Тесей мощно бросил в вепря копье с древком из твердого ясеня и с наконечником из меди тяжелой. Ладно метнул, и оно достигло бы желаемой цели, попав точно в жирный кабаний загривок, только согнувшаяся то ли под порывом ветра, то ли под ругой Артемиды толстая дубовая ветвь, став на пути дрота, его задержала.
Тут на разгоряченном коне появился могучий герой Мелеагр с копьями в каждой руке и дважды без промедленья он мощно ими ударил. Из двух им брошенных копий первое медью глубоко зарылось в земле, второе же в вепря хребте острием застревает. Медлить не время; продолжает свирепствовать раненый, но мощный по-прежнему зверь и всем телом огромным вертится, из пасти клыкастой разливается шипящая пена. Тогда раны виновник подхватывает с земли брошенную кем-то сверкающую острием пику и под лопатки вепрю ее вонзает, и тот, с хриплым визгом предсмертным, наконец, издыхает.
Криками дружными тут выражают окружившие мертвого вепря охотники радость. Тесей тоже поспешил пожать Мелеагра победившую руку, хоть и прятал от всех он глаза и бормотал себе под нос тихо такие слова:
– Как обидно Мойра со мной поступила, что не дала мне погубить кабана. Впрочем, никто не может всегда и везде быть первым, даже Геракл. Главное, что мой возлюбленный друг Пирифой, который мне самой славы дороже, цел и здоров.
156. Ссора с Ахелоем [138]
Той порой Тесей с милым другом Пирифом, не добыв славы в Калидонской охоте, шли в Эрехтеев предел, в Тритониды твердыню. Тут преградил им путь и медлить заставил набухший из-за дождей сын Океана и Тефии речной бог Ахелой серебристопучинный и быстрый. Тесею, как самому знаменитому герою сказал он:
– Взойди под кров мой. О Кекропид! Себя не вручай увлекающим в омуты волнам. Крепкие бревна нести привыкли они иль, бушуя, с грохотом камни крутить; я видел: прибрежные хлевы бурный уносит поток, и нет уже проку коровам в том, что могучи они, ни коням, – что бегают быстро. Ярый поток, наводнившись из-за таянья снега, немало в водовороте своем утопил молодого неопытного народу. Лучше тебе отдохнуть до поры, когда возвратится в русло река и опять неспешно заструит неглубокие воды.
Посмотрев на мощного сына Океана и Тефии, Тесей представил каково было бороться с ним необорной силе Геракла, когда они сражались за Деяниру. Кроме того, могучий речной бог мог прибегать к ухищреньям различным и превращаться в разных страшных зверей.
– Не хотел бы я без особой необходимости сражаться с таким противником.
И, согласившись с богом речным, благоразумный Эгеид так ему молвил:
– Ахелой, с удовольствием я воспользуюсь гостеприимным домом и увещаньем твоим.
Тесей смело в атрий вошел, что выстроен был из шершавого туфа с пористой пемзой; земля покрывалась влажная мохом. Выложен был потолок пурпуровых раковин строем.
Солнечный Титан между тем две трети уж света отмерил, привычно проехав на огненной колеснице по высокому небу. Вот для пира возлегли и Тесей, и соратники рядом на ложах; сын Иксиона возлег с ним на одной стороне, по другой стороне – остальные. По приказу бога речного среброногие нимфы быстро столы приготовили, другие дочери Океана седого с обнаженными стопами яства разные принесли. Когда угощенья убрали, стали пить разлитое в сосуды вино. И герой знаменитый, взором окинув простор перед ними лежащего моря, спросил у Ахелоя и перстом указал:
– Что там за место? Как зовется вон тот остров, скажи: как будто на его месте их несколько видно?
