Космический маразм

– Какую же чушь вы готовы нести ради рифмы! – воскликнула Тамара. – Лучше бы свет включили, раз вы такой всемогущий.

Рубель нехотя взмахнул рукой, и наступил день – впрочем, мрачный, тусклый. Небо было заполнено тучами, готовыми вот-вот пролиться дождём.

– Я вот чего не понимаю, – заговорила Тамара. – Судя по вашим словам, вы можете создать чуть ли не что угодно. Почему бы просто не приносить добро тем людям, которые здесь живут? Вылечили бы больных, накормили бы голодных.

– Что до меня, то я бы и не прочь, – ответил Рубель. – У Моргена же цель совсем другая. И вряд ли он захочет всем помочь, своей нуждой при том пренебрегая. Но если то вразрез с ней не идёт, мы даже и добро творить готовы. Пример хотите? Полетим вперёд, туда, где пролетают три коровы. Вот дом стоит невзрачный, без затей. Жила семья в нём бедно и убого. Мужик пахал, жена блюла детей и торговала плюшками немного. Но Морген здесь устроил кавардак. Пахать что смысла? Земли уплывают, и плюшки не рождаются никак – то растекаются, то пригорают. Детей кормить на что? В семье беда. Судьба и хаос вместе правят круто. Но я принёс решение суда и деток забираю для приюта. Я словно света луч прорезал тьму и милость детям оказал бесплатно…

– Постойте, – перебила Тамара. – Я чего-то не пойму. Откуда суд? Зачем? Мне непонятно.

– Я сам себе и суд, и адвокат, – ответил Рубель. – Я так решил – раз мать с отцом не скоро добудут хлеб, так пусть сдадут ребят в приют, где дети будут под надзором.

– И что же там, в приюте? Что с ними стало? – спросил Тамара мрачно.

– Не знаю, – ответил Рубель, подлетая к огромной скале, возвышающейся над густым туманом. – Не люблю я те места. Я не суюсь в приюты городские. Наркотики, разврат и нищета. Там правит хаос, не моя стихия.

Они опустились на скалу, и Тамара, отступив от демона на пару метров, грустно поинтересовалась:

– А что родители? Неужели спокойно отдали детей?

– Они хотели помешать. Но как? – Рубель гордо прошёлся по краю скалы, усмехаясь. – Вокруг безумие, они рабы, не боле. Лишь я один способен сделать так, чтоб хаос отступил пред силой воли. Они должны быть благодарны мне, ведь к ним свобода от забот вернулась. Так нет бы жить спокойно, в тишине – муж спился, а жена совсем рехнулась.

Тамара хотела что-то возразить, но отвернулась и некоторое время глядела в туман.

– Я знаю, это сон, – сказала она, наконец, повернув голову в сторону Рубеля. – Поэтому нет смысла возражать. С другой стороны, сны часто раскрывают нам то, о чём мы боимся думать наяву. Так что вы хотели мне поведать о тайнах мироздания?

Рубель улыбнулся торжественно и расправил крылья.

– Ну, собственно, сказал я всё, что мог. Я правлю миром – вот и все секреты. К тому же я неглуп, красив, высок, да и в любви соперников мне нету. А посему, Тамара, я тебе хочу советовать не тратить время даром, а, покорившись благостной судьбе, заняться делом, в мире самым старым…

После этих слов Рубель неожиданно изобразил на лице выражение полного самоудовлетворения, при этом обнажив белоснежные зубы и кокетливо шевеля носом.

– Что за ерунда? – воскликнула Тамара. – Так вы затащили меня на эту уродливую скалу только для этого?

– О, уберите праведный ваш гнев, – сказал Рубель, на ходу начиная стаскивать с себя плавки. – Мы проведём отлично время с вами. Я ем как волк, в постели чистый лев, и властвую не только над зверями.

Когда демон приблизился к Тамаре на расстояние метра, она вдруг крутнулась на месте, выбросила вперёд ногу и ударила его в живот. Рубель отлетел назад, заскользил спиной по камню и полетел вниз со скалы, в густой туман.

– Да и на брудершафт мы не пили, – добавила Тамара, подходя ближе к краю и пытаясь разглядеть во мгле тело. Однако через мгновение, тяжело махая крыльями, из бездны поднялся сам Рубель, сверкая своим синим обнажённым срамом.

– Я испепелить вас мог бы так легко, – сказал Рубель, – что вы бы не успели даже охнуть. А впрочем, наплевать мне глубоко. Желаю вам скорее тут подохнуть.

Он развернулся в воздухе и медленно полетел прочь.

– Кретин! – прокричала Тамара. – Я хорошие стихи люблю!

Однако Рубель уже исчез в тумане, оставив Тамару одну. В первую секунду она обрадовалась, что наконец-то избавилась от мерзкого демона. Потом начала волноваться о том, как она спустится со скалы. Затем её осенила мысль, что она и вовсе не представляет, где находится и как добраться домой.

– Ничего, – пробормотала Тамара. – И не из таких мест выбирались. Да и вообще, это просто сон.

Она нашла относительно пологий спуск, по которому смогла, цепляясь за траву, потихоньку двигаться вниз, при этом пытаясь вспомнить, из каких это мест ей приходилось раньше выбираться. Самое трудное, что вспомнилось – путь домой из ресторана после празднования выпускного, когда она по причине количества выпитого заблудилась в переулках. Кроме того, Тамара начала сомневаться, что находится во сне, поскольку трава резала пальцы, а коленям было больно от острых выступов скалы.

