Призраков лучше не тревожить

Щука потянула аж на восемь кило, да к ней щурёнок килограмма на три. Аверин воспрянул – и дальше всё пошло как по маслу. И уха удалась на славу, и шашлык, и просто жаренная на решётке свежатина.

Стол накрыли, как и утром, на свежем воздухе, под сосенками. Первую выпили, как полагается, за удачную охоту, вторую – за здоровье Михалыча, третью – за отсутствующих дам. Сагайдачный малость приуныл, хотя и не рассчитывал, что кто-то в этом мире может вспомнить о его Дне. Поднялся в четвёртый раз генерал Долганов, обвёл всех многозначительным взглядом, выдержал паузу…

– А теперь хочу выпить за здоровье нашего боевого товарища, капитана Сагайдачного. С днём рождения тебя, Сергей, здоровья и удачи тебе! А большего в нашей работе и не требуется. Ну, и наш тебе подарок…

Долганов кивнул Емельянову, и тот выложил на стол перед Сергеем изящный кожаный чемоданчик.

Сагайдачный так обалдел от этого нежданного поздравления, что даже забыл встать, когда к нему потянулись со всех сторон серебряные стаканчики. Наконец сообразил, вскочил, залился пунцовой краской, выдохнул растроганно:

– Спасибо, спасибо, товарищ генерал, я…

На этом «я» воздух из него полностью вышел. Сергей набрал его снова полную грудь, но иссякли слова. Благо, что Долганов перебил его и многозначительно кивнул на чемоданчик:

– Да ты посмотри, посмотри подарок-то.

Сергей торопливо щёлкнул замками, откинул крышку и испуганно заморгал. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять и оценить. С трёх сторон потянулись заинтригованные лица – Янычар, Михалыч и даже Аверин.

– «Дезерт Игл», – благоговейным шёпотом сообщил Сагайдачный. – Израиль, пятнадцатизарядный автоматический пистолет. Дальность поражения – сто пятьдесят метров. Самая совершенная пушка подобного класса из всех существующих. Но, позвольте… – Он отшатнулся. – Это ж десять тысяч долларов!

– Его благодари, – ткнул в Емельянова пальцем Долганов. – А от меня… Что там на пластинке написано?

Сагайдачный только теперь заметил на рукояти золочёную пластинку, наклонился, прочёл вслух:

– «Капитану Сагайдачному С. за боевые заслуги».

– Правильно прочёл, – усмехнулся Долганов. – Вот это от меня с наградным листом. – Он протянул Сергею лист плотной бумаги с печатью Генерального штаба. – Чтоб, значит, по закону, с занесением в послужной список и военный билет. Именно оружие, кстати, у нас к ордену приравнивается.

– Служу российскому Отечеству! – сообразил, вытянулся в струнку Сагайдачный.

– Стало быть, за Отечество! – гаркнул Долганов, и в пятый раз зазвенело серебро поставцов.

Михалыч утёр после пятой подбородок рукой и снова потянулся поглядеть на заморскую диковинку, предложил робко:

– А чё, может, опробуем? У нас же и тир здесь имеется…

– Точно, – словно вспомнил Долганов. – И калибр нужный должен быть. Так что идите, опробуйте, а мы тут с Емельяновым кой-какие вопросы обсудим.

Сагайдачный зажал драгоценный подарок под мышкой, помчался пристреливать, притирать к руке и глазу. За ним поспешили и Михалыч с Янычаром.

Долганов погладил живот, что ещё больше округлился под приятным давлением изнутри, откинулся назад в плетёном кресле, отложил салфетку. Емельянов ждал, уткнувшись в тарелку. Сейчас шеф огласит приговор.

– Ну что ж, Саша, – не обманул ожидания Долганов. – Вопрос решён положительно. Будем проводить совместную внешнюю операцию. Состыкуешься с полковником Безбородько. Времени мало, так что через неделю представите оперативную разработку. Операция ударная и разовая, должны в этот срок уложиться. Ну и… вспоминай, входи в ритм. Этюды поиграйте с Янычаром. Это, кстати, удача, что Янычар специализировался именно на итало-германском направлении. Сам понимаешь, не хотелось бы подключать ещё кого-то. У меня всё. Вопросы?

– Никак нет, спасибо за доверие, товарищ генерал, – Емельянов преданно заглянул в глаза шефу.

– Вот и хорошо. Ну, иди, постреляй с хлопцами, да бутылочку прихвати. Небось, вам тоже есть о чём покалякать без нас, стариков-начальников.

Емельянов быстро закивал понимающе, подцепил со стола бутылку «смирновки», кое-что из закуси и поспешил присоединиться к троице, что, судя по приглушённым хлопкам, успешно опробовала «израильтянина».

Долганов нацедил себе полрюмки, Аверину полную, молча звякнул своим поставцом о край аверинского и кивнул в сторону, куда удалился Емельянов:

– Вот его буду готовить на своё место.

Аверин пригубил водку, пожал плечами:

– Хороший выбор, но проблемы будут.

– А именно? – насторожился Долганов.

– Не здешний он, из провинции, а чужаков, сам знаешь, у нас в столице не жалуют.

– Ерунда, – пренебрежительно отмахнулся Долганов. – У кого есть в столице квартира, тот и москвич. За год, думаю, пооботрётся, никто и не вспомнит.

