Великий полдень. Роман

– Боюсь, что этой шалостью дело не кончится, – вдруг покачала головой Майя. – Нужно ждать других сюрпризов в этом роде. То, что Косточка устроил на Новый год, только начало. У него богатая фантазия.

– Погоди, погоди, – изумился я. – Какая тут связь? Ты хочешь сказать, это все Косточка подстроил?! Он подговорил Гаррика и Славика?

– Как бы там ни было, теперь в Деревне у них найдутся другие занятия, – сказала Майя. – Дядя Володя будет при них неотлучно и об этом позаботится… Сейчас меня беспокоит другое. О. Алексей прав. Альга должна переговорить с Папой. Как можно скорее все объяснить. У нее это получится даже лучше, чем у меня.

– Значит, ты не отрицаешь, что у нее с Папой особые отношения?

– Конечно, особые. Альга вообще особенный человек.

– А я что говорил! Поэтому я посоветовал ей прежде чем использовать свои особые качества, узнать на этот счет мнение Мамы.

– Ну что ж, Мама будет только рада, если между маршалом и Папой снова восстановится мир, – спокойно кивнула Майя.

– Я не это имел в виду… – начал я. – Мне казалось, Маме не понравится, что…

– Что ей может не понравится? – оборвала меня Майя.

– То самое, – пробормотал я, – о чем тебе неприятно говорить. Посредничество девушки с такими особенными качествами. Между прочим сама Альга, когда я намекнул ей на это, заметно смутилась и согласилась, что без ведома Мамы этого делать не стоит…

– Представляю, как ты ее обидел своими дурацкими намеками! – всполошилась Майя. – Теперь, чего доброго, она замкнется в себе и ни за что не захочет поговорить с Папой!

– Ну и не надо, – пожал плечами я. – Это может сделать Мама. Или ты. Я сам могу поговорить с ним и все ему объяснить, – предложил я без особой уверенности.

– Не сомневаюсь, – усмехнулась Майя, – ты прекрасная замена Альге. Папа обязательно прислушается к твоему мнению. Ты легко убедишь его не искать вокруг себя врагов и заговоров.

– Не понимаю. То ты хочешь, чтобы Альга повлияла на Папу, то говоришь, что тебе неприятно, если они…

– А тебе и не надо ничего понимать! – снова прервала меня Майя. – Просто постарайся не говорить лишнего. Альга очень тебя уважает, ценит твое мнение, и ты легко можешь ее обидеть.

Я только рукой махнул.

– Не знал, что она такая обидчивая. Не говоря уж о том, что она ценит мое мнение.

– Ничего удивительного, – снова обиделась за подругу Майя. – Она тоже творческая натура. Ты для нее почти пророк. Она всегда была в восторге от Москвы, от твоего проекта, от самой идеи проекта и, кажется, мечтает написать об этом эссе или даже книгу.

– Ого – книгу! Так она еще и писательница. И как же, интересно, она трактует эту самую идею? – улыбнулся я.

– О, у нее на этот счет целая теория! – Майя заметила моей иронии. – Она считает, что архитектура вообще способна самым непосредственным, мистическим образом влиять на мировоззрение целого народа и что тебе удалось создать воплотить идеи русского космизма. Якобы теперь Москва незаметно, но мощно формирует в головах людей образ обновленной России. Как бы излучает национальный дух… В общем, что-то в этом роде. Я не очень разбираюсь.

Я невольно улыбнулся.

– Почему же, ты очень образно все изложила.

– Не смейся. Даже профессор Белокуров отметил, что у Альги большие способности.

– Я и не думал смеяться. Она действительно недалека от истины. Что еще она говорила?

– Ты лучше сам у нее спроси, – проворчала Майя.

– Мне показалось, что ты сама запретила мне с ней дискутировать, – кротко заметил я.

– Да. Запретила!.. Впрочем, нет. Какие глупости! С какой стати я буду тебе что-то запрещать? Просто мне не хочется, чтобы ты ее вдруг обидел. Если хочешь, поговори с ней об этом. Это не секрет. Ей будет очень приятно. Да и тебе, я думаю, тоже будет очень любопытно. Она умница. Она очень серьезно к этому относится и вообще убеждена, что ты настоящий гений.

– А ты – нет?