Наконец она достигла относительно твёрдой поверхности, которая оказалась разбитой просёлочной дорогой, ведущей в туман.

– Нет, ну что за отвратительный тип! – пробормотала Тамара, после чего принялась решать, куда идти – налево или направо. Теоретически, можно было вспомнить весь предыдущий путь демона и таким образом определить направление к Москве, но это было нелегко. Да и картина постоянно меняющейся местности, которую они наблюдали во время полёта, подсказывала Тамаре, что никакого толка из этого не выйдет.

Она пошла направо и совсем скоро стала сомневаться в принятом решении. Туман становился всё гуще, грязь – всё жиже и глубже, а дорога превратилась в безбрежное море коричневой жижи, посреди которой кое-где торчали трухлявые деревья и жидкие кусты.

На один из кустов сверху спланировала тяжёлая чёрная птица с огромным клювом, уселась на прутик потолще и принялась разглядывать Тамару, склонив голову. Затем она раскрыла клюв и произнесла:

– Невре… Нервем… Тьфу!

– Простите, – Тамара, несколько опешив, попыталась обратиться к птице, – вы умеете говорить?

– В разумных пределах, – хрипло ответила птица. – Ваши лингвистические фантазии мне не по силам.

– Не подскажете ли, в таком случае, дорогу к Москве? – спросила Тамара, не вполне поняв, что её собеседница имела в виду.

– А что такое Москва? – ответила птица вопросом на вопрос, и её красный глаз уставился на Тамару, сверля взглядом.

– Это город, – ответила Тамара, соображая, как бы объяснить птице, что такое Москва и чем она отличается от других городов. – Очень большой город. Там людей много, Останкинская башня, Кремль…

– А! – птица, кажется, поняла. – Этот рассадник разврата! А что вам там нужно?

– Я там живу, – пояснила Тамара, улыбнувшись.

Птица качнулась на прутике, нахохлилась и вдруг закричала, широко раскрыв клюв:

– Лови её! Здесь вррраг!

Она метнулась прямо в лицо Тамаре, выставив вперёд когти. Тамара еле успела прикрыться рукой. Она бросилась бежать так быстро, как могла, по грязи, отмахиваясь от стаи налетевших птиц: чёрных, жёлтых, рыжих. Все они норовили клюнуть её, оцарапать лицо, вырвать клок одежды…

Внезапно всё кончилось. Птицы улетели прочь, яростно взмахивая крыльями и каркая на разных языках. А Тамара осталась стоять на берегу широкой реки, противоположный берег которой был почти полностью скрыт туманом. По лицу Тамары текла кровь из многочисленных царапин, глаза блестели от слёз, а в мозгу метались разные мысли, суть которых можно было передать примерно так: «Где я? Как отсюда выбраться? И что вообще происходит?»

Глава 4. Остров погибших обезьян

Никогда заранее не скажешь, куда повернётся жизнь. Вот и в языке человеческом этот факт отражён разными выражениями, представляющими жизненный путь в виде замысловатой геометрической фигуры – к примеру, «куда кривая вывезет». При этом ничего не говорится ни о том, какие могут быть варианты: влево или вправо, а может быть, и вовсе только вверх и вниз – ни о том, что это, собственно, за кривая. То ли жизнь – это эллипс, в обоих фокусах которого притягательные для человека сущности вроде любви и смерти, то ли парабола, которая собирает лучи из далёкого космоса в одну точку, то ли синусоида, которая то возносит человека вверх, то швыряет вниз, при этом сохраняя постоянство амплитуды. Должно быть, у каждого кривая своя. Не зря ведь говорят ещё «Закон – что дышло, куда повернёшь – туда и вышло». Если обратиться даже к простейшему первому закону Ньютона, то тело, которое находится в состоянии покоя, тоже не вечно будет в нём находиться, а лишь до тех пор, пока на него не подействует некая сила, а какая именно и с какой стороны, заранее неизвестно. И даже если не подействует, то невозможно точно предсказать, к каким последствиям это приведёт.

Тело Свази находилось в состоянии относительного покоя. Но при этом сам он в покое отнюдь не находился. Голова его, ударившаяся затылком об асфальт и существенно деформированная, была пронизана болью насквозь, отчего Свази пытался скрежетать зубами, при этом боль только усиливая. Боль продолжалась и ниже, по позвоночнику, и заканчивалась примерно в середине спины, поскольку ниже Свази абсолютно ничего не чувствовал, и осознание этого факта приносило больше страданий, чем сама физическая боль. Кровь растекалась под его телом огромным липким и тёплым пятном, и Свази понимал, что это означает приближение смерти. Он часто и тяжело дышал, глотая капли дождя, промочившего его шкуру насквозь, и думал о том, что не хочет умирать. И о том, что он всё бы отдал, только бы жить дальше.

Внезапно он почувствовал, что боль начала утихать. Сначала чуть-чуть, затем практически полностью. Но Свази не обрадовался этому факту, решив, что именно таким образом к нему приближается смерть. И действительно, со стороны беспомощно раскинутых в стороны ног придвигалась некая расплывчатая серая фигура.

– Здравствуйте, Свази, – сказало существо низким хрипловатым голосом. – Умираете?

– Вы кто? – еле выдавил Свази, почувствовав, как булькает в горле кровь.

– Не тот вопрос вы задаёте, – ответил серый незнакомец, постепенно оформляясь в приземистого немолодого мужчину с невыразительным лицом. – Лучше спросили бы, что вам нужно сделать, чтобы не умереть.

– Что? – произнёс Свази, ощущая, что силы его вот-вот оставят.