Тесей

– Я не ищу нарочно опасностей, но и прятаться от них мне не пристало. Сам ты дед, говоришь, чтоб отважным я был, а теперь просишь меня безопасным путем отправляться, а как быть тому, у кого нет крепкого корабля с полусотней отважных воинов-мореходов?

– Мудрый Хирон мне сказал, что умен ты не по годам, в этом ты пошел в деда, конечно. И все же я должен тебе рассказать, что на сухопутном пути по Истмийской дороге на каждом шагу путника подстерегает большая опасность погибнуть от руки жестокого разбойника, грабителя или нечестивого злодея. Наш век произвел на свет много людей, мощью рук, быстротой ног и силой тела превосходивших обычные человеческие возможности, людей неутомимых. Ты еще плохо знаешь людей, а ведь есть такие, что наслаждаются своим наглостью, дают выход своим силам в дикости и свирепстве, в жестокой расправе над всяким встречным. Совершая великие подвиги, Геракл много странствовал по свету и одних разбойников и злодеев истребил, другие при его приближении в ужасе разбегались и прятались, не смея продолжать совершать преступления. Однако могучий Геракл нечаянно убил своего друга Ифита, и за это преступление недавно был продан в рабство к лидийской царице Омфале. У лидийцев воцарились мир и спокойствие, зато у нас, на Пелопоннесе и в Аттике злодеяния вновь расцвели пышным цветом и нет никого, кто бы их смог подавить или обуздать.

– Дед, ты сам говоришь, что злодеев на Истмийской дороге давно пора обуздать, но, если не я, то кто это сделает, ведь один Геракл везде быть не может! Возможно, я не сумел бы одолеть Немейского льва или Лернейскую гидру, но от разбойников, смерти подвластных, дорогу в Афины очищу!

Звонко воскликнул Тесей, на что Питфей с доброй улыбкой ответил:

– Милый тебе еще только 16 лет недавно исполнилось, в это время сам великий Геракл был пастухом и до 18 лет мирно пас коров на Киферонских лугах и воевал только на поприще Афродиты с подружками пастухов.

– Значит я начну раньше Геракла подвиги совершать и уже в этом его превзойду! Я считаю нестерпимым позором, в то время как Геракл ходил на злодеев повсюду, очищая от них и сушу и море, уклониться от битв, которые встретятся на пути. Почти безопасное путешествие по морю будет, как позорное бегство, оно унизит бога, которого вы называете моим отцом. Кроме того, моему смертному отцу Эгею нельзя просто доставить оставленные им приметные знаки – сандалии и меч родовой, незапятнанный кровью – вместо того, чтобы сразу же обнаружить чекан своего происхождения в славных и высоких поступках.

Согласно Плутарху, Тесея уже давно тайно волновала слава Геракла: юноша питал к нему величайшее уважение и всегда был готов слушать тех, кто говорил о герое, в особенности очевидцев, свидетелей доблестных деяний его и речений. Он испытывал, несомненно, те же самые чувства, какие много позже испытал Фемистокл, признававшийся, что его лишает сна трофей Мильтиада. Так и Тесею, восхищавшемуся доблестью Геракла, и ночью снились его подвиги, и днем не давали покоя ревность и соперничество, направляя мысль к одному – как бы свершить то же, что Геракл.

68. Питфей рассказывает внуку о разбойниках на выбранной им дороге

Мудрый Питфей понял, что творится в душе у внука и с неизбежным, давно предначертанным Мойрой, мудро решил примириться:

– Хорошо милый, делай, как знаешь, ведь все равно будет так, как Мойре угодно. Но ты хоть внимательно выслушай, что тебя сейчас ожидает на этой дороге. Я тебе уже говорил, что в последнее время развелось не мало сильных и нечестивых людей, которые свою силу преступно используют, и окружающие от них страдают. Особенно плохо везде приходится чужестранцам, торговцам и просто путникам, которых во многих городах и за людей не считают. Разбойники их грабят, а случается и убивают…

Лучистые глаза Питфея над мощным орлиным носом стали гневно сверкать, когда он рассказывал о злодеях. Морща высокий, выпуклый лоб, он принялся рассказывать Тесею те немногие сведенья, которые были известны ему о каждом из разбойников и злодеев в отдельности, о том, каковы они и что творят с чужестранцами. Так дед продолжал убеждать внука ехать морем.