Бог же речной с готовностью тут же ответил:
– Что видим там мы, то действительно не едино, целых пять островов там лежит: различить их мешает большое пространство. Знайте же: так Артемида не одна поступала в обиде! Были наядами прежде те острова: закололи однажды десять тельцов – и богов деревенских к тем жертвам призвали, но позабыли меня, поведя хороводы по чину. Оскорбленный, воды я вздул и несусь, я сроду не был таким полноводным. Ужасен равно и волной, и душевным порывом, мчался, леса от лесов, брега от брегов отделяя. Вместе с землею и нимф, наконец-то меня вспомянувших, я довлек вплоть до самого моря. Тут море и я совокупно землю сплошную, разъяв, на столько частей разделили, сколько сейчас посредине воды Эхинад созерцаешь. Там вдали подымается остров, мне драгоценный. Его называет моряк Перимелой. Деву эту избрав, у нее я похитил девичью невинность. А отцу ее Гипподаму нестерпимо то было, и в море дочь он столкнул со скалы, в утробе носившую чадо. Плывшую я подхватил и сказал: "О держатель трезубца, царство зыбей получивший в удел ближайшее к небу, где нам окончанье, куда мы сбегаем, священные реки, – встань и молящему мне, Посейдон, снисходительно внемли! Ту, с которой несусь, погубил я; когда б справедливее был и добрей Гипподам, когда бы не столь был безбожен, должен он был бы ее пожалеть и простить. О, помоги! Ей, молю, от отцовского гнева бежавшей, дай, о владыка, приют, – иль сама пусть другим станет приютом! – Буду ее и тогда обнимать". Кивнул головою царь всех морей и потряс ему подчиненные воды. Затрепетала она – но плыла. Меж тем у плывущей трогал я нежную грудь, – она под рукою, упруго волнуясь, дрожала. Но, обнимая ее, вдруг чувствую: отвердевает тело, и девушки грудь земляным покрывается слоем. Я говорю, – а земля облекает плывущие члены. Тело Перимелы, свой вид изменив, разрастается в остров тяжелый.
Бог речной замолчал. Удивленья достойное дело тронуло всех. Но один Иксионид, дерзко порой презиравший богов, необузданный мыслью над доверием их вызывающе так посмеялся:
– Выдумки пустые – весь твой рассказ, Ахелой, ты не в меру могучей силу считаешь богов, – будто вид они нам, смертным причастным, и дают, и отъемлют! Я этому не верю.
И дерзости Пирифа все поразились, и словам его не поверили вызывающе смелым. Ахелой же, считая позором, если бог за нечестивую дерзость человека простит, так Пирифою надменно промолвил:
– Не забывайся сын нечестивого Иксиона! Пред собою ты зришь могучего бога, полноправного хозяина всех здешних вод. Ты называешь выдумкой мой рассказ, значит лгуном меня обзываешь иль болтуном, и это даром тебе не пройдет.
Тут вскочил Тесей и быстро стал рядом с другом своим Пирифоем. Непоколебимо стояли оба героя, словно два крепких дуба на горном склоне. Часто дождь их сечет проливной, и ветер их кроны треплет жестокий, незыблемо, однако, стоят на корнях они крепких, глубоко вросших в землю. Так же и оба верных друга, на свои силы надеясь, не убегая, были с любым противником к битве готовы.
Эгеид твердым голосом, в котором звучала не мягкая медь, а железо, Ахелою сказал:
– Я во всем доверяю Пирифу и готов нерушимую дружбу с ним защитить в смертельном бою с любыми врагами!
После неудачного сватовства к Деянире и поражения в схватке с Гераклом, в которой Амфитрионид ему рог обломал, Ахелой стал осмотрительным при встрече с такими героями, как Геракл и Тесей, даже в словах. Бог речной, некогда грозный, от бесчестья спасаясь, почел за лучшее молча уйти в глубь пучины.
157. Тесей захватывает Антиопу
По сообщениям автора «Истории Аттики» Филохора, Тесей плавал к берегам Понта Эвксинского вместе с Гераклом, помогая ему в войне против амазонок, и в награду за храбрость получил Антиопу, которую некоторые называли так же Меланиппой.
