Когда человек не дышит

– Не-а, бабушка попросила их лихих людей да лютого зверя от этого места поотводить, вахту несут, наверное, где-нибудь там, у дороги.

– А бабушка где?

– А она сказала, что не по годам ей тут в полевых условиях жить, домой ушла, ты сил наберёшься, тоже пойдём.

– Далеко? Сколько километров?

Лиза задумалась:

– Не знаю… Мы, когда сюда шли, с обеда до заката времени ушло, а с тобой… дня три идти будем, хотя, может быть, кикиморы помогут, – и, помолчав, добавила, – а может, и не помогут, не слушаются они меня, вредничают, в задир лезут.

– А бабушка – она что, ведьма? – неосознанно переходя на шепот, задал Серёга давно мучавший его вопрос.

– Ну, если ведает – то ведьма, а если знает – то знахарка. Трав да кореньев она знает много всяческих и умеет ими пользоваться, вот и всё. – Снова озорно улыбаясь, сказала Лизонька.

Встать он не смог, но при некоторых усилиях и помощи Лизы смог сесть. Выпил две порции тёплого овсяного киселя с необычным травным привкусом и, пообещав не пытаться вставать без помощи, получил одежду. Штаны были как штаны, если можно так сказать с чужого…. ну, плеча. А вот рубаха была не просто новая, она была праздничная. По воротнику, рукавам и подолу, обгоняя друг друга, мчались красные кони. Сергей любовался тонкой работой, тихонько водя пальцем по красной гриве, по витейке пыли из-под копыт, когда почувствовал взгляд. Украдкой глянув в сторону, встретился он с глазами, внимательно, с любопытством наблюдающими за ним. Лиза тут же в смущении опустила глаза.

– А расскажи про кикимор.

– А что про них рассказывать?

– Ты же говорила, что всё про них знаешь.

– Ну… Бояться их не надо, как некоторые боятся, на самом деле вреда человеку они причинить не могут, пугают только. Им запрещено прикасаться к людям, вот они и пугают. А от испуга уже человек бежит сломя голову и расшибается о дерево иль камень какой. Говорить всякие речи можно им, кто прельстится речами этими, пойдёт за ними – заблудится, иль в болоте утонет – это они веселятся так.

– А почему запрещено?

– Что запрещено?

– Прикасаться им к людям.

– Не знаю. – Лиза задумалась. – История есть одна старая, вот, слушай. Давно князь на земле жил: красавец, сильный, смелый, ловкий. И настало время князю жениться – отправился он невесту себе искать. Встретил он девушку – глаз не отвести. И полюбили они друг друга с первого взгляда, а любовь у них была такая, как только в сказках бывает. Ну, а девушка, ты понял, кикиморой была, в те времена они и днём и ночью могли настоящими быть, это сейчас они от солнца прячутся. Сделал князь ей предложение, и пошла она к ихнему главному кикиморному богу разрешения спрашивать. Долго противился главный этот, не было ещё такого, чтобы кикиморы за людей замуж выходили, а потом и говорит: «Возможно счастье между вами при условии, что верны друг другу будете до конца дней своих». Поклялись они перед богом этим кикиморьим в любви и верности, и увёз он жену-красавицу домой. Жили-поживали, да отправился князь тот в поход воинский, и, как водится, развлечения с барышнями в походе том случились. Изменил князь жене своей, и в ту же секунду превратилась его молодая жена, прямо среди бела дня, от взглядов людских, иль от лучей солнечных в трухлявый пень. Так до ночи и стояла, слезами горючими обливаясь, а потом собрала вещи свои и ушла… Нашёл её князь, рассчитывая прощение вымолить. Бросились они в слезах навстречу друг другу, обнялись. Но в то же мгновение девушка стала каменной, и руки её стали каменными. Долго мучился князь в каменных объятьях, на помощь звал. Так и умер, а как повисло безжизненное тело в каменных руках, то и девушка рассыпалась на мелкие камушки… Вот за развлечения мужины и развлекаются сейчас кикиморы над всем человечеством. Так что ты смотри, Ирка – она девка влюбчивая и неравнодушна она к тебе, а это до добра не доведёт, – явно желая его зацепить, закончила Лиза.