– Слышал я, например, о могучем Керкионе, который, встречая путников на дороге между Элевсином и Мегарой, заставляет их бороться с собой и во время борьбы всех убивает. Говорят, что он сын Посейдона и Аргиопы и потому такой сильный.

– Ты говорил, что и я сын Посейдона…

– Вот в том-то и дело. Даже, если ты его победишь и убьешь, грозные Эринии будут тебя преследовать за убийство родича. Подумай об этом, раз умным себя считаешь. Кроме Керкиона там разбойничают Синис – нечестивый Сосносгибатель, который привязывает человека к одной или двум нагнутым сосновым вершинам и отпускает. Человек оказывается повешенным на сосне или разорванным на части. Слышал я о Скироне, бывшем известным в молодости полководцем, а потом ставшим надменным и жестоким разбойником. Разбойничает на Истмийской дороге Перифет – грозный дубинщик, и коварный Прокруст, заманивающий к себе путников и потом растягивающий их тела на каком-то особенном ложе… Не знаю точно, всех подробностей об этих злодеях, но знаю, что каждый из них умертвил уже не один десяток путников так, что…

– Как же им все сходит с рук? Почему граждане не объединятся и не убьют их или не отдадут под суд за преднамеренные убийства?

– Греция разобщена на множество мелких государств, в каждом из них собственные законы, но они касаются лишь своих свободных граждан, чужестранцы же вне закона, как рабы и их убийство обычно не является преступлением. Поэтому суды не занимаются убийствами чужестранцев. А сами граждане, во-первых, боятся вмешиваться в дела, которые их не касаются, а во-вторых, по закону большинства государств он могут только мстить за убийство своих родичей. Лишь великие герои подобные Гераклу очищают мир не только от ужасных чудовищ, но и от злодеев, разбойничающих на больших дорогах. Когда Геракл только приближался, разбойники и злодеи в ужасе разбегались, прятались и, влача жалкое существование, вскоре всеми забывались. Однако Геракл большую часть жизни был не свободным и должен был, как раб, выполнять трудные приказы микенского царя Эврисфея, которые выдумывает ревнивая Гера, чтобы только пасынка погубить. Освободившись от службы Эврисфею, Геракл попал в рабство к лидийской царице Омфале, у которой и сейчас пребывает. В последнее время разбои, грабежи и прочие злодеяния расцвели особенно пышным цветом: нет никого, кто бы их мог подавить или хотя бы обуздать…

Так обстоятельно ответил внуку мудрый Питфей, но его речь имела противоположный его желанью эффект.

– Ну, теперь уж я точно пойду в Афины только по Истмийской дороге, и сам буду, подобно Гераклу, встречи искать с разбойниками и злодеями… Я расправлюсь со всеми злодеями на коринфской дороге и сделаю ее безопасной!

Воскликнул Тесей, так крепко сжав тонкие губы, что их стало не видно.

– Если б, не знал я, что аполлонова дева смертному отцу твоему Эгею в храме дельфийском сказала, то назвал бы тебя глупым, ведь только тогда, как случится беда, дураки ее видят, но избежать ее, как умные, не стремятся. Мне казалось, что ты еще недостаточно возмужал. Ты, как эфеб в Афинах еще не имел бы права даже участвовать в народном собрании, для этого тебе надо было бы 2 года прослужить в пограничной страже… Но, видно, Судьба за нас все решила.

Мудрый Питфей неспешно окинул внука испытующим взглядом умных глаз и, шмыгнув носом горбатым, довольный осмотром сказал:

– Что ж, юноша милый, ты сам выбрал свой путь и не только в Афины, ты героическую выбрал свою стезю на всю жизнь…Свято чти бессмертных, особенно отца своего божественного Колебателя земли Посейдона. Не забывай смертному родителю моему другу Эгею почтение воздавать и старого деда Питфея с Эфрой, своей матерью милой, хоть изредка навещать. Отважен будь и справедлив, законы всегда неукоснительно соблюдай, а, если что в них не нравится, не забывай: законы можно менять, если люди их принимали. Так поступая, ты стяжаешь всеобщий почет и ярчайшую славу, которая не померкнет в веках.