Диодор Сицилийский говорит, что, получив от Эврисфея приказ добыть пояс амазонки Ипполиты, Геракл с горсткой спутников и Тесеем отправился в поход против амазонок. Одолев в смертельных схватках самых знаменитых из амазонок и обратив в бегство прочих воинственных дев, Геракл тем самым окончательно разгромил это войнолюбивое женское племя. Из числа пленных амазонок Антиопу он подарил отличившемуся в сраженье Тесею, а Ипполиту отпустил на свободу, отняв у нее подаренный Аресом пояс, дарующий военную удачу.
Согласно Плутарху, большинство историков – в том числе Ферекид, Гелланик и Геродор – утверждают, что Тесей плавал и после Геракла с царем лапифов Пирифоем и другими друзьями на своем корабле в те земли, где с незапамятных времен обитали амазонки.
Говорят, что амазонки, подобно женщинам с острова Лемнос, когда их посетили аргонавты во главе с русокудрым героем Ясоном, были очень обрадованы приездом такого большого количества молодых и красивых воинов и ни в чем им не противились.
После пира в честь Тесея, устроенного амазонками, он ответно пригласил их красавицу царицу с волосами, завязанными в узел и свисавшими сзади длинным серебристым хвостом, к себе на корабль такими почтительными словами:
– Царица! Как мне отблагодарить тебя за такой радушный прием?! Я непохож на многих других мужчин, неумеющих быть благодарными. Не был и прежде таким я в моем городе славном, носящем имя великой богини Афины. Но не только поэтому ты не бойся меня и верь мне, но и потому, что ты очень понравилась мне. Чтоб у нас с тобой не случилось в дальнейшем, запомни, что я сейчас говорю вполне искренно, от чистого сердца… Ты обещала нам дать на дорогу разных припасов, и за это тоже я заранее тебе благодарен. После того, как все погружено будет я приглашаю тебя на борт моего корабля покататься. Ведь ты, наверное, плавала только на весельной лодке и никогда не ходила на корабле быстроходном под парусом? Это дивные ощущения, они достойны восхищения, и, клянусь Посейдоном, ты не забудешь их никогда.
Антиопа принадлежала к народу Белых Скифов из-за серебряных волос, которыми она очень гордилась. Она была любознательной и ей очень захотелось проплыть хоть немного на таком большом корабле, ведь амазонки знали единственное средство передвижения – лошадь. Царица с удовольствием приняла приглашение красавца Тесея, который к тому же очень понравился ей, как мужчина, и по ее приказу амазонки принесли на готовый к отплытию корабль много разных припасов.
Лишь только погрузка вина и продуктов была закончена, и на борт корабля поднялась уже сама Антиопа, хитроумный Тесей объявил своей гостье, что сначала он ей покажет, как корабль отходит от берега. На глазах у царицы, Тесей спокойно меч обнажает из ножен и небрежно разрубает канат кормового причала. На высоком носу корабля совсем рядом с Антиопой стал он с лучезарной улыбкой и попросил друга своего Пирифоя на веслах неспешно отчалить. Корабль под веслами поплыл на глубокую воду под радостные крики амазонок, многие из которых вплавь сопровождали свою счастливо улыбавшуюся царицу. Однако, как только корабль оказался в русле реки, пригодном для судоходства, на заранее поставленной мачте мгновенно раскрылись паруса. Гребцы не оставили весла, и корабль как белая птица быстро понесся прочь, оставляя вдали обманутых амазонок.
Ученик Феокрита Бион из Смирны поет, что Антиопа единственная из амазонок была захвачена и увезена Тесеем обманом.
Когда Антиопа поняла, что Тесей ее похитил и навсегда увозит в Афины, она вынула спрятанный где-то на теле небольшой, но очень острый кинжал и сказала ему, что, если ее не отпустят, то она лучше убьет себя, чем будет жить в неволе. Красноречивый, как Гермес, Эгеид сумел доказать Антиопе, что любит ее больше жизни и убьет себя тоже, если она умрет, и царица амазонок поверила ему потому, что влюбилась, и эту веру ей в душу сама Афродита вдохнула.
158. Солоэнт
Согласно Плутарху, некий Менекрат, издавший историю вифинского города Никеи, пишет, что Тесей, завладев Антиопой, не сразу покинул страну амазонок.