– Я же знаю тебя почти всю жизнь, – удивленно сказала Майя.

– Тебе безразлично?

– Нет, – тихо сказала Майя. – Просто я всегда знала, понимала с детства, что однажды ты сделаешь что-то великое. И сделал. Вот и все…

После этих слов на меня словно пахнуло ароматом матиолы, в невероятном количестве насаженной в то прекрасное лето свихнувшимся садовником. Я посмотрел на ее руки и вспомнил, как они нежно ласкали моего сына. Я взглянул ей в глаза. Они излучали тот же чистый и родной синий свет. Они были широко раскрыты и казались чуть-чуть пьяными. Она улыбалась, и в этот миг я не сомневался, что на ее губах играет та самая «прощальная улыбка», призванная блеснуть на мой «печальный закат». Мы улыбаясь смотрели друг на друга. Единственное, что нас разделяло – это большой овальный стол, над которым ярко сиял светильник. Так мне казалось и уже грезилось, как у нас прекрасно тут все устроится…

– Как у тебя хорошо! – вырвалось у меня.

– Ничего особенного, – пожала плечами Майя. – Голые стены и все. Офисную мебель должны привезти и смонтировать только на будущей неделе, а пока тут делать нечего.

– Почему офисную? – опешил я.

Господи, я же ей только что вдохновенно толковал о том, как здесь все необыкновенно можно было бы декорировать! Намекал весьма прозрачно…

– А какую же еще? – удивилась она. – Ведь мы решили, что здесь у нас будет что-то вроде центрального офиса, – объяснила она. – Хозяйственные и организационные вопросы, касающиеся нашего Пансиона, удобнее будет решать здесь, а не в Деревне.

– Вот оно как, – уныло протянул я.

Все мои сокровенные мечты насчет гнездышка в восточном вкусе рухнули в один момент.

– Конечно, – энергично продолжала Майя, – В будущем число наших воспитанников, возможно,  значительно увеличится. Здесь, вдали от детей, так сказать на нейтральной почве, мы сможем устраивать родительские собрания, проводить собеседования с новыми желающими. У дяди Володи, как у директора Пансиона, офис, конечно, будет в самой Деревне, а у меня, как у администратора, здесь.

– Ну да, ты ж теперь администратор… Неужели для тебя это так важно?

Я и вовсе пал духом.

– Очень важно. Я рада, что теперь у меня есть свое настоящее дело.

– Но ведь ты, кажется, еще не старая дева, чтобы возиться с чужими детьми.

– Глядя на нынешних детей, я думаю, что, если бы у меня были свои, я бы их тоже определила в наш Пансион… А вообще-то, – улыбнулась Майя, – мне кажется, я уже давно старая дева.

Мне хотелось вскочить и, опустившись перед ней на колени, обнять ее ноги и признаться в любви. Я бы смог убедить ее, что в свои двадцать лет она отнюдь не старая дева и ей вовсе ни к чему эта забава с Пансионом. Что если бы у нас с ней были дети, мы бы чудесно жили своей семьей. Это гораздо лучше. Это и есть настоящее счастье. И мой Александр жил бы с нами. А Наташа, Бог с ней, пусть бы пожила «по-человечески». Устроила бы свою жизнь так, как ей хотелось, пожила для себя. Все так просто, ясно, и никому не во вред, к общему благу. Я искренне в это верил… Ах, если бы только сейчас снова вернулся тот летний день, и мы с Майей лежали бы рядом на горячем песочке под солнышком, касаясь друг друга локтями! Я с легкостью выложил бы ей все, что у меня на сердце. Но как объяснить ей все, если даже за окном стоял такой промозглый зимний туман?.. Может быть, уже вообще не нужно было ничего объяснять. Майя и так знала главное. То, что я сообщил ей в той глупой записке. Она для себя уже все определила, когда вернула мне мою записку. Это было сделано с определенной целью. Но я, бестолковый, так тогда и не понял, что именно это должно было означать.

– Тебе кто-нибудь когда-нибудь объяснялся в любви? – осторожно спросил я.

– Что-что? – удивилась Майя.

Я повторил свой вопрос.

– Ты хочешь знать, был ли у меня кто-нибудь? – уточнила она, опустив глаза. – Действительно ли я старая дева?