– Положим, ты прав, – не стал перечить Аверин. – Но есть и другой вопрос. Боевик и оперативник он, конечно, замечательный, но не слишком ли простоват? Чтоб вертеться в кабинетах, другие качества нужны. Да ещё кабинеты-то какие! Аристократы, мать их так, заседают.

– И это не проблема.

Долганов лукаво прищурился, вспомнил что-то, тихо рассмеялся:

– Я ведь почему его когда-то заметил и к себе взял? Не за память уникальную, не за физические данные и даже не за хватку бультерьерскую. У меня все варяги с такими качествами, в Союзе было из кого выбрать. Но есть в нём одна черта, талант, можно сказать, что немногим даётся, очень немногим.

– Ну-ка, просвети, – заинтересованно подался к нему Аверин.

– Актёр он, понимаешь, даровитый. Не из тех, что роли играют, а из тех, что живут ролью. Вот погляди, как он с тем же Михалычем общается. Мужик мужиком, деревенщина. Но попади он на дипломатический приём – и не узнаешь парня. Я-то наблюдал, знаю. Как-то он умеет уловить и настроение, и манеры, и повадки. И всё легко, без натуги. Вообще, я считаю ошибкой, что его когда-то обрекли на Африку. Ему бы в Европе работать, да не в моём байстрючьем отделе. Может, даже второго Зорге потеряли. Да не я тогда, увы, решал…

– Ну, это ты загнул, – недоверчиво покачал головой Аверин. – И как долго ты намереваешься его готовить?

– До следующих президентских. Наш, думаю, третий срок не потянет, даже если Конституционный суд подсуетится, угодит. А я тянуть не стану, точно.

– Не понял… Ты что, решил на пенсию свалить? – Аверин вопросительно уставился в глаза Долганову, словно пытаясь заглянуть в душу старого соратника и соперника.

– Решил, – вздохнул Долганов. – Тебе второму говорю. Решил окончательно.

– А кто первый сподобился? – чуть ревниво уточнил Аверин.

– Емельянов первым и сподобился.

– М-да… – протянул Аверин, быстро опрокинул рюмку, покачал головой. – Мы ж с тобой в прошлом году серьёзно поговорили. Вроде у тебя и намёток не было, даже наоборот. В струю попал, большими делами ворочаешь, здоровье, слава Богу, ещё позволяет, раз водку пьёшь.

– Понимаешь, как-то отрезало в один миг, ни с того ни с сего. Сначала сам подумал: «Ерунда, хандра однодневная, пройдёт». А не проходит.

– Да что отрезало-то? – досадливо поморщился Аверин.

– Ну как тебе объяснить… – Долганов прищёлкнул пальцами, подыскивая слова. – Попробую… Оно затягивает. Вот. – Он ткнул в сторону «чероки», что подрёмывал под навесом. – Знатная машина. В наше время таких не было. Зато были и привилегии, и дачи, и власть. Даже деньги при всём этом большого значения не имели, всё давалось бесплатно, согласно рангу и чину. Но что главное! Цель была, идея! Да какая, к чёрту, идея… На Государство работали. А государство – не только аппарат насилия и поддержания порядка. Это и дети, и старики. Мы работали и гордились этим Государством. Жили спокойно, о будущем если думали, то безмятежно. А что в конце концов получилось? Мы! Взрослые, умные мужики, при власти! И вот этими самыми руками, нашими руками, другие взрослые и умные мужики, наши же дружбаны, с которыми водку в саунах да охотничьих домиках жрали, наше же Государство и развалили, разворовали. Мало того – и стариков, и детей ограбили, до нитки обобрали. И будущее забрали. Хоть в мелочах возьми: где это видано, чтобы ребёнок девяти лет платил за проезд в общественном транспорте? У нас платят. Моя внучка, положим, пешком в школу не ходит, и твой Витька тоже. И той сволочи мордатой, что подобное постановление издала, дети и внуки в трамваях не ездят. А ведь сколько пацанов, у которых этих копеек на проезд нет. Что, обеднеет та гнида вонючая? А старики? Это ведь их «кровные» банковские крысы раздавали в кредит другим ворюгам, а потом гнали инфляцию. Просто и гениально. Старики остались без куска хлеба, зато на искусственной денежной гонке жирные твари пооткрывали кабаки, фирмы, казино. Брали миллионы – отдавали миллионы. Только за те, первые миллионы, города можно было строить, а за вторые в частный сортир не сходишь. Финансовая олигархия, мать её… А теперь – удалось обуздать инфляцию! С какого хера, спрашиваю? Что, заводы заработали, экспорт погнали? Всеобщее перепроизводство отечественных товаров? Эх!.. Да что я тебе втолковываю? Не хуже меня и лучше других знаешь, откуда что бралось. А мне вдруг осточертело. И всё.

– Постой, постой, – впервые решился перебить этот горький монолог Аверин. – Так, может, самое время попытаться что-то исправить? Пока силы есть?

– Нет, – сокрушённо качнул лысиной Долганов. – Ничего уже не поправишь. Мы потеряли минимум два поколения. Воспитывали пионеров и комсомольцев, а воспитали жуликов и воров, крохоборов с психологией мерзавцев.