Тесей боялся, что Антиопе будет одиноко в Афинах и решил дать ей время не только привыкнуть к нему, но и обзавестись друзьями из числа сопровождавших его в этом плавании товарищей. Среди его спутников было трое примечательных молодых людей из Афин, родные братья Эвней, Фоант и Солоэнт. Смерть самого младшего из братьев – Солоэнта стала причиной непредвиденной задержки Тесея более, чем на шесть месяцев.
Известно, что Эвнеем и Фоантом звали двух братьев, рожденных царицей Лемноса Гипсипилой от голубоглазого предводителя аргонавтов Ясона. Вероятно, двух из трех братьев афинян назвали в честь сыновей вождя аргонавтов. Юный Солоэнт был на Аполлона очень похож: тонкие черта лица, на щеках, покрытых пушком, румянец, золотистых кудрей пушистые волны, и гибкая стройность и… одним словом он был весь – нежнейшая юность.
Юноша страстно влюбился в Антиопу и, скрывая свое чувство от всех, и, особенно, от Тесея, доверился одному из своих братьев Фоанту. Тот, не зная, как ему помочь, в тайне от брата, решился поговорить с Тесеем, который, несмотря на молодость, считался мудрым человеком. Однако в отсутствие Тесея, который был на охоте с Пирифом, сам того не желая, проговорился Антиопе. Амазонка, как любящая другого женщина, решительно отвергла искания юного влюбленного, но, как царица, отнеслась к делу разумно и терпимо, и сама не стала жаловаться Тесею, и Фоанту сказала ничего не говорить, чтоб не вносить разлад среди товарищей. Она в присутствие Фоанта сочувственно поговорила с Солоэнтом, попыталась объяснить ему, что он хороший, но она любит Тесея и будет всегда любить только его одного.
Антиопа смогла на некоторое время успокоить Солоэнта, но ненадолго. Поняв, что никогда Антиопа не ответит ему взаимностью, он однажды, видя, как Тесей на палубе корабля нежно обнимал амазонку, в порыве отчаяния с криком бросился с корабля в реку Фермодонт и не вынырнул. Многие видели, как рядом с тем местом, где он исчез под водой, через некоторое время показалось множество воздушных пузырей. Все поняли, что юноша нырнул на большую глубину и там выдохнул из груди весь воздух. Видевший это Тесей, понял, что Солоэнт покончил с собой. Он хотел допросить его братьев, но от удрученной горем Антиопы узнал причину самоубийства юноши.
И Тесей, и Антиопа были потрясены до глубины души. Царице амазонок было до слез жаль несчастного юношу, ушедшему из жизни так и не узнав ее. Тесей же был чрезвычайно огорчен тем, что увидел в этой смерти плохое предзнаменование для него с Антиопой. Это горестное происшествие живо напомнило ему об одном давнем пифийском оракуле, который он счел соответствующим произошедшим печальным событиям. Пифия в Дельфах однажды изрекла ему волю Зевса, переданную Аполлоном устами своей девственной прорицательницы:
– Если в чужедальних краях тебя надолго охватит неизбывная скорбь и уныние, ты должен отложить все дела и построить на том месте город в честь лучезарного Аполлона и оставить в нем правителями кого-нибудь из своих людей.
Поэтому Тесей отложил на шесть месяцев возвращение на родину и, основав город, назвал его Пифополем, в честь Аполлона, а соседнюю с Фермодонтом реку назвал Солоэнтом, в память о безвременно ушедшим из милой жизни юноше. Правителями и законодателями нового города он поставил братьев умершего Эвнея и Фоанта и вместе с ними некоего Герма, афинянина из сословия благородных. По имени этого эвпатрида его жилище в одном из красивейших мест на высоком холме в городе Пифополе было сначала названо «Домом Герма». Однако, впоследствии пифополитанцы ошибочно или специально прибавили к укоренившемуся названию лишний слог и стали говорить «Дом Гермеса», таким образом, славу, принадлежащую герою, перенеся на самого миролюбивого олимпийского бога.