– Заняться им нечем. Сидят тут, всякую чушь собирают…

Оба вздрогнули и повернулись на голос, там стоял и трясся от возмущения, непонятно откуда и когда выросший, огромный мухомор.

– А вот сейчас возьму да обниму твоего Серёженьку.

– Попробуй только, – сжав губы, проговорила Лиза.

– О-о-о… да у них тут шуры-муры, любовь типа. Да знала бы ты, девица, как он по моим коленкам слюни пускал, там, на болоте. А ты сейчас, пока он больной, в лихорадке, соблазняешь его, глазками перед ним хлопаешь.

– А вот и нет!

– А вот и да, я-то всё знаю.

– Нет-нет-нет!

– Да-а-а.

– Никого я не соблазняю! – уже в слезах крикнула Лиза, на что мухомор спокойно, скрипучим бабкиным голосом ответил:

– Ну и дурра, – и исчез.

Глава 4

Со стороны речки доносилось истеричное кряканье, там у Лизы стояли верши, – это такие запруды, ловушки для рыбы, и она каждое утро приносила оттуда двух-трех щук, небольших, но жирненьких, зубастых и злых, как собаки. А сейчас там, то ли от счастья, что её детки встали на крыло, то ли от негодования, что собрать их вместе и заставить слушаться стало практически нереально, надрывая свою утиную глотку, не останавливаясь ни на минутку, кричала кряковая утка. Весь лес, кроме ельника, стал как будто прозрачнее, зато земля покрывалась небывалой красоты сотканным из миллионов тоненьких разноцветных пластинок ковром. При дуновении ветерка эти листики-пластинки переворачивались, издавая каждая свой неповторимый звук, и картина красок тут же, в одну секунду, как по взмаху волшебной палочки, менялась. А иногда лист, смачно чмокнув, прилипал к гладкой берёзовой коре или камню, оставшись там до снега или до тех пор, пока не иссушит его ветер, и он, медленно почернев, используя свой последний шанс, сломя голову бросится к своим братьям, заняв место в феерическом хороводе.

– Предупреждала бабушка, что нельзя с ними ссориться…

Сергей вопросительно глянул на Лизу; слезинки у Лизиных глаз высохли и, хотя она продолжала сидеть в той же позе, к щёкам её вернулся былой румянец, а сама она вновь обрела возможность говорить:

– Как мы без них отсюда выбираться будем?

– Ну, потихонечку, – протянул Серёгин, соображая, как скоро сможет он передвигаться самостоятельно.

– Понятно, что потихоньку, просто у нас скарба вон…. Четыре мешка. А скоро, может, даже завтра, дожди начнутся…

Сергей сидел, разгребая босой пяткой золу костра, и шевелил пальцами. Услышав про дожди, он замер, осмотрел небо, насколько это было возможно, и как бы с недоверием спросил:

– Дожди? Какие дожди? Не надо нам никаких дождей. А значит, их и не будет.

– Ну, может, не завтра, а дня через два, но точно будут, я знаю, меня бабушка учила. – Попавшись на Серёгину удочку, затараторила Лиза, но тут же замолчала.

Цвета спелой малины стали её щёки. «Да…, – подумал Серёгин, любуясь её медно-рыжей косой, которая непокорно выкатилась из-под платка и теперь струилась по плечу, – интересно, прямо соблазняла… да…». Серёгин встал и почти уверенно, самой твёрдой походкой, какую только мог исполнить, подошёл к Лизе:

– Смотри, делай так, – Серёгин вытянул впереди себя руки ладонями вниз, Лиза повиновалась, – а ладошки-то у тебя чистые?