69. Прощание Тесея с Эфрой

От деда Тесей пошел прощаться к матери, которая, узнав, что он решил идти в Афины по очень опасной дороге, стала горько рыдать и так причитать:

– О, не хочется больше мне жить после того, как я узнала, что мой единственный сын решил добровольно идти по той ужасной дороге, где, говорят, каждый день несчастные путники погибают. Душит меня нестерпимое горе и наворачиваются неутешные слезы, как будто меня скоро похоронят живую. Теперь я, словно служанка безродная или потерявшая все на свете рабыня, останусь бездетная в опустелых покоях, в страшной тревоге изнывая по единственному сыну, в котором имела всегда светлую радость и для рожденья которого распустила единственный раз некогда свой девственный пояс…

Так в тоске горестно она голосила, и с нею вместе служанки и даже рабыни плакали скорбно вокруг. Увидев Тесея, Эфра устремив на него полный нежности взгляд своих больших серых глаз, ладошками вытерла мокрые щеки и голосом, как у мужчины, неожиданно низким, сказала:

– Тесей, мальчик мой дорогой! Моею грудью ты вскормлен, сынок. Не изведав счастия в браке, родила я тебя в изнурительных муках, и теперь, милый, я тебя умоляю не идти в Афины сухопутной дорогой. Не отвергни, сынок опрометчиво, ты материнской мольбы, сделай то, о чем умоляю – плыви к отцу на корабле быстроходном с командой спутников верных!

Тесей же Эфру за плечи нежно обнял, поцеловал ее в обе все еще влажные от слез щеки и ласковой речью попытался мать свою так утешать:

– Не увеличивай своими слезами и мольбами, мать дорогая, скорбного горя! Все это будет напрасно! Слезами человек беде никогда не поможет и не избегнет несчастий, только страданья свои плачем он увеличивает. Всемогущие дщери Ананке непреложные Мойры людям определяют при рождении несчастье и счастье, а боги судят всесильные нам, человекам несчастным, жить на земле в огорчениях чаще, чем в радостях кратких. С каждым счастьем по два несчастья смертным шлют бессмертные небожители и ткет недремлющая Мойра Лахесис на материнском веретене судьбоносную пряжу. Поэтому, милая матерь, в сердце горюя своем, дерзай все сносить терпеливо! И потом горевать обо мне еще рано, я намерен еще не один десяток лет совершенно здоровым прожить.

Тесей широко своими тонкими улыбнулся губами и, глядя в глаза материнские, уверенно продолжил:

– Геракл с ужасными чудовищами сражался, а мне предстоят схватки с обычными разбойниками и злодеями, каких, как говорит мудрый мой дед, сейчас расплодилось много повсюду. Мне нет и 17 лет, но ты сама знаешь прекрасно, что ни в борьбе, ни в кулачном бою в Трезене нету мне равных потому, что в поединках и схватках я больше полагаюсь не на могучесть и телесную силу, а на быстроту и, конечно, на ум, который и есть самая главная сила и мощь человека!

– Лишь об одном я ныне думаю и мечтаю, чтобы живой ты явился к Эгею, все же иное мне кажется таким пустым и не важным. Если не хочешь отправиться в Афины на надежном корабле влажным путем, а хочешь идти по опасной Истмийской дороге, то возьми хоть охрану надежную, ведь ты царский внук и сын мой единственный.

Мать замолчала и к сыну припала, вглядываясь с любовью в его синие, как безоблачное небо глаза.

– Если бы меня в пути ожидали большие разбойничьи банды, то я бы, поверь, от охраны не только не отказался, но и сам бы ее попросил. Всезнающий дед рассказал, кто может мне повстречаться на Истмийской дороге, там одни разбойники – одиночки. Если я поеду с вооруженным отрядом, то злодеи все по своим норам попрячутся, и я не очищу от них эту дорогу, и они продолжат разбойничать там. Я хочу, чтобы мой смертный родитель Эгей встретил меня не как бедного родственника, а как уже известного героя, сделавшего для людей дорогу Истмийскую вполне безопасной.