159. Война с амазонками под стенами Афин
Сестра Антиопы Орифия, которую некоторые ошибочно принимали за Ипполиту, чей Пояс, дарующий военную удачу, завоевал Геракл, решила во, чтобы то ни стало, отомстить Тесею. Она заключила союз с многочисленными скифскими племенами и выступила во главе большого объединенного войска скифов и амазонок.
Юстин в «Эпитоме», опираясь на исторические труды Помпея Трога, называет Антиопу Ипполитой и говорит, что, как только Орифия узнала о войне против своих сестер и о том, что похититель Ипполиты – глава афинян, она стала призывать своих воинственных спутниц к справедливому мщению. Она так же обратилась за помощью к скифскому царю Сагиллу, напомнив, что амазонки происходят от скифов. Сагилл, стремившийся прославить свой народ, послал на помощь царице амазонок своего сына Панасагора с большим конным войском.
Дойдя почти без сопротивления до Афин, Орифия стала лагерем у самого Ареопага и совершила жертвоприношения в честь кровавого бога Ареса. Некоторые говорят, что, в связи с этим событием холм и получил свое название, хотя общеизвестно, что Ареопагом холм стал назваться после суда олимпийских богов над Аресом за убийство Галиррофия, пытавшегося изнасиловать его дочь от Агравлы Алкиппу.
Диодор Сицилийский говорит, пока Геракл был занят другими деяниями, уцелевшие амазонки, собрав свои силы у реки Фермодонта, попытались воздать эллинам за зло, которое причинил им поход Геракла. Наиболее же сильную ненависть питали они к афинянам по той причине, что Тесей увел в неволю предводительницу амазонок, которую звали Антиопой, а по мнению некоторых писателей – Ипполитой. Вступив в союз со скифами, амазонки собрали внушительные силы, с которыми предводительницы амазонок переправились через Боспор Киммерийский и прошли по Фракии. Пройдя значительную часть Европы, амазонки вторглись в Аттику и разбили стан в том месте, которое в память о них называется ныне Амазонием.
Согласно «Тесею» Плутарха, амазонки разбили лагерь в самих Афинах, но сначала овладели всей страной и подступили безбоязненно к городским стенам. Они, как сообщает Гелланик, пришли в Аттику, перебравшись через Боспор Киммерийский по льду, а о том, что они стояли лагерем почти в Акрополе, свидетельствуют названия многих мест и могилы павших. Долгое время обе стороны медлили, не решаясь начать сражение, но, в конце концов, Тесей, следуя какому-то прорицанию, принес жертву сыну и спутнику бога войны Ареса Деймосу (ужас) и ударил на противника. Битва происходила в месяце боэдромионе, в память о ней и справляют афиняне праздник Боэдромии. Историк Клидем, стараясь быть точным во всем, сообщает, что боевое левое крыло амазонок растянулось до нынешнего Амазония, правым же они надвигались на Пникс вдоль Хрисы. С правым крылом афиняне и завязали бой, спустившись с Мусея, и могилы убитых находятся на улице, ведущей к воротам подле святилища героя Халкодонта, которые ныне зовут Пирейскими. В этой схватке афиняне отступили перед воинственными женщинами и были уже у храма Эвменид, когда другой их отряд, подоспевший от Палладия, Ардетта и Ликея, отбросил амазонок до самого их лагеря, нанеся им существенные потери. На четвертом месяце войны противники заключили перемирие благодаря посредничеству Антиопы (Ипполиты). Рассказывают, что раненых амазонок Антиопа тайно переправила в Халкиду, и там они получили необходимый уход, а убитые были похоронены близ места, теперь именуемого Амазонием. Но о том, что война завершилась мирным соглашением, свидетельствует и название соседствующего с храмом Тесея Горкомосия, и жертвы, которые в древности приносили амазонкам накануне Тесей. Гробницу амазонок показывают у себя и мегаряне по дороге от площади к так называемому Русу, там, где стоит Ромбоид. Сообщают также, что иные амазонки скончались близ Херонеи и были преданы земле на берегу ручья, который когда-то именовался Фермодонтом.