Космический маразм

Я вздрогнул. Возле меня стоял мужчина, по виду выходец из Средней Азии, который держал в руках бумагу с неразборчивыми записями, тыкал в неё пальцем и улыбался, обращаясь ко мне.

– Простите, – сказал я, отмахиваясь. – Я по-узбекски не понимаю.

«Как вообще отличить маразм от обычной реальности?» – думал я. Вывески магазинов казались необычными, но вполне могли означать как развитой маразм, так и оригинальный маркетинговый ход. Ресторан «Тайна старого козла» – очень даже звучит. Детский магазин «Шмакодявка». Почему бы и нет? Что значила вывеска «Суспендированные углистые вещества», я не понял, но меня она тоже не удивила – может быть, секта или ночной клуб.

Я решил прислушаться к разговорам.

– Я когда-то был битником, – говорил пожилой мужчина, идущий параллельным со мной курсом. – У меня были шапка-манка и двугорбый пиджак, и танцевали мы вот так: «Ту-ту-ру-ту-ту».

Он изображал что-то руками, слегка повиливая задом, а идущая рядом женщина в блестящем красном скафандре звонко хихикала. Вполне нормальная пара, ведущая светскую беседу, ничего удивительного. Приличные люди. Мне стало даже неудобно, что я иду рядом с ними в грязной футболке и с кирпичом в руке.

Машины ехали по улице совершенно обыкновенные, земные – старенький горбатый «Запорожец» с мигалкой, розовая «Волга», роскошный «Быд-Флайер» и армейский БТР с бочкой пива на прицепе.

– Неужели маразм действительно закончился? – прошептал я вслух. Я представил себе на мгновение, что всё произошедшее – лишь плод моего воображения, и не было никаких Лаков, Галактического Конгресса, Вам Кого… – Да нет. Не может быть…

По чему можно было примерно определить степень маразматичности, если нет под рукой специального прибора? Ну да – рельеф местности, архитектура… Надо понять, всё ли здесь так, как обычно на Новом Арбате. Кремля здесь нет, Останкинской башни тоже, и это правильно. И стоят в ряд три здания в форме раскрытых книг, как во времена Советского Союза. Я даже вспомнил старую открытку, где эти здания были сняты ночью, и их окна горели в форме букв слова «СССР».

Я остановился как вкопанный, осознав разницу. В слове "СССР" букв было четыре, а зданий сейчас – всего три. А это означало, что маразм всё ещё продолжается. В подтверждение моей догадки в воздухе начало неясно прорисовываться четвёртое здание-книжка.

– О Господи… – пробормотал я. – Неужели всё опять начинать сначала?

Сзади послышался громкий звук фонящего динамика. Я обернулся.

Над Новым Арбатом вздымался огромный телевизионный экран, на котором был изображён серьёзного вида диктор в строгом костюме. Он прокашлялся, и звук, усиленный невидимыми громкоговорителями, раскатился по улице.

– Уважаемые телезрители, – произнёс диктор, сурово сдвинув брови. – В связи с семнадцатилетием независимости суверенного государства Республика Минона перед вами выступит чрезвычайный и полномочный посол республики в Российской Федерации товарищ Бяка.

Изображение сменилось. Теперь перед камерой сидел скелет в чёрных перчатках. Он смотрел в лежащий перед ним на столе лист белой бумаги и неторопливо читал неприятным свистящим голосом:

– Я рад приветствовать всех, кто в этот торжественный момент меня видит и слышит. То, что вы можете меня слышать, само по себе удивительно, поскольку у меня нет ни голосовых связок, ни губ, ни языка. Следовательно, вам только кажется, что вы меня слышите, – Йок Естер оторвался на мгновение от листочка и пощёлкал зубами. – Логично также предположить, что вы меня не видите, поскольку такое существо, как я, и вовсе не может быть реальным. Но это заставляет усомниться и в реальности всего остального, в том числе вас, мои зрители и слушатели, ибо какие же вы слушатели и зрители, если вы видите и слышите то, чего не существует? Я предлагаю разрешить эту проблему простым забавным способом. Нужно окончательно разрушить иллюзию нашего с вами существования. И поэтому, дорогие друзья, позвольте мне на весь мир и во весь мой несуществующий голос произнести нижеследующее… ЕСТРЕМЕНТЕРАКОРИНДО!

Как только йокес вымолвил это слово, меня подбросило в воздух и шарахнуло сильным разрядом электрического тока в спину. Меня скрючило, затем передёрнуло, и сквозь брызнувшие из глаз слёзы я видел, как мир вокруг рассыпается в мелкие обломки. Они вертелись, разлетались в разные стороны и исчезали. Как только последний кусочек мира растворился в пустоте, мне показалось, что я и сам исчез, поскольку мне больше нечего было видеть и чувствовать. Мой мозг сковало страхом от невозможности осознать всё это, я попробовал дышать чаще, но не мог понять, дышу ли вообще, и это ещё сильнее парализовало мне рассудок. Однако спустя пару мгновений сознание вернулось, и я ощутил, что плавно опускаюсь вниз во влажном прохладном воздухе, всё ещё сжимая в руке Семнадцатую Плиту, а вскоре почувствовал под ногами нетвёрдую, зыбкую опору. Это оказалась лодка, которая покачивалась на мутноватой воде в густом непроницаемом тумане. Я сел на деревянную скамью, положил кирпич на дно лодки, взялся за вёсла и принялся грести.