Мать нахмурилась, словно вспомнила что-то важное и стала рассказывать о одном из братьев отца:

– Не помню говорила ли вчера я тебе, что есть у твоего родителя три брата: Лик, Нис и Паллант. Эгей перед расставанием мне заявил, что все они относятся к нему с презрением и распускают не правдивые слухи о его незаконном для царствования происхождении. Брата Лика, я недавно слышала от купцов, он смог изгнать, а пятьдесят сыновей Палланта остаются и сейчас для Эгея огромной угрозой. Мечтает Паллант с многочисленными сыновьями свергнуть его. Люди в Афинах не знают о тебе – единственном сыне Эгея, и ты эту тайну храни ото всех, пока не встретишься с ним и только потом откройся ему без свидетелей.

– Это я твёрдо тебе обещаю. Даже ему самому я словами ничего не скажу, пусть он меч свой сначала по гербу на рукоятке узнает и потом уже сам все решит, что и как дальше делать.

– Ты весь в деда своего Питфея – такой же мудрый, хоть лет тебе в трое меньше. Как, родной, я тебя люблю!

Мать, сына на прощанье обняв, головой на плечо его пала и с прикрытыми глазами, как малая девочка шептала и шептала, как его любит.

Тесей тихонько мать отстранил, взял ее лицо осторожно руками обеими и, глядя прямо в глаза ей, нежно сказал:

– Все будет хорошо, милая мама. Чувствую, что мы не скоро увидимся, но обещаю, что ты еще не раз после расставаний увидишь меня живым и здоровым и потому сейчас не печалься напрасно. Поживи для себя, ведь ты еще так молода и прекрасна! Представь сколько будет радости, когда мы с тобой встретимся после долгой разлуки и на сердце сразу же станет легче намного!

С напускной веселостью воскликнул юноша и, схватив давно приготовленные в дорогу вещи, выбежал быстро из дома и решительным, быстрым шагом пошел по дороге с твердым намерением никого не справедливо не обижать, но и не давать пощады тем, кто обижает слабых и творит беззакония.

Так Тесей своим выбором опасной дороги в Афины, подобно великому Гераклу, сделал свой первый важный жизненный выбор – он выбрал тяжкий и рискованный путь героя.

Согласно дифирамбу Вакхилида, отрок в первом юношеском цвету Тесей, носивший лаконскую шапку на рыжих волосах, уже знакомый с утехами Ареса, держит путь в сияющие блеском Афины.

Первые подвиги

70. Дубинщик Перифет

Итак, Тесей вместо того, чтобы плыть по короткой и безопасной влажной дороге из Трезены по Сароникскому заливу отправился длинной и опасной дорогой по побережью залива через Эпидавр в Коринф и потом по Коринфскому (Истмийскому) перешейку, соединяющему полуостров Пелопоннес с материковой частью Греции через Мегары и Элевсин в Афины.

Юный герой, стремящийся всегда быть осторожным, совсем не горел желанием, как можно скорее столкнуться с настоящим злодеем и затеять с ним смертельную схватку, наоборот, он всюду проявлял осмотрительность, особенно, по ночам. Для ночлегов он выбирал такие места, чтобы они не привлекали внимания, а перед тем как заснуть всегда тушил костер, чтобы на огонь не явилась шайка разбойников и не застала его беспомощно спящим. Подходя к Эпидавру, священному городу Асклепия, сына Аполлона и Корониды, юноша стал всех встречных расспрашивать об опасностях, подстерегающих путников, особенно, одиноких.

Прежде всего, в Эпидаврской земле, юного Тесея почти наверняка ожидала встреча с могучим и жестоким разбойником Перифетом, оружием коему служила медная палица. Он узнал, что эпидаврский Перифет из-за своей медной дубины имел несколько прозвищ. Его звали Корунет (Коринет), что значит «человек-дубина», а также «Палиценосный» или просто «Дубинщик».

Перифета, наверное, за его большой рост и силу одни называли сыном Колебателя земли Посейдона, а другие – сыном бога огня и кузнечного дела Гефеста и Антиклеи, с которой он сблизился после мучительного для него развода с прекрасной Кипридой.