёгкого жанра – варьете. В тот момент такие уже существовали и в Петрограде, но раньше он считал их заведениями весьма второсортными, а посему даже не смотрел в их сторону. Но времена изменились. Теперь, прочитав статью, он загорелся идеей создания театра нового образца, места свободного от забот и невзгод, места, что было бы сродни божественным греческим садам наполнено утехами и усладами не только для души, но и для тела. Он открыл для себя новый смысл фразы «хлеба и зрелищ». Так в Петрограде появились «Сады Жарден».

Вначале варьете давало представления лишь три дня в неделю: в пятницу, субботу и воскресенье. Однако с наплывом посетителей пришлось пересмотреть этот график и давать представления и в другие дни по мере возможности.

Порой выступления носили тематический характер и от того концертному залу требовалось определенной убранство.

– Лизка, растяпа! – заругался Игнат, когда Лиза в день приготовления уронила одну из картин с видами Парижа, которые было необходимо развесить на стенах. – Как слониха в посудной лавке! Чего глазами хлопаешь! Поднимай, давай! Не спи! Давай живее! Все делается во время! Ох, не дай Бог, бабы, не успеем! Держитесь тогда у меня! Лизка, не стой же!

Лиза, зардевшая от ругани Игната, наклоняется поднять картину, и поэтому ей приходится повернуться к нему спиной. Сделать она пытается это быстро, поскольку знает, что Игнат в случае чего может и руку приложить. А рука у него тяжелая, пусть и на вид он тот еще задохлик. Между тем Игнат замечает ее округлости и, хитро улыбаясь, подходит к девушке сзади, хватая ее за бедро.

– Игнат Матвеевич, что же вы делаете? – этот его жест встревожил девушку.

– А что, Лизавета? Вон ты, какая стала! Налилась словно яблоко! При этом и непорочная еще?

Лиза краснеет, и, молча, отводит взгляд.

– Да ладно тебе! Знаю, Сашка бережет тебя! Как кошка с котенком, все возится с тобой.

– Саша, очень хорошая! Она добра ко мне и всегда помогает во всем, – Лиза говорит это тихо, не глядя на Игната.

– Ох, Лизавета, Лизавета! – мужчина обходит ее кругом, потирая руки. – А вы ведь уже взрослая молодая девушка. Пора бы тебе самой о себе заботится. Самой зарабатывать.

– Да я и рада бы, но как? Я ведь глупая. Совсем дуреха! А на фабрики сейчас никого не берут, наоборот увольняют всех.

– Ну, так, а зачем тебе та фабрика? Когда ты и тут можешь пользу принести. У меня для тебя всегда дело найдется!

– Игнат Матвеевич, но Саша мне сказала не связываться с Вами, – Лиза снова краснеет.

– Ты больше слушай свою Сашку! – злится Игнат. – Я тебе работу хотел предложить! Настоящую! На пользу нашему Отечеству! Да и Сашке было бы легче. Не тянуть же тебя одной! А ты, Лиза!…Да что с тобой говорить!Тьфу! – он обиженно разворачивается и отходит в сторону.

– Игнат Матвеевич… – окликнула его девушка, переборя сомнения. – Подождите! Вы говорите на пользу Отечества нашего? Тогда я согласна. А что мне нужно будет делать?

– Ничего существенного! – Игнат расплывается в улыбке и разворачиваясь на каблуках подскакивает к девушке. – Просто приготовься к вечеру. Помойся, надень лучшее платье. Представь, что ты готовишься к балу!