Где я был? Зачем грёб? Что вообще окружало меня? Я не знал, и в тот момент мне было всё равно. Я чувствовал себя необычно, словно во сне, и сама река казалась призрачной, нематериальной. Кроме того, я вдруг ощутил, что и сам изменился, только не мог понять, как.

Перегнувшись через борт, я взглянул в колышущуюся воду и увидел своё отражение. На меня смотрел усталый бородатый старик с моими глазами и чертами лица. Секунду я размышлял об этом, но ни к какому выводу не пришёл и продолжил работать вёслами.

– Ладно, – произнёс я. – Какая разница?

Под мерное поскрипывание уключин хотелось спать. Но если бы я заснул, они перестали бы мерно поскрипывать. Поэтому я просто грёб и грёб вперёд, к неизвестной мне цели.

Часть 3

Глава 1. Взлёт

В начале второй весны года, ранним невыносимо жарким утром, когда на пастбищах только-только занялись сморчки, а в закромах Родины радостно заскрежетали цикады, ни разу не орденоносный тракторист Семён Дудиков очнулся ото сна в заблёванном вонючем туалете. Он приподнялся на четвереньки, неуклюже вырвал себе с головы клок косматых волос, чтобы побыстрее прийти в чувство, но в результате завалился на бок и подумал про себя труднопроизносимое в его состоянии длинное матерное выражение.

– Сеня, ты? – послышался из-за двери голос жены.

– Ну а хто, мля… – пробормотал Семён, медленно приводя своё тело в вертикальное положение путём выталкивания его вверх вдоль закрытой двери. И, уже громко, добавил: – А ты кого ждала?

– Да тебя ждала, – отозвалась жена, Ксюха. – Уж дня два. Опять напился, что ли?

– Хорошая ты у меня, – буркнул Семён, щёлкнув шпингалетом и вывалившись из туалета на пол прихожей.

– Ты, если бы не пил, тоже был бы хороший, – пролепетала Ксюха, возвышавшаяся над ним в потёртом ситцевом халатике, покрытом изображениями лазерных трамваев, горных кротов и красных дыр.

– Дак а что бы я делал тогда? – вопросил Семён, в очередной раз поднимаясь на ноги.

– Работал бы, – шмыгнула носом Ксения, придержав его за плечо.

– Я и работаю, – ответил Дудиков. – А толку-то?

– Зарабатывал бы больше, – уже менее уверенно продолжила Ксюха. – И детям было бы что кушать.

– Чего? – от удивления Семён пошатнулся и чуть снова не упал. – Я же этим оглоедам в четверг целый мешок камушков приволок.

– Да не могут они их есть! – в сердцах воскликнула Ксения. – У Глашки от них запор, а у Порфирия два зуба всего молочных, не угрызть. Ты бы их хоть подробил, что ли.

– Чем я их подроблю? – буркнул Семён. – Я тракторист, а не шахтёр какой-нибудь.

– Ну, купил бы хлебушка.

– На что? Платят рублями, а в магазинах нонче только эти э.е. проклятые берут…

Впрочем, Семён уже успокоился и направился к двери.

– Ты куда? – вопросила Ксения. – Опять пить?

– Да нет, – честно ответил Семён. – Сегодня не буду. Не могу больше. Надо трактор проверить, а то мало ли что с ним после вчерашнего.

Пока он неуверенно двигался к двери, однако, у него уже возникла мыслишка, что немного похмелиться не помешало бы, и трактор как раз подходит для того, чтобы добраться до нужного магазина.

– Ну, смотри, – Ксения недоверчиво вздохнула и отвернулась.

Дудиков вышел из дома на улицу, поискал по привычке, что бы пнуть ногой, но не нашёл и просто тихо выругался. На улице шёл оранжевый снег.

– Опять химкомбинат развлекается, мать его… – пробормотал Семён и, подняв воротник куртки, двинулся в сторону трактора.

Трактор был его единственной настоящей любовью в этой жизни. Он холил его, лелеял и с наслаждением заботился о каждой детальке. Всё в тракторе сверкало и переливалось. Пару недель назад Дудиков даже поставил ему новый хвост из поликарбоната, который теперь вздымался позади реактивных сопел горделиво и слегка надменно.

Семён щёлкнул пальцами, и водительская дверь поднялась вверх, словно крыло птицы, приглашая его внутрь. Семён осмотрелся, не подглядывает ли кто, и забрался в кабину. Щёлкнув парой тумблеров, он запустил диагностику всех систем. На лобовом стекле отобразились быстро бегущие разноцветные надписи, констатирующие, что всё в порядке, и трактор готов к взлёту.

Семён захлопнул дверь, пристегнулся, выжал сцепление и принялся остервенело крутить ручку механического стартёра справа под рулём. Двигатель присвистнул и зарычал. Семён включил верхнюю передачу и осторожненько отпустил сцепление. Трактор пополз вверх, покачиваясь над землёй, словно величественный корабль на волнах.

– Молодец, синий, – Дудиков одобрительно похлопал по рулю и стал потихоньку поворачивать направо, в ту сторону, где внизу вилась тёмно-бурая речка.

Всё было прекрасно. Винты вращались, из сопел летел густой чёрный дым вперемежку с керамзитом, а сам трактор неторопливо двигался вперёд над преисполненным торжественного покоя ландшафтом.