Лиза отдёрнула руки, глянула на них и машинально обтёрла их о подол.

– Ну, давай сюда, – Серёгин, глядя прямо в глаза, аккуратненько приподнял Лизины руки, – смотри внимательно, – он поводил своими ладонями над Лизиными руками, делая важный вид, и приказал крепко сжать кулаки, потом он взял пепел из костра и чуть-чуть посыпал на каждый кулачок девушки, снова сделал несколько магических пассов, даже чуть потёр кулачки пальцем, как бы втирая пепел ей в кожу, сдул остатки пепла, а потом снова, глядя изумлённой Лизе в глаза, медленно перевернул её кулачки.

– Ну, разжимай, – кивнул Серёгин, чуть касаясь ладонями её тёплых рук.

Сергей наслаждался этими прикосновениями, а удивление в глазах девушки сменилось страхом… Пепел оказался в её ладонях. Она отдёрнула руки, потрогала пепел на вспотевших ладонях, потёрла его между пальцев, понюхала, и быстро обтряхнула ладошки. Затем внимательно, словно видела их впервые, принялась изучать их, переводя испуганный вопрошающий, недоверчивый взгляд то на Сергея, то на золу кострища, то вновь на свои ладошки. А ликование Сергея постепенно менялось сомнениями, не перегнул ли он палку, да не хватало ещё, чтобы Лиза его за колдуна какого-нибудь приняла, или бабка, не дай бог, какое-нибудь тестирование по этому поводу не устроила…

– Лиза, это всего лишь фокус, вот смотри, – но она тут же отдёрнула и спрятала руки под фартук.

– Фокус? А откуда ты знаешь, что дождя не будет?

– Да ничего я не знаю, просто не хочу, чтобы он был, вот и всё.

Было ясно, что Лиза не поверила ему, во всяком случае, не до конца, но говорить что-либо ещё, доказывая свою правоту, Сергей не решался. Девушка первая нарушила затянувшуюся паузу:

– Фокус… Вон в Тихоновке какой фокус приключился – полсотни домов, или больше даже, хозяйство крепкое во всех дворах было. Речка, как водится, за огородами была, небольшая, но чистая и глубокая. Водица там вкусная такая была, что колодцев никто и не рыл, незачем было. Вот и подошёл к той деревеньке человек, никто его до того момента не видел, и в одеждах был странных, говорят, ну прям как ты, только возрасту был почтенного более. – Лизин взгляд снова стал каким-то испуганно изучающим. – Вот зашёл этот старец в деревню и попросил воды напиться. А тётка Марья, вообще-то она тётка не плохая, стояла тогда у калитки, ему и говорит: «Вот до речки дойдёшь, по этой вон дороге, там и напьешься воды». Соседки, кто слышал это, как онемели враз, не ожидали они от неё такого ответа, а путник тот чуть помедлил, значит, подождал и говорит: «Я-то дойду до речки, а вот ты, посмотрим, как дойдёшь завтра…», – повернулся и зашагал по дороге. А как отошёл, принялись товарки её совестить, ну Марью-то эту, дескать, нельзя так, что-то знает человек этот, заболеешь, обезножишь… А та, ни в бога, ни в чёрта не веря, плюнула на их советы и пошла по своим делам. Утром проснулась жива-здорова, тьфу, болтают люди всякую чушь, вышла в огород, а речки нет. Ушла речка, за пять вёрст от деревни ушла.

Серёгин знал эту легенду, так, или почти также, рассказывали её ему в деревне Чалбышево. Работали они тогда по исчезнувшим деревням Енисейского района, говорили, что исчезла деревня Тихоновка после того, как речка русло сменила. Меняют речки русла потихонечку, по метру в год, не более, подмывают берег и двигаются вперёд. А вот чтобы так сразу, на пять километров, да за одну ночь, это, конечно, оказалось для всех неожиданностью, или скорее необъяснимым явлением, чудом.